Витязь в тигровой шкуре (иллюстрации Кобуладзе Серго), стр. 13
Сказание тринадцатое. О втором, тайном отъезде Автандила
Снова с верным Шермадином
Автандил пришёл проститься.
«Срок настал, — сказал рабу он, —
Я обязан удалиться.
Царь меня не отпускает.
Он не знает, что со мною,
Но нарушить не могу я
Клятву; данную герою.
Помни, друг, мои заветы:
Средь начальников примерный,
Подчиняйся Ростевану;
Как слуга нелицемерный,
Береги мой дом отцовский,
Обучай мои отряды.
Коль вернусь, не пожалею
Для тебя, мой друг, награды».
Шермадин воскликнул: «Витязь,
Тяжко мне с тобой расстаться!
О, возьми меня с собою —
Легче нам вдвоём скитаться». —
«Нет, — сказал печально витязь, —
Ты один моя опора,
Без тебя погибнет город
От набегов и раздора.
Взять тебя в поход с собою,
Видишь сам ты, не могу я,
На тебя же налагаю
Я обязанность другую:
Оседлай коня лихого
И наутро в день прощанья
Передай от Автандила
Государю завещанье».
Витязь сел и Ростевану
Написал такое слово:
«Царь великий! Связан клятвой,
Я тебя покинул снова.
Поражённого судьбою
Я не в силах обмануть.
О, верни свою мне милость!
Ухожу в далёкий путь.
Не осудишь ты, я знаю,
Мудрый царь, моё решенье.
Кто в беде покинет друга,
Тот достоин сожаленья.
Учит нас Платон-философ,
Чьи слова знакомы всем:
«Ложь вредит сначала телу,
Разрушает дух затем».
Ложь — источник всех несчастий,
Ложь — начало всякой муки.
Как могу забыть о друге
В день печали и разлуки?
Мудреца завет великий
Людям должно исполнять;
Для того и знанье людям,
Чтобы душу укреплять.
Жалок тот, кто перед битвой
Укрывается трусливо,
Вечно думает о смерти
И горюет молчаливо.
Все равны мы перед смертью,
Всех разит её копьё, —
Лучше славная кончина,
Чем позорное житьё.
Но, преследуем в скитаньях
Несчастливою судьбою,
Если я погибнуть должен,
Кто заплачет надо мною?
Не сошьют друзья мне саван,
Не схоронят в тишине…
В день моей печальной смерти
Вспомни, царь мой, обо мне.
Всё, что я имел при жизни,
Завещаю я народу.
Ты раздай богатства бедным,
Возврати рабам свободу,
Надели моей казною
Всех убогих и сирот.
Пусть о витязе погибшем
Вспоминает весь народ.
И ещё, о царь могучий,
Я молю за Шермадина.
Ныне, может быть, надолго
Он лишился господина.
Чтобы он в часы разлуки
Не терзал своей души,
Ты рассей его заботы,
Слёз потоки осуши».
Кончив скорбное посланье,
Помолился витязь богу,
Попрощался с Шермадином
И отправился в дорогу.
О его отъезде тайном
Слух разнёсся по окрайнам.
Царь, услышав эти вести,
В горе был необычайном.
«О мой сын, — рыдал он горько, —
Бросил ты меня навеки!
Без тебя не светит солнце,
Только слёз струятся реки.
Уж очей твоих прекрасных
Никогда я не увижу,
Никогда твоих я кликов
На охоте не услышу.
Знаю я, в далёких землях
Над тобой не властен голод,
Верный лук тебя прокормит —
Меток ты, здоров и молод.
Если же, судьбой гонимый,
Не вернёшься ты с чужбины,
Кто придёт меня утешить,
Пожалеть мои седины?»
И когда от Шермадина
Получил он завещанье,
Запретил войскам в цветное
Облачаться одеянье.
Скорбь повсюду воцарилась,
И молился каждый воин,
Чтобы помощи небесной
Был скиталец удостоен.
Сказание четырнадцатое. О том, как Автандил разыскал витязя во второй раз
Как цветок в разлуке с солнцем
Понемногу увядает,
Так, уехав от любимой,
Бедный витязь унывает.
