Люди в погонах, стр. 17
Открыв бильярдную, Ольга Борисовна включила свет, по-хозяйски осмотрела стол, обитый зеленым сукном, шары и, остановив взгляд на Мельникове, заговорщически улыбнулась:
— Обыграйте нашего чемпиона, а то он от успехов земли под собой не чувствует.
— О-ле-чка!.. — крикнул Соболь, подняв над головой кий. — Против меня?
— Да, против. — Она еще раз взглянула на Мельникова, и в глазах ее блеснули искорки лукавства. — Обыграйте, обыграйте, товарищ подполковник.
Когда Ольга Борисовна вышла, Соболь кивнул ей вслед, спросил полушепотом:
— Как?
— Славная женщина, — так же тихо ответил Мельников, — Она замужем?
— Нет.
— Вот и женись.
— Ну, знаешь ли...
— Почему?
Соболь недоуменно посмотрел на товарища:
— Спрашиваешь «почему»? Во-первых, была замужем, во-вторых, с ребенком.
Мельников улыбнулся:
— Причуды старого холостяка.
— Индивидуальность, — отшутился Соболь и, построив шары треугольником, запел: — «Не говорите мне о ней...». Разбивай пирамиду, коллега.
От первого удара желтые блестящие шары мигом раскатились по всему полю, толкаясь о борта и друг о друга.
— Ну, знаешь ли!.. — воскликнул Соболь, принимая воинственную позу. — Подставил ты, брат, красиво. — Он пригнулся, вытянул шею и ловко двинул кием вперед. Шар с коротким стуком влетел в угловую лузу. Зайдя с противоположной стороны, снова прицелился. Опять ловкий удар — и новый шар закачался в сетке средней лузы. Еще и еще прицеливался он, и каждый раз шары, точно живые, ныряли в узкие норы луз.
Соболь картинно выгибался перед каждым ударом, отставляя назад то правую ногу, то левую. При удаче сиял, показывая крупные белые зубы, затем торжествующе подкидывал кий. Все это выходило у него ловко и эффектно, будто у хорошо натренированного циркового артиста. Он забил подряд шесть шаров. На седьмом промахнулся и зло рубанул рукой:
— Ах ты черт!
Один из потревоженных им шаров остановился в углу в таком положении, что, казалось, дунь посильнее — и он упадет в сетку. Соболь вздохнул от досады:
— Вот проклятый!..
— Не волнуйся, — сказал Мельников спокойно. — Я и такой могу не забить.
Однако, к своему удивлению, забил он сразу два. Но вскоре оба выставил на поле как штрафные. Соболь посмеивался:
— Здорово дальневосточники работают.
Мельников только улыбался. Ему интересно было наблюдать за Соболем, который с каждой новой минутой игры становился все более воинственным.
Первую партию Сергей проиграл, так и не забив больше ни одного шара. Во второй забил три. Соболь хотел начинать третью, Мельников положил кий.
— Хватит, пойдем.
— Еще одну, заключительную, — стал упрашивать Соболь, возвращая товарищу кий. — Время-то совсем детское.
— Ладно, — согласился тот.
Сыграли заключительную.
— Крепко же ты натренировался, — сказал Мельников, не скрывая удивления.
— Стараюсь, — с достоинством ответил Соболь. — Только любителей маловато.
— Почему?
— Не приходят, больше дома сидят. Романчиками развлекаются.
— Послушай, Михаил, — спросил Мельников, — библиотекарша разошлась с мужем?
— Олечка-то? Ага, тронула за душу?
— Да подожди ты, не шуми. Я просто думаю, неужели от такой женщины мог уйти муж?
Соболь затряс головой:
— Нет. Тут совсем иное... Потом расскажу.
Закрыв бильярдную, друзья снова заглянули в библиотеку. Ольга Борисовна уже была одета. Серый каракулевый воротник к такая же серая шапочка еще больше подчеркивали свежесть и миловидность ее лица.
— Задержали вас? — спросил Мельников. — Простите.
— Ничего, с книжниками до утра сидеть можно, — заметил Соболь, отдавая ключ Ольге Борисовне. Она промолчала. Но по всему было видно, что шутка ей не понравилась. Соболь тронул ее за локоть. Она отошла в сторону, взяла со стола сумочку, строго сказала:
— Тушу свет!
— А книжку? — крикнул Соболь.
