По нехоженной земле, стр. 54

Наличия птичьих базаров на Северной Земле, кажется, никто не предполагал. Участники Гидрографической экспедиции упоминали только какую-то одну неизвестную чайку. Мы минувшей осенью тоже видели птиц, но они могли быть пролетными. Теперь можно было считать установленным, что на Северной Земле есть птичьи базары и гнездовья. Скалы, где впервые были замечены птицы, мы начали называть Базарными.

Дальше несколько километров пробирались между скалами и ледником, пока берег не повернул круто к югу, а залив, начиная с этого места, сильно расширился.

На противоположном северном берегу громоздились такие же высокие скалы. Хотя день подходил к концу, мы решили осмотреть их. Выбрали подходящую дорогу и без приключений пересекли ледник.

Здесь скалы были сложены теми же горными породами, но, обращенные обрывами к югу и юго-востоку, они еще больше поросли оранжево-красными лишайниками. Кое-где этот нарост сплошь покрывал обрывы скал. Скалы казались яркокрасными и еще более эффектными рядом с каскадами льда, спадавшими с висячих ледниковых долин, расположенных на высоте 100–150 метров. Тысячи трещин, избороздивших ледяные каскады, переливались самыми разнообразными оттенками синего цвета. Взгляд не знал, на чем остановиться — на зелено-красных скалах или на застывших ледяных потоках.

Опять увидели чистиков. Их посвистывание часто доносилось и в нашу палатку, поставленную вблизи скал.

Рабочий день кончился. Он был богат переживаниями и хорош по результатам. 36 километров осталось позади. После часового отдыха накормили собак и приступили к приготовлению ужина. И природа подарила нам еще одно удовольствие.

За водой мы ходили не с ведром, как это делается в нормальных условиях, а с лопатой, с пилой, с ножом или, наконец, с топором. Обычно тут же, около палатки, вырезался большой кирпич твердого снега, вносился внутрь и растапливался в чайнике или в кастрюле. Но когда была возможность получить воду из глетчерного льда, мы никогда не отказывались. «Доадамова вода», как мы называли воду, вытопленную из льда, образовавшегося много тысячелетий назад, нам приходилась больше по вкусу, чем другая. В этот день глыба льда, отколотая топором от ледникового каскада, восхитила нас. Лед был чист и прозрачен, как огромный кристалл хрусталя. Свежие изломы лучились, искрились и переливались невиданным голубым перламутром. Казалось, этот кусок льда пропитался лучами полярных сияний, долгие тысячелетия горевшими над ледником. Под ударом ножа лед легко кололся, и мы любовались новыми полированными поверхностями. Наконец жажда взяла свое. Замечательный лед был опущен в чайник. Скоро мы пили кристально-чистую воду. Лучшего напитка после дневного утомительного перехода нельзя было пожелать.

Весь следующий день стоял густой туман. Взгляд не мог проникнуть дальше чем на 25–30 метров. Не лучше, чем в самую темную ночь. Итти со съемкой не было никакого смысла. День просидели на месте. Я вычертил пройденный путь. Результаты со всей убедительностью показали, что мы вышли, как и предполагали, в фиорд Матусевича и что он значительно больше, чем показывает карта. Ошибка понятна и естественна. Моряки со своих кораблей не могли как следует разглядеть этих мест.

Наша задача полностью определилась. Надо было итти на мыс Берга. Его мы могли определить точно, по знакам, оставленным моряками. Здесь и будет оборудовано наше вспомогательное продовольственное депо. До мыса, если он правильно нанесен на карту, оставалось около 46 километров по прямой. Естественно, что на собаках мы должны были пройти несколько большее расстояние, но все же надеялись через два перехода достичь цели.

Голоса прошлого

10 апреля пустились в дальнейший путь.

