По ту сторону ночи, стр. 42
Километр за километром мы идем вдоль «генерального разлома». Постепенно крепнет мысль, что перед нами типичный очаг трещинного извержения. Это по существу такое же жерло, как и в Анюйском вулкане, но там выводящий канал имел форму узкой трубки, а здесь это многокилометровая трещина. Естественно, что извержение имело в связи с этим гораздо более спокойный характер, ведь сила и частота вулканических взрывов в значительной мере зависят от проницаемости выводящего канала. Чем меньше свободное отверстие, тем более напряженным является вулканический пароксизм.
Только теперь я по-настоящему начинаю понимать некоторые особенности строения потока базальтов. В частности, становится ясной причина продольной ориентировки валов коробления. Вытянутые вдоль потока многократные их ряды были для меня до сих пор загадкой. Сейчас эта загадка разрешена — лавы трещинного потока растекались от оси долины к ее склонам. Таким образом, валы коробления располагаются именно так, как нужно, — поперек течения лав!
Я свободно вздыхаю: ничто, таким образом, не рушится; наоборот, все детали картины как нельзя лучше занимают свои места. Извержение Анюйского вулкана явилось лишь последней фазой разыгравшихся в долине Монни грандиозных явлений. Начались они с трещинного извержения, которое образовало громадный лавовый поток, заливший долину на протяжении почти шестидесяти километров. Базальты этой стадии закупорили выводящие трещины еще до того, как вулканическая энергия была исчерпана. В результате газы и лавы прорвали себе новый выход в одном из боковых притоков Монни. Над новым вулканическим каналом, на этот раз цилиндрического сечения, возник Анюйский вулкан, история которого уже нам известна. Лавы вулкана спустились к долине Монни и перекрыли на расстояние в шестнадцать километров базальты трещинных извержений. Так образовался второй слой лавового потока, о котором мы узнали, лишь спустившись с крутого уступа за «треугольником».
Поздним вечером мы добрались до склада в трещине базальтов. Увы, все спрятанное там мясо протухло; зато несравненное удовольствие доставили нам прекрасно сохранившиеся лепешки. Удивительно вкусен самый простой хлеб, если ты был лишен его в течение недели!
Гуси летят на юг. Глава 23
Еще через два дня поздним вечером мы подходим к нашему лагерю у нижнего конца базальтового потока. Последний переход был особенно мучителен. Все наши запасы продуктов окончательно, до последней крошки, исчерпаны. Утренний завтрак состоял сегодня из полупрозрачной похлебки, в которой варилось всего четыре столовые ложки риса; единственной приправой служила соль.
— Как жаль, что так мало, — говорит, медленно проглотив свою скудную порцию, Петя.
— Хоть бы по горсточке риса на брата! — мрачно отвечает Бонапарт. Физические испытания последних дней тяжело на нем отразились: он сильно исхудал, почернел и сделался раздражительным. Впрочем, как только проходила усталость, к нему возвращалось хорошее настроение и он переставал проклинать судьбу за то, что «связался с геологами»! Что касается моих алданцев — они по-прежнему на высоте. Молодость, энтузиазм, сила и оптимизм моих помощников скрашивают самые тяжелые наши испытания.
Проделанный сегодня путь достигает восемнадцати километров. Это очень много, если принять во внимание огромный вес набитых образцами мешков. По пути к вулкану этот же участок потока мы прошли только за два дня.
Но вот показалась знакомая излучина лавового потока. С некоторой тревогой Таюрский еще издали высматривает дерево, на котором было подвешено оставшееся здесь снаряжение и, главное, запас продуктов. Три прошедшие недели — совершенно достаточный срок, чтобы какой-нибудь медведь случайно набрел на наш склад, заинтересовался им и попытался разграбить. Мы так много говорили сегодня о такой возможности (ах, как много там вкусных вещей!), так часто припоминали подходящие к случаю примеры из таежной практики, что к концу дня уже почти уверили себя в неизбежной потере оставленного запаса.
