Мужчины двенадцати лет, стр. 17
— Я знаю, что делать… — снова пробормотал Игнасио.
На перемене мальчики засыпали его вопросами:
— Что ты хочешь делать?
— Я знаю что! — отвечал загадочно Игнасио.
— Ну, а все-таки?
— Увидите! Подождите, пока кончатся уроки, тогда всё узнаете. Вот увидите!..
Из школы вышли всем классом, ломая голову над тем, что бы такое мог придумать их товарищ. Игнасио шел впереди, очень серьезный, всем своим видом показывая, что сознает превосходство своего положения, и не отвечал на нетерпеливые вопросы, поминутно ему задаваемые. Он решил собственными силами восстановить справедливость. Разве он не старший в классе? А раз он старший, значит, на него падает ответственность за все, что происходит с учениками. Значит, он должен восстановить справедливость! А восстановить справедливость, по мнению всякого ребенка, означает вознаградить обиженного и наказать обидчика.
На глазах у изумленных одноклассников Игнасио вошел в книжную лавку и, бросив на прилавок все свои книги, спросил у торговца:
— Сколько вы мне дадите за все это?
Старик долго и внимательно рассматривал книги. Потом предложил:
— Три песо пятьдесят сентаво.
— Хорошо.
Игнасио взял деньги и вышел из лавки, все такой же серьезный, важный и молчаливый. Он пошел дальше, сопровождаемый товарищами, следившими за ним все с большим интересом, к которому теперь примешивалось и восхищение. Его важность, его молчание, героический поступок, который он только что совершил с такой простотой, — все это окружало его каким-то ореолом в глазах детей, в душе которых даже маленькое пламя свечи может разгореться, как разноцветная радуга, из конца в конец опоясавшая небо.
Игнасио остановился на углу, где мать Симона, сидя на пороге какого-то дома и держа на коленях ящик со спичками, торговала, или, вернее, просила милостыню. Две малюсенькие девочки, растрепанные, грязные, полуголые, копошились возле нее.
— Дайте мне коробок спичек, — сказал Игнасио.
Он взял у женщины коробок, вложил ей в руку свои четыре с половиной песо и отошел.
Женщина кричала ему вслед:
— Спасибо, мальчик! Бог вам за это заплатит, мальчик!
И вдруг замолчала, окаменев от изумления: один за другим три мальчика, у каждого из которых в руках была бумажка в одно песо, подходили к ней и просили:
— Дайте мне коробок спичек, — и отдавали ей свои песо.
— Спасибо, сыночки мои, большое вам всем спасибо! Бог вас наградит за это! — жалобно, нараспев кричала женщина.
А Игнасио уже был далеко, метров за двадцать. Он ушел один, оставив товарищей. Они принуждены были пуститься бегом, чтобы нагнать его. Мальчики, отдавшие женщине свои песо, зашагали рядом с Игнасио, а остальные последовали за ними немного позади, с восторгом глядя на четверых героев.
— А теперь куда?
— Теперь? Вот увидите! Идите за мной. Теперь будет такое!..
Он поднял с земли два камня и продолжал свой путь; он был все так же серьезен, важен и таинственно молчалив. Один из мальчиков, отдавших матери Симона свое песо, тоже поднял с земли два камня. Другой тоже запасся двумя камнями. И потом уже все стали подбирать по два камня, сами не зная, зачем они это делают и почему подбирают именно по два камня, а не по одному и не по три.
И они шли дальше, веселые и взволнованные. Им казалось, что они способны сейчас на самый трудный подвиг. Потому что ведь мальчик, у которого в кармане целых два камня и который при этом следует за старшим в классе, может победить кого угодно, даже какого-нибудь дракона, из тех, о которых рассказывают бабушки в своих сказках, где все, конечно, сплошная выдумка…
Игнасио подошел к дому богатого адвоката — хозяина трущобы, где жил Симон. Он вынул из кармана камень и бросил в одно из окон. Промахнулся. Потом вынул второй и снова бросил. Стекло разбилось, и осколки со звоном посыпались на землю. И вслед за этим вторым камнем целый залп камней обрушился на окна адвокатского дома.
Теперь восемнадцать мальчиков почти бежали.
