ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША, стр. 89

Глава XLIII. НА МОСТУ

Де Бац провёл утро в Тюильри с Ла Гишем, известным революционным чиновникам под именем гражданина Севиньона. Они пытались использовать всё своё влияние, чтобы добиться освобождения шевалье де Помеля. Но их усилия не увенчались особым успехом. Лавиконтри, на которого де Бац рассчитывал в первую очередь, заявил, что в это дело вмешиваться опасно. Улики, оказавшиеся в распоряжении комитета общественной безопасности, насколько он понял, исчерпывающе доказывают вину Помеля. А с ними уже ознакомился Сен-Жюст, кровожадность которого стала притчей во языцех. Едва ли оставит без внимания побег несчастного агента. Но тем не менее Лавиконтри осторожно обещал посмотреть, что можно будет сделать.

Сенар, секретарь Комитета и ещё один ценный тайный союзник барона, тоже обещал сделать всё возможное, что позволит ему собственная безопасность. Но и по его мнению Сен-Жюст был неодолимым препятствием.

— Хорошо, хорошо, — сказал де Бац. — По крайней мере постарайтесь отложить суд над Помелем. Посмотрим, что принесут нам следующие несколько дней.

Когда они с Ла Гишем шли по холодным сырым улицам, барон высказался более определённо:

— Если мы сумеем выиграть несколько дней, неодолимое препятствие будет устранено.

Тем не менее на улицу Менар вернулись в далеко не радостном настроении. Андре-Луи сидел у камина, упираясь сапогами в решётку и подперев кулаком подбородок. Огонь почти догорел. Когда де Бац и Ла Гиш вошли, Моро обернулся и тут же снова уставился на гаснущее пламя. Друзей поразило серое, внезапно постаревшее, искажённое болью лицо Андре-Луи.

Де Бац подошёл и положил руку ему на плечо.

— Ну-ну, Андре, прекрати травить себя. Я знаю, как тебе плохо, но надо набраться мужества и переключиться на то, что нам ещё предстоит. Займи свой ум, это помогает.

— Мне уже ничто не предстоит, всему конец.

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Конечно, это тяжёлый удар, но молодость поможет тебе его вынести. Направь мысли на что-нибудь другое. О, я знаю жизнь, Андре, я постарше тебя, набрался кое-какого опыта и знаний о человеческой душе. Тебе необходимо отвлечься, а ничто не отвлекает лучше, чем работа.

Андре-Луи удивлённо посмотрел на барона и горько рассмеялся.

— Работа? Какая работа?

— Та, что нам предстоит. Я послал за Демуленом — ему следовало бы уже появиться — и, когда он придёт…

— Говорю тебе — всё кончено, — перебил его Андре-Луи. — Реставрация престола меня больше не интересует.

— Клянусь честью, на его месте я сказал бы то же, — произнёс Ла Гиш.

Де Бац оставил Моро и, медленно подойдя к окну, вздохнул.

— Ах, если бы это проклятое известие дошло пораньше, перед его отъездом в Блеранкур!.. — Барон выразительно рубанул воздух кулаком.

— Это было бы губительно для дела его высочества, не так ли? — продолжил за него Андре-Луи.

— Естественно, — ответил маркиз. — И я не стал бы вас винить.

Моро снял ноги с решётки и вместе со стулом повернулся к друзьям.

— Спасибо, Ла Гиш, вы меня порадовали.

— Порадовал? Это ещё почему? — спросил барон, которому не понравились ни тон, которым была произнесена последняя фраза, ни выражение лица молодого человека. — Что ты этим хочешь сказать?

— Если я вообще хотел что-то сказать. Ладно, Жан, ближе к делу. Демулен уже заходил, пока вас не было.

— Так ты уже отдал документы? Отлично, отлично, нельзя терять времени. Что он сказал? Был в восторге?

— Об этом деле я не упоминал.

— Как? Но тогда… — Барон нахмурился. — Ты не отдал документы? Но ты представляешь себе, как это опасно — хранить их при себе? До Сен-Жюста в любую минуту могут дойти новости из Блеранкура.

Андре-Луи снова резко и невесело рассмеялся.

— На этот счёт можешь не тревожиться, опасности никакой. Сен-Жюст ничего не найдёт. Документы там. — И он показал на камин.

Барон подбежал и уставился на горку чёрного пепла. Потом грубо выругался и спросил хриплым от волнения голосом:

— Ты сжёг их? Ты сжёг наши доказательства? Плоды стольких трудов?

