Самая крупная победа, стр. 36

Стоп! Так, может, теперь он сам меня будет вызывать на атаку и хитро подлавливать? Это меня пугает. Да нет, поспешно успокаиваю себя, Вадим Вадимыч же рассказывал, что так почти не бывает. Даже опытные мастера и те не умеют быстро перестраиваться в ходе боя. Так что уж если агрессор, то им и останется до конца встречи… Вот мы сейчас попробуем его слегка рассердить — это очень помогает в достижении победы: ведь потерявший над собою власть человек всегда не так тщательно продумывает свои действия и моментально делает кучу ошибок. Покажем ему, будто хотим ударить слева по подбородку, а сами неожиданно проведем удар справа по корпусу… Та-ак! Не нравится? Теперь легонько обскачем вокруг него, чтобы он повернулся и хотя бы на мгновение потерял устойчивость, и повторим показ слева в голову и легонький, этакий издевательский ударчик в живот… Опять попался! Ого, ого, сердится: бросился в ответную атаку без всякой защиты! Так вот же тебе за это, вот! Ничего-ничего, они хоть и пустяковые, эти мои удары, да все же очки!.. Внимание! Внимание! Готовит атаку справа, хитро маскируя ее отвлекающими движениями левой руки!..

Еще совсем недавно я бы поверил в такой обман и позволил завести себя в западню. Но спасибо Борису: на последних тренировках он все время напоминал, что, если вес тела остается на правой ноге, значит, той рукой, которой показывают, наносить удар не собираются, а готовятся угостить справа. Что ж, сделаем вид, будто мы уж такие дураки, что ничего не понимаем, пусть он бросается. Пусть! И я, не обращая внимания на обманные движения, преспокойно ныряю под настоящий удар, а противник, не ожидая такого оборота, проскакивает мимо, с маху наталкивается на канаты и запутывается в них.

Откуда-то, точно с неба, между мною и им — будто я могу ударить лежачего! — возникает рефери, и я демонстративно опускаю руки: дескать, не беспокойтесь, пожалуйста, с правилами бокса мы знакомы!

С удивлением слышу какой-то грохот и крики. Ой, так это же, наверно, опять кричат и аплодируют зрители. Радостно оглядываюсь на Вадима Вадимыча. Он яростно показывает, что все хорошо, но вот только нужно держать пониже голову.

Правильно, совсем забыл об этом.

Мой противник наконец выпутывается из канатов. И рефери, внимательно заглянув ему в лицо, командует, ловко отскакивая в сторону:

— Бокс!

И все снова куда-то исчезает, а меня опять окутывает звуконепроницаемая оболочка. Я и противник — и больше никого в целом свете!

Ну, теперь-то уж он, наверно, понял, что я не из тех, кого можно подавить вот так, с наскока, сумбурными атаками. И я с удвоенной бдительностью слежу за каждым его движением. Но его хватает ненадолго. Вот он снова, позабыв обо всем, бросается очертя голову в надежде зацепить меня своими размашистыми ударами, которые даже и не нацеливает в определенные точки, а посылает, как говорится, в белый свет, как в копеечку. Ну что ж, сам виноват. Вот тебе! Вот тебе! Я без суеты провожу короткие серии ударов, а сам, не дав противнику опомниться и отквитаться, ухожу на недосягаемую для его атак дистанцию.

Он окончательно взбешен и поэтому, все чаще и чаще бросаясь бездумно вперед, проваливается, то есть, промахиваясь, теряет равновесие, а я все усиливаю темп. На меня словно нашло какое-то вдохновение. Я теперь вижу не только идущие в мою сторону удары, но даже заранее знаю, когда он их замышляет, и без особого труда, не тратя лишних сил, разрушаю коварные замыслы, а сам набираю и набираю очки!..

Да-а, вот уж теперь-то я, как никогда, явственно осознал, до чего же все-таки отличается настоящий бокс от драки, что на ринге в самом деле главное не сила и натиск, а верный расчет и умение молниеносно оценить сложившуюся обстановку. Но мой противник по-прежнему надеется исключительно на свою выносливость и силу. И еще он совсем забыл, что в бою ни в коем случае нельзя злиться, так как злость мешает думать и толкает подчас на самые глупые поступки. Некоторые хитрые боксеры этим даже пользуются — стараются специально разозлить своих противников, чтобы легче потом у них выиграть было.

