По ту сторону ночи, стр. 47

Медленно, не спуская глаз с ближайшего зверя, вытаскиваю из кармана папиросы и зажигаю спичку…

Увы, я плохо рассчитал последствия! Маленький дрожащий огонек ослепил меня, как вспышка взрыва. Спичка выскользнула из внезапно ослабевших пальцев и светлячком упала на тропинку, за ней последовала не- прикуренная папироса. Прошло несколько томительных секунд, пока глаза опять освоились с темнотой.

Волки отступили. Где-то раздалось рычание и жалобный визг. В ту же минуту я скорее почувствовал, чем услышал какое-то движение позади себя на тропинке. Прямо на моем пути блестели волчьи глаза. Вторая стая отрезала меня от палатки!

Совершенно ошеломленный, я на секунду превратился в камень. Теперь волки оставили только один свободный выход — к обрыву. Холодная волна прокатилась по спине. Ужас снова охватил меня.

Не думая и не целясь, я выстрелил, схватил ружье за дуло и с криком бросился прямо на волков. Они отскочили в сторону.

Почти в то же мгновение в полукилометре раздался еще выстрел, а за ним громкий крик. Это был голос Саши.

С воплем «Саша! Саша!» я сломя голову бросился вперед.

Через минуту тропа неожиданно пошла вниз, и я едва удержался на ногах. Впереди и внизу слабо засветилась вода. Неглубокий, но широко разлившийся ручей сбегал с террасы метрах в ста от палатки. Поднимая фонтаны брызг, с шумом скользя на тинистых камнях, я перескочил на ту сторону…

…Только теперь, задыхаясь, оглядываюсь. Ни горящих глаз, ни темных силуэтов не видно. Медленно, держась рукой за грудь, с бешено колотящимся сердцем бреду к палатке. За тонким брезентом горит свеча. Ночью наше маленькое убежище светится, как китайский фонарик…

Отдышавшись и сменив мокрую одежду, рассказываю Саше о волках.

— Удивительно, — говорит он, расставляя на вьючном ящике посуду для ужина, — что они на вас не накинулись.

— Да… Может быть, в это время года волки еще по нападают на людей? Л может быть, они боялись… Ведь я кричал, стрелял, зажигал спичку!

После ужина, уже за полночь, я вышел из палатки и остановился на краю террасы. Внизу глухо шумел лес. В небе высоко поднялась ущербная луна, слабо осветив горы с темными провалами ущелий. Под обрывом на пойме было темно. Оттуда тянуло сыростью и холодом. Когда я уже собрался вернуться в палатку, издали, с террасы, донесся протяжный волчий вой. Я поспешно запахнул входную полость.

— Слышишь?

— Слышу! — тихо ответил Саша. — Надо зарядить ружья!

Костер

Геолог не должен ходить в тайге один. С каждым, даже самым опытным, может что-нибудь случиться в маршруте.

Поскользнулся на мокрых от дождя камнях, сломал ногу и вот беспомощный, затерянный в горах будешь лежать без всякой надежды. На скалах не остается следов, и разыскать пропавшего в молчаливой тайге человека нелегко.

Однажды я сам нарушил это неписаное правило.

Шел предпоследний год войны. Наши армии быстро продвигались на запад; над Москвой гремели залпы победных салютов. Чтобы приблизить день мира, геологи вместе со всей страной работали не покладая рук. Выполнение повышенных планов геологической съемки требовало большого напряжении. Нам никогда не хватало короткого со- верного лета, и для ускорения работ над планшетом приходилось поступаться многими правилами.

Однажды, подгоняемый сроками, я решил отправиться в трехдневный маршрут без своего обычного спутника — Саши: он должен был идти в другом направлении вдвоем с рабочим. Каюр, он же и повар, оставался сторожить лагерь и лошадей.

На следующее утро я уже поднимался но крутому залесенному ущелью. За спиной у меня был рюкзак с запасом провизии, на пледе — ружье.

Вскоре каменистое русло большой реки скрылось за деревьями. Я оказался в узкой боковой долинке. Звонко шумел горный моток, пробивая гное русло и твердых породах. На гладко отшлифованном модой гранитном ложе сверкали золотистые чешуйки слюды. Местами ручей пересекал жилы охристого кварца. Каждую из них я тщательно обстукивал молотком в поисках золотой руды. Везде, где ручей встречался с кварцевой жилой, он, не в силах размыть ее, падал светлым водопадом, выбивая в красном граните глубокую чашу с прозрачной, как хрусталь, водой. На моем пути чередовались то шумные водопады, то тихие заводи.

С двух сторон над потоком густо нависали ветви ивы и ольхи. В расселинах скал цвели желтые камнеломки, сиреневый шалфей и маленькие кустики розовых астр.

Ущелье было очень извилистое. За каждым его поворотом открывались все новые картины, одна лучше другой. Местами оно превращалось в узкую щель, и я мог коснуться руками обеих стен. Вскоре мне пришлось высоко подняться по склону, чтобы обогнуть совершенно непроходимый из-за ступенчатых обрывов участок дна. Наверху росли маленькие искривленные березы. Ноги заплетались в высокой траве, из которой торчали стебли дельфиниума с лапами ярко-синих цветов.

Через несколько километров горизонт раздвинулся. Изменилась растительность. Вместо березы и ольхи на склонах выстроились тонкие лиственницы с нежно-зеленой мягкой хвоей. Подниматься становилось все труднее. Ущелье постепенно перешло в сильно заболоченную седловину. В толстом покрове влажного мха ноги утопали, как в губке. Все чаще попадались крошечные озерца с бурой от перегноя водой. С берегов свешивались кусты голубики с перезрелыми ягодами.

Все геологи не любят болот: по ним трудно ходить; к тому же болотный мох скрывает коренные обнажения горных пород. Не задерживаясь на перевале, я поспешил спуститься в следующую долину. Здесь меня уже отрезала от лагеря и спутников высокая горная цепь. Оказавшись теперь среди угрюмых гор, которые гряда за грядой тянулись к синеющему горизонту, я ощутил острое и чуть тревожное чувство одиночества. За каждым кустом и камнем мне чудилось неожиданное. Впрочем, увлеченный осмотром скал, записями и зарисовками, я постепенно избавился от невольно охватившего меня смутного беспокойства.

Ущелье уходило от перевала крутыми обрывами. Красные граниты сменились темно-зелеными вулканическими породами, которые рассекались жилками кварца с гнездами серебристой молибденовой руды.

Обшаривая скалы и отбивая образец за образцом, я забыл о времени; работа на обнажениях незаметно затянулась до вечера. Опомнившись, я увидел, что солнце спустилось к горам. С перевала свалился ледяной ветер. Пора было думать о ночлеге.

В полукилометре у подножия крутого склона с крупно-глыбовой осыпью стройным букетом расположилась семья лиственниц. Деревья были плотно окружены кустами низкорослого кедра — стланика. Это хорошая защита от ночного ветра. Спустя четверть часа я уже собирал валежник для костра.