По нехоженной земле, стр. 14

Снаряжение экспедиции закончилось.

Советское правительство, утвердив нам задание на исследование Северной Земли, проявило истинную заботу о будущей экспедиции, о нас самих, идущих на неизвестную необитаемую Землю. Благодаря заботам правительства и партийных организаций, товарищеской поддержке советской общественности мы были полностью обеспечены всем необходимым для выполнения своего долга перед родиной.

Однако родина не только обеспечила нас материально. Уходя на борьбу в Арктику, советские полярные исследователи знали, что за ними стоит многомиллионный советский народ, большевистская партия и советское правительство. Наши исследователи несли с собой в ледяные просторы глубокую веру советского человека в силу и мощь своей родины. Мы знали, что теперь полярными экспедициями руководит само государство во главе со своим великим вождем, самым близким для нас человеком — Сталиным. Это давало нам, полярникам, силу, незнакомую ученым капиталистических стран. Любая самая тяжелая и сложная задача становилась разрешимой, а наши знания, опыт, энергия и настойчивость целиком мобилизовались на то, чтобы оправдать то великое доверие, которое оказывала нам родина.

Наши четвероногие помощники

Советская Арктика за период работы в ней большевиков обогатилась новыми видами транспорта. Ледоколы и специально приспособленные суда стали обычными в полярных морях. Воздушные линии соединили самые отдаленные точки Арктики как между собой, так и с культурными центрами, лежащими далеко на юге. Самолеты пронесли советских полярников над ледяными пространствами, доставили наших исследователей к самому сердцу Арктики — к Северному полюсу. Постепенно приспосабливаются к необычным условиям и входят в обиход Севера гусеничный трактор и автомобиль. Машины убыстряют темпы освоения огромных территорий северных окраин нашей родины и помогают скорейшему включению в культурную, общественную и хозяйственную жизнь страны народов Севера.

Однако, как сейчас, так и (надолго в будущем, местный олений и собачий транспорт, наряду с ростом и все большей и большей приспосабливаемостью к полярным условиям механизированного транспорта, занимает и будет занимать почетное место.

Механизированный транспорт решает большие, масштабные проблемы связи. Местную связь — хозяйственную, в основном — промысловую деятельность местного населения, и во многих случаях научно-исследовательские работы еще долго с успехом будут обслуживать в районах лесотундры ездовые олени, а в районах глубокой Арктики — собаки. Еще совсем недавно они были здесь единственным средством передвижения. В течение веков собака была незаменимым помощником и другом человека в борьбе с неприветливой и суровой природой и как нельзя лучше приспособилась к условиям севера.

Собака сравнительно легко переносит сильные морозы, проходит там, где не пройдет ни олень, ни лошадь, ни тем более машина. Довольствуется она немногим. Полкилограмма мяса или еще меньше сушеной рыбы в сутки делают ее работоспособной в течение ряда лет. Удобство собачьего транспорта заключается еще и в том, что корм для собак дает сама Арктика.

Почти ни одна научно-исследовательская полярная экспедиция прошлого, совершавшая работу на безлюдных берегах Ледовитого океана или планировавшая переходы по морским льдам, не обходилась без ездовых собак. Попытки некоторых заморских полярных исследователей заменить их лошадьми или пони привели к полному краху. За собакой осталась почетная роль помощника человека, изучающего полярные пространства.

План нашей экспедиции, как уже было сказано, целиком опирался на собачий транспорт. И не только потому, что я привык работать с собачьей упряжкой, а и потому, что в те годы какого-либо другого, более надежного транспорта, годного для наземных полярных условий, еще не существовало.

Наших собак впервые я увидел на одной из железнодорожных станций между Вологдой и Архангельском.

Около большого четырехосного вагона грузового поезда стояла толпа любопытных. Они с удивлением прислушивались к волчьему вою, несущемуся из-за прикрытых дверей. У вагона спокойно прохаживался в своем колоритном национальном костюме, с медной трубкой в зубах, пожилой нанаец. Он молча преграждал путь белобрысым ребятишкам, пытавшимся заглянуть в щель двери. Когда я подошел к вагону со вторым проводником и поздоровался с нанайцем, ребята окружили меня кольцом и забросали вопросами.

