Одиннадцать восьминогих, стр. 14
Люстра
Вечером стены комнаты делались разноцветными.
Под потолком висела люстра. У неё было три рожка: красный, жёлтый, зелёный. Когда Пим становился у стены, на ней появлялись три тени. Красный, жёлтый и зелёный Пим покачивались из стороны в сторону.
Пим забирался в постель и выключал свет…
Вчера Зойка лучше всех написала сочинение: «Я горжусь своим отцом». Отца она не помнила. Она писала о Николае Ивановиче.
…А его отец — в Атлантике. В жарком машинном отделении он, сидя на корточках, чинит движок. На палубе матросы и учёные ворочают принесённые тралом туши серебристых тунцов…
Комната плыла в темноту. По шоссе шли машины. От их фар светилась карта. Материки и острова отражались пятнами на потолке.
О стену ударилась ночная бабочка. Она вцепилась в карту и отправилась путешествовать. Мохнатая бабочка ползла вдоль побережья Аляски к островам Медный и Беринга, где весною по-собачьи кричат котики и на пустынном берегу стоит могила отважного русского командора… Ксанф… Ему теперь плохо…
А Сергей?.. У Сергея теперь всё должно быть хорошо.
Мне надо подумать
Они стояли друг против друга. На троллейбусной остановке.
— Я не видел тебя больше месяца, — сказал Сергей.
— Здравствуй, — ответила Лена.
— Я приходил к твоему дому…
— Я была занята: у меня практика.
— Можно тебя спросить?
— Спроси.
— Тебе кто-нибудь, рассказывал, как всё было? Лена пожала плечами.
— Видишь — до сих пор какая рука. Нож был грязный.
— Сам виноват: твои дружки. На шоссе показался троллейбус.
— Лена, — сказал Сергей и тронул её пальцы,
— Что?
— Пойдём как-нибудь в Корсонес? Как тогда… Завтра, послезавтра — когда хочешь. Я зайду за тобой — и пойдём.
Троллейбус подкатил к станции, описал широкий полукруг и остановился. Пассажиры, один за другим, начали соскакивать с высокой ступеньки на асфальт. Среди пассажиров был Эдик. Проходя мимо Лены, он поклонился.
Лена едва заметно кивнула головой,
— Чего это он? — спросил Сергей,
— Вежливый человек.
— Так ты как?
— Не знаю… — сказала Лена. — Ты не учишься даже в вечерней школе… Суд скоро?
— В декабре.
— Ты пойдёшь?
— Придётся… Ну, так как?
— Мне надо подумать.
— Ну что ж, — сказал Сергей, — я понимаю. Но я приду, я всё равно приду.
Лена кивнула. Заурчал мотор троллейбуса. Лена побежала к дверям машины. Железные створки, чавкнув резиной, медленно закрылись за ней.
У Ксанфа
— Пётр, ты свободен? Николай Иванович остановился и подождал, когда Пим подойдёт к нему.
— Да.
— Тогда идём с нами.
В стороне стояла Зойка и смотрела на дорогу. В пальцах она вертела жиденькую веточку лоха. Узкие серебряные листочки пачкали её руки белой пыльцой.
— Мы идём к Ксанфу, — сказал Николай Иванович. В маленькой палате пахло краской и лекарствами.
На столе лежал забытый кем-то букет сморщенных георгинов.
Сестра внесла халаты. Николай Иванович надел свой халат и ушёл.
Зойка стояла у стола и, не глядя на Пима, заложив руки за спину, ловила пальцами тесёмки.
Пим подошёл к ней, взял щепотью тесёмки, завязал узлом.
— Спасибо, — сказала Зойка, обошла Пима и тоже завязала ему халат.
Вернулся Николай Иванович. По длинному белому коридору прошли в палату.
В палате помещались двое.
Один лежал, натянув до подбородка одеяло. Чёрные волосы в беспорядке падали ему на лицо. Лицо было бледное. Глаза полузакрыты.
Второй сидел.
Он повернул голову, и Пим узнал Ксанфа. Старик очень изменился. Морщинистое лицо его потемнело, глаза блуждали.