— Вас это удивляет? — Андре-Луи резко встал, опрокинув стул.

— Только не меня, — ответил Ла Гиш.

Побагровевший барон набросился на маркиза:

— Боже мой, да ты понимаешь, что именно он сжёг? Он сжёг улики, которые отправили бы Сен-Жюста на гильотину и навлекли проклятие на всех сторонников Робеспьера! Он сжёг весь наш труд — вот что он сжёг! Погубил плоды многомесячной работы, сделал её всю бесполезной! — Барон грозно повернулся к Андре-Луи. — Нет, это немыслимо! Ты не мог так поступить! Ты не посмел бы этого сделать! Ты меня дурачишь! Ну же, скажи, что это выдумка. Наверное, ты и правда об этом подумал и решил показать нам, как мог бы отомстить.

— Я сказал и я это сделал, — холодно ответил Андре-Луи.

Де Бац прямо таки затрясся от гнева, сделал движение, будто собираясь замахнуться кулаком, а потом вдруг как-то сразу весь сник.

— Какой же ты негодяй. Ты не имел права уничтожать эти бумаги. Они принадлежали не только тебе, а всем нам.

— Он тоже не имел права красть чужую невесту.

— Боже всемогущий! Ты сведёшь меня с ума! Чужая невеста! Регент и твоя невеста! Что важнее — они или будущее целой нации? Разве дело в одном только регенте?

— Что регент, что его семья — мне всё едино, — сказал Андре-Луи.

— Тебе всё едино? Глупец! Как ты можешь так говорить, когда речь идёт о судьбе монархии?

— Монархия — это дом Бурбонов. Дурная услуга, которую я оказал Бурбонам, не идёт ни в какое сравнение с той подлостью, которую устроил мне один из них. Вред, который я нанёс их делу, можно исправить. Вред, который нанёс мне глава дома Бурбонов, тот самый человек, ради которого я трудился и рисковал жизнью, не исправить никогда. Могу ли я служить ему после этого?

— Оставить службу — ваше право, — тихо и печально ответил Ла Гиш. — Но вправе ли вы уничтожать то, что принадлежало не только вам?

— Не только мне? А разве не я обнаружил и собрал эти документы? Разве не я ежечасно рисковал собственной головой, чтобы посадить на трон это ничтожество — графа Прованского? И вы ещё говорите, что бумаги не мои. Впрочем, мои они или не мои, но их больше нет. Финита ля комедия.

В ярости и отчаянье де Бац только и мог, что поносить компаньона:

— Ах, паршивец! Просто негодяй! Вот-вот уже всё должно было успешно разрешиться, а ты в припадке злобы всё разрушил, не оставил никакой надежды. Все наши труды насмарку, все жертвы были напрасны. Шабо, Делонэ, Жюльен, братья Фреи, Леопольдина, наконец! Маленькая Леопольдина, о которой ты так пёкся. Боже мой, всё прахом! Всё бросить в жертву на алтарь обиды! Проклятье. И всё потому…

— Довольно уже, — прервал его восклицания Андре-Луи. — Этого достаточно. Когда немного успокоишься, ты, возможно, поймёшь…

— Что пойму? Твою низость?

— Мучение, толкнувшее меня на этот поступок. — Моро устало провёл ладонью по лбу и хрипло продолжал: — Жан, если какое-то соображение и могло меня удержать, то это мысль о том, каким это для тебя будет ударом. Но в ту минуту я об этом не подумал. Мы были хорошими товарищами, Жан, и мне жаль, что всё так вышло.

— Можешь убираться со своими сожалениями к дьяволу! — рявкнул де Бац. — Там тебе самое место! — Он было замолчал, но распиравшая его ярость всё требовала выхода, и барона вновь понесло: — Вот что происходит, когда полагаешься на человека, способного хранить верность только себе самому. Сегодня он роялист, завтра революционер, потом снова роялист — смотря по тому, что более выгодно для него лично. Единственное, в чём ты последователен, — это твоё вечное амплуа Скарамуша. Бог мне свидетель, я не понимаю, почему до сих пор не убил тебя. Скарамуш! — с бесконечным презрением повторил он и наотмашь ударил Андре-Луи по щеке.

Ла Гиш мгновенно оказался рядом, схватил барона за руку и оттеснил его от Моро. Андре-Луи задышал чаще, на бледной-бледной щеке отчётливо проступил красноватый след пятерни. Но Моро только грустно усмехнулся.