Сказки среди бела дня, стр. 27
Тогда доктор вынул трубку, на которой, как на носу разбойничьей шхуны, возлежала костяная наяда, раскурил табак, втянул в себя дым и выпустил на Тату целое облако, так что она закашлялась.
— Однажды я прощупывал пульс во время землетрясения в Стамбуле, — сказал он, поднялся, вышел в переднюю и открыл дверь в соседнюю комнату.
Там за роялем сидела Лиля — девочка лет десяти, с холодными голубыми глазами, льняными косичками — и стучала по клавишам.
Доктор остановился на пороге и уставился на Лилю, молча пыхтя трубкой.
Девочка продолжала барабанить по клавишам. А доктор всё пыхтел трубкой.
— Ну, чего вам? — спросила Лиля.
— Когда я был врачом посольства на острове Святой Пасхи, — сказал толстяк, небрежно щурясь, — я застрелил из карабина слонёнка, который трубил слишком громко возле моей хижины.
— Меня не посмеете застрелить, — ответила Лиля, тряхнула косичками и загремела ещё громче.
— Это выяснится в дальнейшем, — сказал доктор и ушёл.
Войдя в комнату к Тате, он сказал:
— Всё-таки хорошо, что эта девочка не умеет играть в четыре руки.
Мама робко спросила:
— А вы не послушаете Таточку? Может быть, у неё что-нибудь в лёгких?
Доктор не ответил. Стряхнув «вечное» перо на одеяло, он вытащил из кармана блокнот, на котором было напечатано золотыми буквами: «Доктор Кракс. Профессор элоквенции».
— Мне стоит взглянуть на больного, — вдруг сказал доктор, — чтобы сразу определить, чем он болен — корью, свинкой или бубонной чумой.
— А чем больна моя дочка? — испугалась мама.
— Я выписал ей капли «тяп-тяп», — сказал доктор Кракс. — Их импортируют из Перу. Давать по десертной ложке семь раз в день.
Спускаясь по лестнице и пряча в бумажник десять рублей за визит, Кракс сразу же позабыл про Тату. Он подумал: «Почему лестницы пахнут котами, а коты котами не пахнут?.. Тьфу! Что за ерунда!.. Не об этом надо думать!» И, выйдя на улицу, подошёл к своему «Москвичу»
За передним стеклом «Москвича» висела куколка, а над задним стеклом свешивалась бахрома; такой обыкновенно украшают гробы. Открыв дверцу, Кракс с трудом втиснулся и снял громадный замок с цепи, к которой был прикован руль, чтобы машину не украли.
Вставив ключ, Кракс включил зажигание и нажал на стартер. Машина затряслась мелкой дрожью… Внезапно какой-то человек с чемоданчиком открыл дверцу.
— Что такое? — недовольно спросил Кракс.
— Позвольте взглянуть на вашу куклу.
Не дожидаясь ответа, незнакомец протянул руку и, не снимая куклу с резинки, внимательно её осмотрел.
— А что, нельзя? — опасливо спросил Кракс, приняв незнакомца за сотрудника автоинспекции.
— Валентина… — задумчиво сказал тот.
— Что?!
— Ничего, извините, — сказал человек с чемоданчиком и направился к парадному подъезду.
Высунувшись, Кракс поглядел ему вслед.
— Странная личность. А-а, да это, кажется, тот самый, про которого говорят, что он…
Профессор элоквенции на мгновение задумался. Если бы он пораздумал побольше и вспомнил всё, что слышал про этого человека, — может быть, того, что потом произошло, не произошло бы, и мы никогда не узнали бы, кто такие куклы и из чего они делаются. Но Кракс легкомысленно сказал:
— А, ерунда! — махнул рукой и поехал.
Стоя в подъезде, человек с чемоданчиком внимательно смотрел ему вслед; позади на кузове «Москвича» долго ещё виднелся восклицательный знак, как свидетельство того, что это начинающий водитель и его должны остерегаться все остальные автомобилисты.
2
Сунув рецепт в сумочку, Галина Ивановна (так звали Татину маму) сказала:
— Таточка, доктор выписал тебе новое лекарство… Такое хорошее… Сразу поправишься! Я — в аптеку.
Увидев, что дочка готова заплакать, она добавила:
— Ну, какая трусиха!.. Чего ты боишься? Ведь Лиля дома! Как тебе не стыдно! Я оставлю дверь открытой! Я скоро приду!
И уже в дверях сказала строго:
— Только, если кто позвонит, не открывай! Слышишь? Тебе нельзя вставать! Не встанешь? Даёшь слово?