— Дяденька, что это — зверинец? Волки? А у нас будут показывать?

— Да нет, ребята, это собаки.

— Собаки? Сколько?

— Да-да, собаки. Пятьдесят штук.

— Пятьдесят! Шутишь! Зачем столько? Куда они едут? А что это за человек? Нанаец! А почему он нанаец?!

Я не успевал отвечать на сыпавшиеся вопросы.

Тем временем толпа у загадочного вагона все увеличивалась. Здесь, повидимому, была уже вся деревня. Ребята стаей стояли вплотную к дверям. Некоторые из них успели сбегать домой и теперь держали в руках ломти хлеба. Зрителям не терпелось. Хотелось посмотреть внутрь вагона. Глаза ребят горели любопытством. Мне тоже хотелось поскорее увидеть будущих четвероногих помощников. Я отодвинул двери вагона. Вой оборвался. Несколько псов рванулись на цепях и, как вкопанные, остановились у входа.

Ребята сначала отпрянули, но, увидев, что собаки привязаны, осмелели и сгрудились у входа. Кто-то бросил кусок хлеба. Псы рванулись, лязгнули зубами, и кусок исчез. Потянулись руки с новыми ломтями. Видя такие дары, собаки, привязанные близко у дверей, охотно завязывали мимолетную дружбу, позволяли ребятам трепать себя и называть, повидимому, совсем неожиданными именами.

— Шарик! Белка! Кудлан! Козел! Полкан! — кричали дети, а собаки повертывались на каждое имя в надежде получить новый кусок хлеба. Это развеселило зрителей. Смех и шутки летели из толпы.

Вдруг все смолкло. Ребята тревожно всматривались в полутемный угол вагона. Там изумрудно-зеленым светом горело несколько точек. Иногда, на какие-то секунды, свет их становился рубиновым.

— А там кто, дяденька?

Пришлось объяснить, что собаки с такими глазами происходят с реки Колымы. На свету глаза у них почти белые, а в темноте горят вот как сейчас. Это одна из лучших пород ездовых лаек — сильные, выносливые, не боящиеся самых страшных морозов.

Я успел прощупать взглядом всю стаю. Увидел, что колымских собак лишь несколько штук, и мысленно пожалел об этом. Кроме «колымок», здесь были прекрасные оживленные лайки с хорошей грудью, стройными крепкими ногами и плотной густой шерстью. Только несколько псов лежало спокойно и не обращало никакого внимания на все происходящее. Я влез в вагон и по очереди осмотрел их пасти. По зубам было видно, что эти псы достаточно пожили и поработали. Это и сделало их такими спокойными. Но другие встретили меня рычанием, скалили зубы; однако после окрика и уверенных движений быстро смирились и дали, хотя и не совсем охотно, осмотреть себя.

Один здоровый молодой пес, как только я отвернулся от него, вцепился в лапу своего соседа. Раздался визг. Все остальные бросились в сторону дерущихся. Короткие цепи не давали возможности принять участие в потасовке. Стая рычала, лаяла и хрипела, давясь на цепях. Щелкнул кнут нанайца, порядок восстановился. Псы, лишенные своего излюбленного удовольствия — хорошей драки, молча, скаля зубы, заняли свои места.

Несмотря на наличие нескольких старичков и слабосильных, я все же остался доволен знакомством с будущими помощниками. Раздобыть собак для экспедиции было самой трудной задачей. Теперь они были доставлены. А некоторый отсев неминуем.

При моем выходе из вагона придвинулись поближе взрослые зрители. Вновь посыпались вопросы. Пришлось рассказать, что собаки, закупленные в низовьях реки Амура в нивхских и нанайских стойбищах, сначала ехали по Амуру в Хабаровск, откуда через весь Советский Союз едут в Архангельск, дальше будут посажены на ледокол и отправятся в Арктику, а там будут возить груз и помогать при изучении еще неизвестных земель.