Переправа через ледник едва не кончилась несчастьем. Моя упряжка, как обычно, шла впереди. Снег, покрывавший ледник, лежал плотной массой и не вызывал никаких подозрений. Вершины ледяных валов и отдельные бугры были совершенно оголены. Лавируя между ними, мы спокойно продвигались вперед. Тишину нарушало только поскрипывание снега под полозьями да еле уловимый топот собачьих лап, слышимый в сильный мороз. Вдруг снег зашуршал, будто глубоко вздохнуло какое-то огромное животное. Еще мгновение — и рядом с моими санями разверзлась широкая темная пасть трещины. Две крайние в упряжке собаки полетели вниз вместе со снежным мостом и повисли на лямках. Остальные судорожно уперлись лапами, стараясь удержаться на месте. Отдернув сани от зияющей пропасти, я бросился к собакам. Сзади бежал на помощь Журавлев. Он ухватился за сани, а я, лежа на животе, выдернул повисших над пропастью собак. Все это приключение заняло одну-две минуты, а показалось бесконечно длинным. Окажись сани только на шаг левее, и мне, очевидно, уже не пришлось бы описать это происшествие.

Дальше пошли с большей осторожностью. Предпочитали двигаться по оголенным ледяным валам и, по возможности, избегать привлекательного снега, так предательски маскирующего трещины.

Достигнув южной стороны фиорда, мы взяли курс вдоль берега на северо-восток. Граница горного плато, прорезанная ледниками и обозначенная пройденными нами скалами, повернула на юг почти по прямой линии. Справа от нашего пути лежала холмистая равнина, почти полностью залитая ледниками. Вдоль северного берега фиорда тянулись уже привычные нашему глазу скалы, между которыми виднелись висячие ледниковые долины.

Через три часа сошли с глетчерного льда на морской. Рассеянные по нему невысокие айсберги с округлыми, обтаявшими вершинами, делали ландшафт похожим на степь с курганами. По берегу все еще тянулся ледник.

Начали попадаться свежие следы песцов и леммингов. Это предвещало близость земли, свободной от льда. И действительно, на 24-м километре пути мы выбрались на настоящий берег, изрезанный ручьями и речками. Здесь песцовых и лемминговых следов было еще больше.

Недавно выпавший снег лежал мягким, пушистым ковром. Движение наше замедлилось. Собаки, да и сами мы предпочли бы обойтись без этого ковра. Сани передвигались тяжело. Все же нам удалось преодолеть еще 8 километров, и на 32-м километре мы разбили свой лагерь.

Пока Журавлев занимался приготовлением пищи, я вычертил дневной маршрут. До мыса Берга по карге оставалось 13 километров, если итти по прямой линии. Сергей говорил, что придется сделать не меньше 25. И он был прав. Нам надо было найти среди снега и льдов маленький столбик, оставленный моряками на астрономическом пункте 18 лет назад. А если он уже не сохранился в целости, то отыскать его следы, что было еще труднее. Для этого надо кружить вдоль береговой черты, заглядывать на каждый мысок и пройти, конечно, гораздо больше чем 13 километров, тем более, что путь по прямой линии нам преграждали ручьи, русла потоков, груды обнаженных камней и мягкий убродный снег.

11 апреля стало для нас большим днем — днем достижения цели. С утра стоял густой туман. В нем можно было проехать и не заметить большую башню, а не только маленький столбик. Мы уже опасались, что безрезультатно потеряем день, как туман начал быстро редеть, и к полудню разгулялся сияющий солнечный день. Мороз, как и полагалось при ясном небе, усилился. Нас он не беспокоил, тем более, что дорога оказалась очень тяжелой и возможностей погреться предоставлялось вдоволь.

На 20-м километре пути перед нами открылось море Лаптевых. Мы вышли на небольшой мысок, потом повернули к югу и увидели перед собой узкую бухточку. В ней не трудно было опознать бухту Новопашенного. Мыс, видимый километрах в четырех к югу, мог быть только мысом Берга.

До боли мы напрягали глаза, исследуя взглядом высокий берег, в надежде увидеть знак, оставленный моряками. Шаг за шагом выдыхающиеся собаки пробивали путь в рыхлом снегу. Наш маленький караван медленно продвигался к берегу. Уже видны были отдельные камни.

Наконец зоркие глаза Журавлева заметили то, что нам было нужно. В бинокль и я отчетливо увидел прямо на курсе небольшой холмик, а посредине него тонкий низенький столбик. Скоро недалеко от него рассмотрел и второй столбик, еще пониже, но потолще. С каким нетерпением мы устремились к ним! Даже собакам передалось наше настроение. Они взволновались, начали всматриваться в берег, наконец, увидели столбики и, забыв об усталости, с визгом устремились вперед.