— Честное слово! — сказала Тата.
Проходя по коридору мимо Лилиной комнаты, мама сказала:
— Лилечка! Если кто придёт, — открой! Хорошо, Лилечка?
Стоя на стуле перед буфетом, Лиля ела вишнёвое варенье столовой ложкой; не переставая жевать, она посмотрела на Галину Ивановну холодными глазами.
Мама ушла. И Тате сразу стало страшно. Она поёжилась, вытянула голову, прислушалась.
Зловеще потрескивала мебель. Потом что-то забилось и зацарапалось в окне. Это была оса, похожая на тигра. Тата смотрела на неё широко раскрытыми глазами. Страшно! И главное, никого нет! Только одна кукла! Она сидела на Татиной кровати, прислонённой к спинке, в ногах. Эта кукла была повар, в колпаке, с пришитой жестяной поварёшкой. Боязливо поглядывая на окно, Тата взяла повара.
— Здравствуйте, Тата, — сказала она самым низким голосом, каким только могла, и наклонила голову повара.
— Здравствуйте, Пётр Петрович, — ответила Тата тоненьким голосом.
И стала говорить то за себя, то за повара.
— Как ваше здоровье? — вежливо спросила она у себя.
— Спасибо, хорошо. Меня укусила оса. Тошнит, голова болит, всё время чихаю…
Вдруг — с чего бы это — с потолка посыпалась штукатурка.
Тата испуганно втянула голову в плечи и поглядела сначала на потолок, потом на куклу.
— Что? Боишься? — спросила повара Тата.
— Боюсь…
— Ха-ха-ха! Какой глупый! — неестественно бодрым голосом сказала Тата. — Чего ты боишься?
— А вдруг… из угла выскочит мышь?
Девочка опасливо скосила глаза под шкаф, откуда выглядывали мохнатые комочки пыли.
— Тогда ты… ка-ак хватишь её поварёшкой!
— А вдруг… дверь откроется, а там… — Тату даже затрясло, когда она об этом подумала. — А там… никого нет!
— А чего ж ты боишься, раз никого нет! Ха-ха-ха! Какой глупый!
— А вдруг… а вдруг… сейчас возьмёт и придёт… волшебник?!
— Ха-ха-ха! — сказала Тата. — Волшебников нету!
— Да-а, нету! Вот сейчас ты говоришь, а он сидит под кроватью и подслушивает!
Тата свесилась и заглянула под кровать, чуть не свалившись. Её косичка коснулась пола. Под кроватью валялся мячик и стояли ночные туфли.
— Ха-ха-ха! — сказала она. — Там никого нету!
— Чшш! — сказала Тата пронзительным шёпотом непонятно за кого — за себя или за повара. — Я знаю, где он! На лестнице… Сейчас ка-ак позвонит!
И вдруг на самом деле раздался звонок. Тата спряталась под одеяло. Никто не открывал.
А Лиля за стенкой, как ни в чём не бывало, забарабанила на рояле.
Позвонили ещё раз. Одеяло зашевелилось, из-под него выглянули испуганные глаза Таты и нос. Но Лиля всё так же гремела по клавишам. Опять позвонили — долго и настойчиво. Тогда только Лиля соскочила с круглого стула и подошла к двери.
— Кто там? — недовольно спросила она.
— Могэс, — сказал спокойный голос.
— Не можете пять минут подождать! — грубо сказала Лиля, открыла дверь и впустила того самого худощавого человека с чемоданчиком, что заглядывал в машину доктора Кракса.
Ткнув пальцем в счётчик, висящий в коридоре, Лиля убежала в комнату. И оттуда опять загремел рояль.
Могэс посмотрел в дверь напротив и увидел Тату. А Тата увидела Могэса: он глядел на неё так пристально, что потом, когда её просили рассказать, она не могла вспомнить ничего, кроме глаз. И другие, которые видели Могэса, никогда ничего не могли вспомнить, кроме его глаз. Вот как пристально он смотрел! Улыбнувшись Тате, Могэс притворил дверь.
У Таты отчаянно заколотилось сердце. Сама не зная зачем, она спрыгнула с кровати и в одной рубашке прокралась к двери.
Переступая на холодном полу с ноги на ногу, она прижала глаза к замочной скважине, но ничего особенного в передней не увидела: Могэс открыл чемоданчик, вынул клеёнчатую тетрадку, рядом с которой почему-то лежали две куклы, осветил фонариком счётчик, где, потрескивая, двигалось красное кольцо, и стал что-то записывать.