Гонит он коня лихого,
Едет ночью, едет днём,
Унося прекрасный образ
В сердце горестном своём.
«О любимая царица! —
Восклицает он уныло. —
Ты ресницами скитальца,
Словно копьями, пронзила.
Благовонными устами
И агатами очей
Ты моё сразила сердце,
Слёз исторгнула ручей.
Солнце, ты, по слову мудрых,
Нам являешь образ бога,
Ты над звёздами владыка,
В небесах твоя дорога.
Сжалься, солнце, надо мною!
Бедный пленник, я молю:
Дай увидеть мне царицу
Незабвенную мою».
Длинный день к концу подходит,
В небеса луна восходит.
Едет витязь по тропинкам
И с луною речь заводит:
«Ты, луна, сердца влюблённых
Озарить умеешь вмиг, —
Дай увидеть мне царицу,
Чей с тобою сходен лик».
Ночь несла ему отраду.
Днём, от зноя изнывая,
Подъезжал к реке он часто
И смотрел в неё, рыдая.
Из очей струился в воду
Слёз сияющий поток…
Ни один ещё влюблённый
Так не плакал, одинок.
Наконец добрался витязь
До пещеры Тариэла.
Перед ней Асмат-рабыня
Одинокая сидела.
Дева бросилась навстречу,
Автандил сошёл с коня.
«Где мой друг? — спросил он деву. —
Ожидает ли меня?»
Дева горько зарыдала
И ответила герою:
«Лишь уехал ты отсюда,
Попрощался он со мною
И пропал в степях далёких,
Одиночеством томим.
Ни один не знает смертный,
Что теперь случилось с ним».
Прямо в сердце поражённый,
Витязь вымолвил: «Сестрица,
Тариэлу в день отъезда
Обещал я возвратиться.
Обещанье я исполнил,
Он же клятвой пренебрёг,
Не дождался и уехал,
Горя вытерпеть не мог».
«Витязь, — девушка сказала, —
Мудрено судить его нам:
Человек, лишённый сердца,
По своим живёт законам.
Сердце в муках умирает,
Вслед за сердцем гаснет ум.
Человек, ума лишённый,
Своеволен и угрюм.
Описать его мученья
Невозможно без труда мне:
Увидав его безумным,
Вопиют в пустыне камни;
Слёз его довольно б было,
Чтоб составился ручей;
Звери мечутся лесные,
Слыша звук его речей.
Провожая Тариэла,
Я, несчастная, спросила:
«Что теперь должна я делать,
Коль увижу Автандила?» —
«Передай ему, — ответил
Бедный витязь, — что опять
Буду я в степях скитаться
И героя ожидать.
Этих мест я не покину,
Приютит меня округа.
Если витязь мой приедет,
Он найти сумеет друга.
Если ж я умру до срока,
Неземным огнём сожжён,
Пусть мой прах осиротелый
Похоронит с честью он».
Автандил к реке спустился,
Проскакал через равнину.
Ветер жёг ему ланиты,
Цветом равные рубину.
Витязь кликал Тариэла,
Звал его среди лесов,
Но, увы, скиталец бедный
Не откликнулся на зов.
Так прошло два дня, две ночи.
Автандил на холм поднялся;
С высоты, залитый солнцем,
Дол прекрасный открывался.
На опушке дальней рощи
Конь разнузданный стоял.
«Это он!» — воскликнул витязь
И к опушке поскакал.
И когда, достигнув рощи,
Он увидел Тариэла,
Сердце в нём остановилось
И душа оцепенела:
Тариэл лежал, как мёртвый,
Запрокинув к небу лик;
Ворот был его разодран,
Взор беспомощен и дик.
Справа возле Тариэла
Лев лежал, мечом сражённый,
Слева — тигр, убитый насмерть,
Алой кровью обагрённый.
Меч отброшен был далёко,
Тариэл едва дышал…
Витязь слез с коня и друга,
Наклонясь, поцеловал.
Вздрогнул друг, повёл очами,
Прояснилось в нём сознанье.