Вот он опять бросается с размашистыми, совершенно неподготовленными ударами. Как снаряды, пролетают они над моей головой! И опять проваливается — устал! Яростно оборачивается и снова метеором проскакивает мимо, с ходу ударяется головой о средний канат и едва не вываливается за пределы ринга. Да-а, всерьез, всерьез я его из себя вывел! Теперь надо бы… Но что случилось? В чем дело?..

Дальше происходит нечто такое, чего никак не ожидал ни я, ни Вадим Вадимыч, ни рефери, ни зрители, — мой противник, с трудом выпутавшись из канатов, в сердцах машет рукой и, в голос заплакав, направляется в свой угол. В зале некоторое время стоит недоуменная тишина.

«Ушибся? — болезненно морщась, провожаю его глазами я. — Обо что-нибудь стукнулся? Но ведь канаты мягкие и ушибиться там не обо что. Я ему куда-нибудь случайно угодил?.. Но на этот раз я не провел даже никакого удара!»

— В чем дело? Почему вы уходите? — делая в его сторону движение, озабоченно спрашивает рефери.

И тогда мой противник, оборачивая к нему свое злое, заплаканное лицо, сквозь слезы визгливо кричит:

— Не буду я с ним больше! Что я в него все никак не попаду-у!.. — и с ходу утыкается лицом в грудь своего растерявшегося тренера.

С секунду над рингом стоит мертвая тишина — так это всех ошарашивает. Затем все покрывает, подобно обвалу, неудержимый хохот, аплодисменты и веселые возгласы. А я стою посреди ринга и не знаю, что делать. Оборачиваюсь к Вадим Вадимычу, но он, раскачиваясь на табурете во все стороны, тоже хохочет.

Потом ко мне, сдерживая улыбку и бросая веселые взгляды на судейский стол, подходит рефери и молча поднимает мою руку вверх. Победа!

Когда я вылезаю из ринга и направляюсь в раздевалку, меня в коридоре окружают какие-то дяди, поздравляют, расспрашивают, фотографируют и никак не хотят верить, что я так мало тренируюсь, а уже по-настоящему умею боксировать.

Потом ко мне подходит высокий дядя в очках, которого, мне кажется, я уже где-то видел. Он улыбается и говорит:

— Не зря, не зря ты мне тогда сказал, что не боишься. Смело, очень смело бился!

И я сразу вспоминаю, что ведь это же тот самый очкарик, который мне дорогу во дворец показал.

— Поздравляю тебя! — жмет он мне руку. — Очень, очень убедительная победа!..

Вообще-то верно, первый бой — и такая победа!

22

Но самую крупную и самую важную победу я все же одержал на следующий день…

Когда мы с Севой приехали домой, то с удивлением увидели, что наша квартира полна народу. И едва я переступил порог, как все накинулись на меня и начали тискать и обнимать. И лишь через минуту до меня дошло: оказывается, состязания из Дворца спорта транслировались по телевидению. Севина мама прибежала за моей матерью, утащила ее к себе, и она все видела собственными глазами. Она сразу же стала вся красная, сидела, стиснув пальцы рук, и все спрашивала: «А когда же они… драться-то начнут?..» Ей ответили, что уже начали. И тогда она стала удивляться: «Так это же совсем не то, что я думала. Они же играют! Даже и не стараются друг друга сильно ударить…» Ну уж это-то, конечно, не так. Мы старались, и даже очень старались, но, когда движения тщательно оттренированы, отработаны, они всегда кажутся легкими, словно их выполняют без всяких усилий, шутя.

Все поздравляли меня, хлопали по плечу и рассказывали, как я дрался, будто я сам не знал этого. Впрочем, не все, конечно, знал, и мне было интересно, как это выглядело со стороны.

Но, боясь, чтобы не подумали, что воображаю, я лишь отмахивался и хмуро говорил:

— А что тут особенного? Да у нас в секции все так могут. Просто у нас тренер очень хороший…

Мать сказала, когда мы остались одни:

— Папе-то об этом напиши, ему приятно будет.