Игнасио, как и прежде, впереди всех…
ИЩУ РАБОТУ
После того как закрылась дверь за последними посетителями, Фелипе остался один с бабушкой. Один — это вот реально. Все остальное — задушевные слова, утешения, обещания родственников не забывать его — пустой звук. Реально только это: он остался один с бабушкой, которой семьдесят четыре года. Сегодня похоронили отца. Отец был еще молодым человеком и умер неожиданно. И теперь они одни.
— Я сосчитала деньги, Фелипе, — сказала бабушка. — Здесь шестьсот семьдесят пять песо.
— Ну ничего, — ответил мальчик, — нам этого хватит до тех пор, пока я найду работу.
— А ученье ты бросишь?
— Да.
— О нет, ни в коем случае! Твой отец хотел, чтобы ты стал врачом. Его самой большой мечтой было, чтобы ты стал врачом, а не простым служащим, как он… Ты должен продолжать ученье, Фелипе!
— Подумайте хорошенько, бабушка. Я на четвертом курсе колледжа. Мне еще долго учиться. Еще полтора года, чтобы получить звание бакалавра, и потом факультет. На что же мы жить будем? На эти шестьсот семьдесят пять песо мы с трудом сможем прожить пять или шесть месяцев. А потом?
— А потом? Не знаю. Бог укажет!
— И бог укажет, что надо мне бросить ученье. Давайте уж лучше, бабушка, не будем ждать, пока нам бог укажет. Завтра же надо искать работу. Мне семнадцать лет. Я могу заработать в месяц сто или по крайней мере восемьдесят песо.
Бабушка заплакала:
— Твой отец мечтал, чтобы ты стал врачом… Твой бедный отец!
Но надо было сдержать слезы, подавить горе и отказаться от мечтаний. Жизнь безжалостна. У нее каменное лицо и железная рука. Она не знает сострадания. Надо было бросить ученье и идти работать. Где? К кому обратиться?
Вдруг бабушка радостно вскрикнула. Она думала, думала… и вспомнила, к кому обратиться: к доктору Хосе Мариа Ураль дель Сёрро, депутату парламента, влиятельному политику, бывшему приятелю отца.
— Он, как меня увидит, сразу вспомнит. Сколько раз он у нас ужинал, когда они учились вместе с твоим отцом! Еще помню, ему очень нравилось, как я готовила гренки с маслом и шоколад. Учат, учат, бывало, свои уроки, а как пробьет одиннадцать, он и говорит: «Что, моя сеньора Росаура, разве сегодня не будет шоколада?» Ему так нравился мой шоколад!
Я уверена: как только он меня увидит — сразу узнает! Безусловно! Мы с ним около пятнадцати лет не виделись, но это неважно. Ведь и он когда-то был беден. А теперь-то какое высокое положение занимает! Помню, мой мальчик не хотел продолжать ученье, так он его уговаривал: «Учись! Учись!» И он был прав… Мы к нему сходим, Фелипе. Завтра же сходим. Пойдем к нему в парламент. Твой отец никогда к нему не обращался — он был очень гордый, твой отец, ни у кого не хотел ничего просить. Но ведь они так дружили! Они во время переворота были вместе. Потом твой отец бросил политику. А друг его пошел по политической линии и теперь, вот видишь, депутат, скоро, верно, будет министром. Что ему стоит определить тебя на какую-нибудь должность? Завтра же пойдем к нему. Он был такой простой, искренний, такой приветливый! Вот увидишь, он меня сразу вспомнит.
На другой день бабушка и внук стояли у дверей парламента, немного волнуясь. Негр-слуга записал их имена и пошел справиться о приеме. Через несколько секунд он принес ответ:
— Сеньор депутат сейчас на заседании, но он примет вас завтра, в одиннадцать утра, у себя дома. Вот адрес.
— Большое спасибо, большое спасибо! — радостно воскликнула старушка. И уже на улице сказала внуку: — Вот видишь, Фелипе! Я же тебе говорила, что он меня сразу вспомнит. Я уверена, что завтра же он устроит тебя на работу.
Назавтра они пошли на дом к доктору Хосе Мариа Ураль дель Серро. Он жил в настоящем дворце. Их встретил привратник, одетый в сюртук с галунами. Он позвал слугу, тот пошел доложить хозяину. После нескольких минут ожидания бабушку и внука провели в салон, где им пришлось еще ждать. Они сидели в мягких, глубоких креслах, не решаясь заговорить, почти не дыша. Прошло полчаса. Слуга объяснил им: