Самая крупная победа, стр. 28

— Они же как каменные! — зябко поежился Комаров.

— Вот, представляешь себе, как в такой перчатке ударить можно? Ломают носы, ребра, убивают даже. Один бой протекал так, что даже нам, много видевшим, показался ужасным. Боролись за право встретиться с чемпионом Европы в среднем весе, то есть опять же за то, чтобы получить более высокий гонорар. И уж тут все было начистоту. Оба бойца крепкие, хорошо сложенные ребята лет двадцати пяти — тридцати. Удары отработанные, точные. — Вадим Вадимыч назидательно оглядел нас. — Ни одного лишнего движения, каждый маневр тщательно продуман и выверен. Понимаете? И этому у них не грех поучиться. Один лондонец, другой из Шотландии. Семь раундов бой шел с переменным успехом. В восьмом англичанин, работавший в низкой американской стойке, на прямой левый ответил страшнейшим крюком справа в челюсть, от которого шотландец потерял сознание. И вот, пока он падал, англичанин успел ударить его справа, слева и еще раз справа. И он бил бы еще, да рефери оттолкнул в сторону. И тут я увидел, что чем жестче бой, тем это больше по душе зрителям. Все опять стали с воем вскакивать с мест, рваться к рингу. А рефери преспокойненько отсчитывал нокдаун. Это вы знаете, когда до десяти считают и кто не успеет встать, тот объявляется побежденным нокаутом.

— Ага, знаем! — ответил за всех Мишка. — Что же дальше? Англичанин победил, да?

— Пока нет, гонг помешал. Шотландец кое-как поднялся, качаясь, пошел в свой угол и буквально упал там на табурет. Его сразу же стали обмахивать полотенцем, брызгать водой, что-то давали нюхать, пить. Но он все равно не сумел оправиться и в следующем раунде еще пять раз грохался на пол. Мы были уверены, что рефери прекратит бой, ведь всем же ясно: англичанин сильнее, победа за ним, и не к чему продлевать бессмысленное избиение. Но никто и не думал об этом. Англичанин совсем озверел и, чтобы противник не падал и его можно было продолжать бить, прижал к канатам и яростно бил, бил, бил! Я оглянулся в надежде хоть на лицах зрителей увидеть осуждение происходящему — ведь это уже не спортивное состязание, а убийство. Но ничуть не бывало: возбужденные красные рожи, дикие глаза, перекошенные в крике рты. «Добей его, Том, добей!», «Заставь эту рухлядь уползти с ринга!» В общем, чем бы это кончилось, неизвестно, но, к счастью, англичанин и сам изрядно выдохся, промахнулся, и шотландец мешком рухнул к его ногам. Мы вышли из зала совершенно подавленные и растерянные. Это варварство ничуть не уступало по жестокости гладиаторским боям в Древнем Риме! Вот так состоялось наше первое знакомство с профессиональным боксом.

Некоторое время в раздевалке было тихо, все думали свое, потом Мишка сказал:

— Это они из-за денег. Они за бои много долларов получают…

— Не все, — глядя перед собой, как бы продолжая видеть то, о чем только что рассказывал, возразил Вадим Вадимыч. — Только чемпионы. Остальные же, когда уходят с ринга, остаются без гроша и нередко еще инвалидами. Да и о чемпионских долларах, кстати, слишком раздуто западной прессой. Факты показывают иное. — Он обернулся к Мишке: — Вот ты слыхал, например, о замечательном негритянском боксере Джо Луисе?.. Нет? Это был великий боец, он пока дольше всех в истории бокса удерживал звание абсолютного чемпиона мира. Когда же состарился и бросил выступать, оказалось, что он весь в долгах. И одно время знаешь чем на жизнь зарабатывал? Отбивал чечетку на эстраде в каком-то кабаре. Вот так.

Мишка ничего не ответил, а я слушал и про себя очень жалел, что все-таки зря в нашем боксе синяков не ставят.

Но дня через три после этого разговора мне все же повезло: подсадили под правый глаз, ничего себе, приличный фингал. Вообще-то, если уж честно, то он получился вовсе и не от бокса: играли в баскетбол (мы теперь частенько во что-нибудь играем вместо разминки), и мне нечаянно заехали локтем. Но Севе я этого, разумеется, не сказал, а то уж он совсем, наверно, черт знает что обо мне думает! Езжу-езжу — и все ничего! Мать, конечно, сначала испугалась, но потом увидела, что чепуха, успокоилась. Зато уж дядя Владя целую неделю злорадничал: «Что, все-таки заслужил медаль, да?!»

18

Это произошло в воскресенье. Стоял солнечный морозный день, и вся наша секция вместе с Вадимом Вадимычем поехала кататься на Ленинские горы на лыжах.

Я попросил разрешения взять с собою Севу. И он с уважением глядел на Бориса, Комарова и других рослых ребят. «У, вот уж это настоящие боксеры, верно?» — то и дело говорил он мне. И я даже обиделся: будто мы с Мишкой, с которым я его познакомил, были не настоящие.

Катались мы здорово, с самых высоких гор съезжали. И хоть я дал Севиной маме слово как следует следить за ним и позволял залезать только на небольшие, он все равно вскоре был похож на комок снега, потому что то и дело падал и кувыркался; а раз так зарылся в сугроб, что мы с Борисом едва нашли и вытащили. Все смеялись, а он все равно лез и лез на горы, объяснив мне потихоньку, что так он вытренировывает храбрость и волю. И вот, когда мы все досыта накатались и двинулись домой, Вадим Вадимыч, улыбаясь, вдруг сказал, что скоро некоторые из нас будут участвовать в настоящих состязаниях. Правда, пока еще ничего не известно, где, когда, но завтра утром будет специальное заседание и он все узнает. Сказал просто, даже весело, но мы все сразу притихли.

Заметив это, Вадим Вадимыч предупредил:

— Только уговор: ни в коем случае не думать об этом. А на тренировке поговорим поподробнее, решим, кто войдет в команду, а кому еще рановато. Хорошо?

Я вместе со всеми пробурчал, что да, хорошо, а сам удивился, да как же это можно — не думать?! Отмахнулся от Севы, который все спрашивал о чем-то, машинально простился с тренером и товарищами и, потянув осоловевшего и еле двигавшего от усталости ногами Севу за рукав, тяжело зашагал к дому, точно мне на плечи опустилась невидимая тяжесть.

— Да что ты так медленно? — раздраженно оборачивался я к Севе, у которого то и дело вываливались из рук то лыжи, то палки. — Ну ладно, давай уж мне все.

По лестнице мы еле взобрались — она стала будто еще круче и выше. Сева раз даже чуть вниз не скатился, за меня удержался.

Вышедшая навстречу Денежкина всплеснула руками:

— Батюшки мои! Да где же ты так вывалялся? А его папа перебил ее:

— Ну что ты понимаешь — «вывалялся»! Зато посмотри, сколько они сил набрались! Верно, друзья?

— Угу, — еле выговорил Сева и перевалился через порог, позабыв даже про свои лыжи.

Когда на следующее утро я шел в школу, то в двух шагах ничего не видел — так крутила метель. Она то била в лицо, то, наоборот, подхлестывала в спину. Машины ехали медленно, у них вовсю горели фары, но все равно было плохо видно, точно снег, метавшийся вокруг фар, уносил с собою часть света.

Так же беспокойно было и на душе. Я так и не решил, хотя вчера целый час заснуть не мог, что же все-таки лучше: участвовать в состязаниях или не участвовать. И очень хотелось, и в то же самое время было страшно. И потом: участвовать и проиграть — позор, а не попасть в команду, значит, считаться слабым — тоже позор. Вот и пойми, что лучше.

На уроке физкультуры (он был первым) я решил попробовать свои силы. Попросил Жору, который баловался с волейбольным мячом, прижать его к груди, чтобы по нему можно было стукнуть.

— А, какой хитрый! Давай сначала я!

— Ну ладно, валяй. — Я взял мяч и прижал. — Бей!

Жора оглянулся и, смешно вытаращив глаза, по-девчачьи размахнулся и ударил. Я даже не покачнулся, только слегка напряг мышцы живота, чтобы больно не было.

— Ну вот, теперь держи ты, — сказал я, передавая ему мяч.

И, прицелившись, коротко, без всякого замаха — будто и не я! — ударил справа и испугался, так как Жора вдруг беззвучно открыл рот, а на глазах у него навернулись слезы. Потом он все-таки продохнул, сердито бросил мяч в сторону и пошел прочь.