По ту сторону ночи, стр. 51

Тем временем воды в протоке прибавилось вдвое. Теперь это широко разлившаяся река с медленно плывущими корягами. Глубина небольшая, и поэтому коряги то и дело застревают на камнях; на мгновение они замирают на месте, затем, судорожно цепляясь раскоряченными клешнями за дно, грузно перекатываются дальше.

— Скорее, — командует Миша, — берите лошадей под уздцы — и на тот берег.

— Стой, стой, нужны палки, без палок не перебрести.

— Какие там палки! Скорее пошли! — машет рукой Николай.

Но я не слушаю и, отбежав к груде сухого плавника, выламываю длинную тяжелую жердь; так же поступает и Саша.

— Держись ближе, не отставай, — кричит Миша и входит в воду; за ним, осторожно переступая ногами и высоко подняв голову, спускается Зорька.

Я соскальзываю с глинистого берега, и мои ноги охватывает упругая сила ледяной воды; невольно вздрогнув от холода и покрепче опершись палкой о дно, я переступаю вперед. Шаг, еще шаг… С протоки все кажется иным, чем с берега. Впереди раскинулось устрашающе громадное пространство мутной, вздыбленной мелкими гребешками воды. Дальний берег вдруг отодвинулся куда-то невообразимо далеко и поднялся чуть не к небу. В голове всплывают нелепые мысли: кажется, что преодолеть эту водную преграду невозможно. С удивительной ясностью рисуются картины предстоящей катастрофы…

Однако, медленно, метр за метром, мы все-таки движемся вперед. Вот уже близка середина протоки. Глубина увеличивается. Идти становится все труднее. Вода сгруживается у ног и давящими буграми с шумом поднимается выше колен. Если бы не палка, я, конечно, уже много раз потерял бы равновесие. Впереди припадает на колени Николай. На мгновение вода покрывает его с головой. Однако, цепляясь за уздечку и гриву своей лошади, он поднимается на ноги и, отчаянно ругаясь, продолжает брести.

Перед лошадьми вода подпруживается особенно сильно, она уже доходит им до брюха и заливает вьюки. Ев сила так велика, что наша цепочка невольно отклоняется от нужного направления и все быстрее скатывается по течению.

Вот мы уже на середине протоки. Правый ее берег не кажется отсюда безнадежно далеким, но глубина и скорость воды быстро возрастают.

Прежде чем сделать шаг, я переношу палку вперед и, лишь прочно опершись на нее, переставляю ногу. В этот момент стремительная сила потока всякий раз пытается сорвать меня с камней и унести прочь. Мне приходит на память свинцовая обувь водолазов, и я жалею, что не догадался надеть на спину рюкзак с камнями; он сделал бы меня устойчивее. Так поступают опытные таежники при переходе опасных горных рек.

Шаг. Еще и еще шаг. Ледяная вода давно проникла сквозь одежду и обжигает тело холодом. Иногда подпруженная мной волна поднимается выше пояса и у меня перехватывает дыхание. Я стараюсь не смотреть ни вниз, чтобы не закружилась голова, ни на берег, чтобы не прийти в отчаяние от медленности, с которой мы движемся.

Передо мной шагает тяжело навьюченная лошадь, которую ведет Саша; я не отрываю глаз от ее мерно качающегося крупа. Лошадь гораздо устойчивее меня, и в этой устойчивости есть что-то успокоительное.

Уже перед самым берегом я попадаю ногой на большой, очень скользкий валун и едва не падаю. К счастью, в этот момент у меня под рукой оказалась шея замешкавшейся лошади. Я хватаюсь за гриву и с трудом удерживаю равновесие.

Еще несколько минут —. и мы у берега. Лошади с шумом, плеском, поднимая тучи брызг, спотыкаясь и скользя, рвутся вперед. Вот Миша осторожно вылезает на невысокий глинистый уступ, с которого свисли пласты подмытой дерновины, за ним рывком прыгает лошадь. Слава богу, перебрели!

К полудню на высокой площадке, где нам не грозило наводнение, был разбит новый лагерь. Только мы поставили печку и разожгли вспыхивающие порохом ветки сухого стланика, как по еще мокрому полотну палатки с новой силой застучал дождь. Николай витиевато выругался и стал снимать с себя мокрую одежду.