Еще поворот — показались мощные родники, а за ними светлая полоска речки. Там, в густых зарослях тальника, спрятана наша лодка. А вот справа, у границы базальтов, небольшая группа лиственниц. На самой высокой из них, в десяти метрах от земли, огромным осиновым гнездом покачивается брезентовый тюк.
Все в порядке! Сегодня мы можем отпраздновать свое возвращение неслыханным пиршеством. Хлеб, оленина, чай с сахаром и сгущенным молоком, печенье — неужели все это существует не только в воображении, но и на самом деле! Да, существует, об этом определенно говорит тяжесть в желудках, которую мы ощущаем, закончив ужин и пробираясь в палатку.
Следующие двое суток мы вкушаем в этом лагере заслуженный отдых. Какое счастье проснуться утром с мыслью, что сегодня никуда идти не нужно, что лямки рюкзака не будут больше резать плечи и что растертые ноги могут ступать по мягкой траве зеленой лужайки!
Пока Таюрский с Бонапартом конопатят и смолят разошедшиеся в лодке швы, мы с Куклиным приводим в порядок геологическую карту долины Монни и дневник последних дней похода. На траве у палатки разложены все собранные образцы, и мы еще раз любуемся чудесной коллекцией вулканических бомб и необычайно легких пемзовых и шлаковых лав вулкана.
Бьющие из лавового потока родниковые воды, прежде чем собраться в едином русле, текут многочисленными ручейками с чистой, как слеза, водой. Еще в прошлый раз мы заметили в них много крупных хариусов. Темные радужные плавника стремительно бороздят мелкую воду, как только на нее падает тень человека. Я пытаюсь удить в этом естественном садке; мы давно не пробовали рыбы, и мной руководит не только спортивный интерес. К сожалению, мне не хватает осторожности и терпения.
Гораздо удачливее Саша. Вырезав очень длинную удочку, он осторожно подкрадывается к одному из ручейков с теневой стороны и, сидя на корточках, медленно заводит леску с наживой. Часа через два он приносит к палатке шесть великолепных рыбин, из которых Бонапарт готовит самый изысканный ужин.
Наконец мы оттолкнулись от гостеприимного берега. Теперь все шестьсот километров обратного пути лодка будет свободно плыть по течению. Никому не нужно отныне брести по гальке и илу, через кусты и скалы и тянуть за собой бечеву. Прошедшие два месяца нас отнюдь не избаловали. Мы так приучены к борьбе за каждый метр пути, что сейчас и испытываем нечто вроде неловкости.
Течение мягко подхватывает плоскодонку и несет ее вниз без малейших с нашей стороны усилий. Только рулевой время от времени шевелит своим коротким веслом, чтобы лодку не нанесло на корягу или не развернуло боком по течению. Руки, ноги, плечи — все отдыхает.
— Прямо курорт, — говорит Петя, — плавучий дом отдыха после экспедиции!
Мимо проносятся живописные берега Монни. Течение несет лодку со скоростью около семи километров в час. За последнее время мы так привыкли к малым скоростям, что еле успеваем заметить знакомые места. Вот промелькнул последний язык лавового потока. Черные базальты просвечивают сквозь пожелтевшую листву тальника.
Я встаю во весь рост, чтобы кинуть последний взгляд на долину вулкана. К сожалению, уже поздно — за круглым поворотом реки на момент появляется и сейчас Же исчезает каменный хаос глыбовых лав. Эти глыбовые нагромождения отсюда кажутся совсем безобидными; трудно поверить, что всего несколько дней назад их страшные лабиринты доводили нас до отчаяния. «Что пройдет, то будет мило»!
Плыть по течению не только приятно, но и интересно. Мы движемся совсем бесшумно и поэтому, внезапно вынырнув из-за поворота реки, застигаем врасплох то утиный выводок, то большую стаю гусей, мирно ощипывающих осенние ягоды.
— Поразительно, стоило нам отойти от базальтов, как весь мир переменился! — говорит Саша. — Там, наверху, мертвое царство, а здесь опять все ожило!
— Все дело в воде, — отвечаю я, — нет воды, нет и жизни! Раньше я думал, что это типично для юга, а теперь вижу, что и за полярным кругом законы те же!