«Милый брат, — сказал он тихо, —
Я исполнил обещанье:
Я дожил до нашей встречи,
Но, увы, истратив силы,
Ныне я прошу у бога
Лишь забвенья и могилы».
«О, — воскликнул бедный витязь,
Обнимая Тариэла, —
Головой тебе клянусь я —
Злое ты задумал дело!
Знай, тебя смущает дьявол,
Вечный враг людского рода.
Жизнь свою пресечь до срока
Запрещает нам природа.
Если мудр ты и желаешь
Быть, как прежде, добрым мужем,
Знай, что мужеством единым
Мы любви великой служим.
Если ж в слабости сердечной
Ты весь мир возненавидишь,
Разве ты найдёшь царевну?
Разве ты её увидишь?
О, послушайся совета:
Кони нас зовут в дорогу,
Сядем вместе и поедем —
Горе стихнет понемногу.
Недостойно полководца
Поддаваться искушенью.
Время горести минует,
Час настанет утешенью».
Тариэл ответил: «Витязь,
Я тебе едва внимаю.
Страшен мир для человека,
Срок пришёл — я умираю.
Верю я: в краю далёком,
За пределами земного,
Разлучённые при жизни,
С нею встретимся мы снова.
Кинусь я к моей любимой,
И она пойдёт навстречу,
Горько милая заплачет —
Я стенанием отвечу.
Нет, оставь меня, мой витязь,
Уж недолго мне томиться:
К сонму духов бестелесных
Дух мой немощный стремится».
«Вижу я, — ответил витязь, —
Распалил свою ты рану,
Больше грубыми словами
Докучать тебе не стану.
Если сам ты хочешь смерти,
Больше нет тебе спасенья.
Лишь одну исполни просьбу,
Лишь одно услышь моленье.
Та, чьи длинные ресницы,
Словно копья из агата,
Окружают лик кристальный
И чернеют, как ограда,
Та, чьей гордой красотою
Сердце брошено в горнило,
Возлюбив тебя, как брата,
В путь меня благословила.
Одолел я путь тяжёлый,
Разыскал тебя в пустыне —
Ты меня отсюда гонишь,
Приготовившись к кончине.
На прощание, молю я,
Пересиль своё упорство,
Дай твою увидеть силу
И твоё узнать проворство».
И, поднявши Тариэла,
Витязь кликнул вороного.
Конь приблизился послушный.
Не сказав в ответ ни слова,
Тариэл с глубоким вздохом
Сел на верного коня
И поехал по долине,
Низко голову склоня.
И затих в нём понемногу
Сердца жар невыносимый,
Оживился лик кристальный,
Загорелся взор орлиный.
Был наездник он отважный,
И, ездою развлечён,
Постепенно возвращался
К многотрудной жизни он.
Автандил следил за другом,
Преисполненный участья.
«Витязь, — он сказал, — я знаю,
Ты хранишь своё запястье,
На груди его ты носишь,
Плачешь, сетуешь над ним…
Неужели дар царевны
Так тебе необходим?»
«Этот дар, — ответил витязь, —
Дар единственный на свете;
Смысл моей несчастной жизни
В драгоценном том предмете.
Мне дороже всех сокровищ
Этот дивный талисман,
Мира целого дороже,
Рек его, морей и стран».
Автандил сказал: «Однако
У чеканщика он куплен,
Он безжизнен, бессловесен,
Безучастен, неразумен.
Ты расстаться с ним не можешь,
Но Асмат, сестру свою,
Покидаешь, неразумный,
В этом горестном краю.
Знаю я, Асмат-рабыню
Ты нарёк своей сестрою,
О тебе она тоскует,
Делит горести с тобою.
Помнишь, как она служила
И царевне и тебе?
Неужели позабыл ты
О лихой её судьбе?»
«Я хотел уйти от мира, —
Витязь вымолвил тоскливо, —
Но сестра моя несчастна —
Рассудил ты справедливо.
Едем к ней, она зовёт нас
И вздыхает тяжело.
Расскажу я по дороге,
Что в лесу произошло».