Переправа

Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый…
А. Твардовский. Василий Теркин

— Фью, — свистнул Саша, — пожалуй, здесь не перебраться!

Наш караван вырвался из цепких зарослей пойменного леса и вышел на берег. В уши ударил шум реки. Вздувшаяся от дождей Яна заполнила широкое русло и поднялась до кочковатого луга. Там, где недавно скрежетала под копытами коней сухая галька, раскинулась бурая пенистая преграда.

Я окинул взглядом долину.

— Ребята, развьючивайте лошадей, пусть отдохнут, а мы поищем брода. Поторапливайтесь, не то застрянем до утра, а то и больше.

Через несколько минут на желтой траве выросла высокая груда вьючных ящиков и брезентовых мешков. Никифор прикрикнул на заскулившего вдруг Рутила и вскочил на свою якутскую лошаденку. Я толкнул качнувшегося подо мной Серого; он неторопливо зашагал вдоль берега.

Короткий осенний день давно перевалил за полдень. Неприветливое поблекшее солнце осветило сквозь разорванные тучи правый берег реки. С крутого склона спускались редкие лиственницы и густая толпа кустов стланика. До них не больше двухсот метров — рукой подать, но попробуй доберись!

— Видите, коса, — обратился ко мне Никифор, — а за ней перекат? Лишь бы попасть на нее, а дальше через перекат хорошо пройдем.

— Да, но и до косы не просто добраться. Вон какая стремнина!

— Ничего, за несколько раз налегке переправимся.

Немного выше, за поворотом реки, виден небольшой галечный островок. — Как лезвие ножа, он разделил русло на две неравные части. Между берегом и островом в узкой протоке с глухим шумом неслась тяжелая, как чугун, масса воды; было ясно, что тут глубоко и лошади не достанут дна.

По другую сторону острова река разливалась не меньше чем на полтораста метров; там белели гривы волн над валунами и слышался сильный гул и плеск воды. И стремнина и перекат были чреваты опасностями.

Я знал, что каюр очень опытен и на его мнение можно положиться. Однако разгулявшаяся стихия требовала осторожности.

— Никифор, попробуем сперва сами перебрести на остров, а потом в случае удачи можно начать и общую переправу.

Каюр взглянул на меня своими узкими глазами.

— Ну что ж, попробуем. Только лучше бы вы побыли здесь, я съезжу один.

— Нет, нужно ехать вдвоем, это вернее.

— Ну, поехали!

Он обогнул небольшую группу заметно оголившихся кустов тальника и, поднявшись чуть выше верхнего края островка, направил лошадь к воде.

— Выньте ноги из стремян.

— Хорошо. Только не торопись, Никифор!

От нас до галечной отмели не меньше сорока метров. Струи быстрого потока то расстилаются перед глазами ровной пеленой, то свиваются громадными жгутами или закручиваются маленькими провалами воронок. Стремительная масса воды вызывает головокружение.

Хлестнув лошадь прутом, Никифор обернулся ко мне!

— Если поплывем, ослабьте повод, лошадь сама выберется.

Серый повел ушами и, наклонив голову, скосил темным глазом, как бы спрашивая: «Идти ли?» Это умный старый конь, прекрасно разбирающийся в сплетениях таежных тропинок и хитрых ловушках горных рек. Я слегка подтянул повод и тихонько толкнул коня каблуком: «Иди, ну иди же, Серко!»

Осторожно ступая, Серый спустился с берега и, подняв голову, вошел в воду. Тут же он погрузился по колени, по грудь и затем поплыл. Вздувшаяся волна ударила его в бок. У моей правой ноги закипели буруны. Быстрина тотчас подхватила нас и, развернув по течению, как щепку, потащила вниз.

Все это произошло почти мгновенно. Чтобы не свалиться, я судорожно сжал колени и опомнился лишь после того, как на берегу промелькнул рыжий, словно хвост лисицы, куст тальника. Черт возьми, нас проносит мимо острова!

Действительно, далеко справа от меня скользила уже нижняя половина галечной отмели. Не больше чем в десяти метрах слева неслась поросшая травой пойма, на которой мирно паслись остальные кони и бежали в нашу сторону Саша и Миша.