— Ксаверий Антонович, мы к тебе, — сказал Николай Иванович.
Подвинув табуретки, сели.
— Мне… плохо, — тихо, раздельно сказал Ксанф.
— Ты узнаёшь меня?
— Ты — Николай, — ответил старик. Николай Иванович приподнялся.
— Это Зоя. А это её товарищ. Ты должен его знать, он из твоей школы.
Ксанф безучастно кивнул.
— Вечером здесь, — он показал на круглый чёрный наушник, висящий у кровати, — скрипки. Очень хорошо играют. Из Москвы.
— Ты сам неплохо играл. Старик кивнул ещё раз.
— И картины. Я видел в Ленинграде картину… — он заволновался, привстал и широко развёл руками. — Она…
Николай Иванович усадил его.
— Тебе надо поправляться. Поправишься — будешь жить теперь у меня, в Корсонесе. Отремонтируем тебе щитовой домик. Будешь со мной…
При слове «Корсонес» Ксанф поднял голову, потухшие было глаза его блеснули.
— Да, — прошептал он, — да…
Уйди-уйди
Пим и Зойка стояли перед больницей, на обочине дороги.
Николай Иванович задержался у врача. Пим мрачно смотрел себе под ноги. Зойка нагнулась и сорвала колючий голубой колосок.
— Знаешь, что это? — не глядя на Пима, спросила она.
— Нет,
— Уйди-уйди. Если положить его в ладони и потереть — вот так, — он сам выползет из рук.
Зойка пошевелила ладонями, и голубой колосок послушно пополз вверх.
— Вот так уходят и люди, — сказала она. — Тебе тяжело? Ты всё время о чём-то молчишь.
Пим медленно поднял лицо.
— Я о Сергее, — сказал он. — Ты ведь знаешь, он дружит с Леной. А Толик говорит…
Пим стиснул зубы.
— Идём к морю? — предложил он.
— Холодно.
— А я пойду.
Из больницы вышел Николай Иванович. Зойка взяла его под руку, и они пошли по дороге к дому. Пим свернул в Корсонес.
… Развалины. Весной здесь полно маков. Алые чашечки с чуть заметным терпким запахом. Если нанюхаешься, — болит голова…
Едва Пим скрылся из вида, Зойка отпустила дядину руку.
— Дядя Коля, — сказала она, — если бы отец был жив, а у меня появился товарищ, что бы он сказал? Вы мне давно не рассказывали про отца. Он очень любил маму?..
Лена, Зойка и Пим
Зойка тащила по лестнице мусорное ведро.
— Не надорвись, — сказал Пим. Он стоял в подъезде, в дверях. Прямо посреди прохода.
— Пропусти, — сказала Зойка и поставила ведро. Пим, нахмурясь, посмотрел на неё.
— Слушай, — сказал он, — а часто бывает, что судят невиновного?
— Не знаю, — сказала Зойка.
— На суд придут свидетели, скажут: «Виноват такой-то, мы его видели». Судья поверит. Посадят. И никто не узнает правды.
— Узнают.
Во дворе показалась Лена, Она вошла в подъезд и остановилась около Зойки.
— Что ж ты сама носишь вёдра, — сказала она и улыбнулась. — У нас в доме столько мальчиков.
Пим покраснел.
— Я сама, — сказала Зойка.
— А вместо кос я бы сделала причёску. У тебя хорошие волосы.
Лена кивнула и, цокая каблучками, начала подниматься по лестнице.
— Правда, она красивая? Самая красивая в школе, — сказала Зойка.
— Да? — Пим удивлённо посмотрел вслед Лене.
— И Сергей тоже. Я люблю, когда они идут вместе… А танцует знаешь кто лучше всех? Эдик.
Пим презрительно усмехнулся.
— Я пойду на суд, — сказал он.
— Конечно. Все пойдут. И я тоже. Пим помолчал и примирительно добавил:
— Я бы вынес тебе ведро, светло только. Ночью бы — вынес. Завтра опрос по русскому языку, помнишь?
История