— Кому? — спросила Ольга Борисовна, держа палец на выключателе.
— Приятелю.
Она посмотрела на Сергея и, как бы извиняясь за свою строгость, улыбнулась.
— Вам? Пожалуйста. — Голос ее снова сделался мягким, приветливым. Лицо порозовело еще больше.
— Я попрошу у вас последние номера военных журналов, — перебарывая неловкость, сказал Мельников. — Если они, конечно, близко лежат.
— А мне бы пару новых песенников, — сказал Соболь и уже хотел направиться к стеллажам. Библиотекарша остановила его:
— Песенники вы вчера получили.
— Так то мало.
— Больше нет ни одного экземпляра.
— Жаль, — опечаленно вздохнул Соболь и, повернувшись к Мельникову, объяснил: — Ты понимаешь, у меня целая рота в самодеятельности участвует.
— Таланты, значит?
— Не в том дело. Просто идея такая. Представляешь: на сцене поет вся рота. Вся до единого человека во главе со старшиной. Мощь, правда?
— Возможно, — согласился Мельников. — А как исполнение?
— Командир полка в восторге, — сказала Ольга Борисовна.
— А вы? — спросил Мельников.
Женщина уклончиво повела бровями:
— Я в пении плохо разбираюсь.
— Олечка! — крикнул Соболь и опять повернулся к Мельникову. — Конечно, это не хор Пятницкого. Но в округе подобного нет.
— Одним словом, Колумб, — в тон ему бросил Мельников.
— Колумб не Колумб, а в приказе все же отмечен.
На улицу вышли втроем. Соболь хотел взять Ольгу Борисовну под руку.
— Нет, нет, — решительно сказала она и, распрощавшись, торопливо пошла по утоптанной дорожке. Он попытался догнать ее, но из темноты опять послышался строгий женский голос: — Оставьте меня.
«Молодец», — подумал Мельников и, не дожидаясь Соболя, зашагал по знакомой дороге.
Дома он долго сидел за столом, обдумывая в тишине, что написать Наташе. Мыслей в голове было много, но текли они как-то нестройно. То и дело возникал вопрос: написать о подмосковном батальоне охраны или умолчать? Решил не писать: зачем расстраивать жену. Пусть думает, что так приказали. Для нее легче.
И, как обычно в минуты раздумий о семье, на душе стало вдруг грустно, беспокойно. Он встал из-за стола, покрутил пуговку висевшего на стене репродуктора. Шла трансляция, вероятно, из Большого театра. Михайлов исполнял арию Сусанина. Отойдя на середину комнаты, Мельников застыл будто завороженный.
4
На следующий день Мельников знакомился с батальоном. Энергичный и живой в движениях, майор Степшин водил его из одного помещения в другое и рассказывал:
— Здесь живет первая рота. А здесь — вторая. Вот ружейные пирамиды. — Обращаясь к дежурному, он приказывал: — Откройте, быстро!
Дежурный щелкал замком, раздвигая фанерные дверцы: оружие стояло ровными рядами. Каждый автомат, карабин, пулемет на своем месте, чистый, смазанный — любо посмотреть.
Офицеры проходили между рядами выровненных, как по линейке, солдатских коек. Матрацы, подушки, одеяла были заправлены аккуратной одинаково, точно одним человеком. В тумбочках тоже было все одинаково: на верхних полках лежали мыльницы, зубные щетки, на средних — тетради, учебники, газеты, внизу — одежные щетки.
В учебных классах подполковника удивила строгая симметрия в расположении карт, схем, плакатов, учебных моделей. Даже столы и табуреты стояли, будто в строю, строгими, прямыми рядами. Мельников присматривался ко всему внимательно, заглядывал за большие, обитые железом печки, надеясь хоть там обнаружить следы паутины или пыли, но всюду ласкали глаз чистота и порядок.
Во второй роте в перерыве между занятиями Степшин познакомил комбата с пулеметчиком ефрейтором Груздевым.
— Это наш огневой чемпион, — сказал он громко, с нескрываемой гордостью. — Три приза в своих руках держит и пачку почетных грамот.
— Молодец, — похвалил Мельников.
Ефрейтор выпрямил свою высокую угловатую фигуру, откинул назад рыжеволосую голову и принял похвалу как должное, ничуть не смутившись. После небольшой паузы даже осмелился спросить: