Венецианская маска, стр. 18

Вендрамин неизменно проигрывал, и, по мере того, как он проигрывал, его ходы неизменно становились все более опрометчивыми.

Марк-Антуан ни разу не видел, чтобы он взял выигрыш, когда выигрывал. Каждый раз голосом, который становился все более и более хриплым и агрессивным, он повышал ставки и, если вновь выигрывал, его «и семь дальше» звучало вызовом Фортуне. Только однажды, выиграв, он заявил: «и пятнадцать дальше», — и проклял судьбу, когда увидел, что весь его выигрыш исчез.

К моменту уменьшения ставок, что говорило о приближении его ресурсов к концу, Марк-Антуан оценивал его убытки в две-три сотни дукатов.

Наконец, Вендрамин отодвинул стул и устало поднялся. Через мгновение глаза его наткнулись на Марка-Антуана, и он, казалось, только теперь вспомнил о его присутствии. Сэр Леонардо направился к нему ленивой походкой. Сначала в его поведении не было привычного экспансивного оживления.

— Худшее в моей проклятой судьбе заключается в том, что я вынужден оставить игру в тот момент, когда, по всем законам случайностей, направление должно поменяться.

— У случайностей нет законов, — сказал Марк-Антуан.

То были пустейшие слова. Но сэр Леонардо предпочел усмотреть в них вызов.

— Ересь! Одолжите мне сотню дукатов, если они есть у вас при себе, и я докажу вам это.

Случилось так, что у Марка-Антуана были при себе деньги. Он был хорошо обеспечен. Его лондонские банкиры открыли ему в Венеции кредит у Виванти, а граф Пиццамано поручился за него перед этим знаменитым евреем-финансистом.

Вендрамин взял сверток с монетами, коротко отблагодарил и в мгновение ока оказался вновь за игровым столом.

Уже через десять минут — бледный, с лихорадочным блеском в глазах — он поставил последние десять цехинов. И еще раз проиграл, так что и деньги, взятые в долг, были израсходованы.

Но прежде чем была перевернута последняя карта, женщина в бледно-фиолетовом платье, легкая и тонкая, словно соломинка, с золотистыми, высоко подобранными и почти незаметно припудренными волосами, яркий натуральный колорит которых вызывал восхищение, подошла и встала за спиной у Вендрамина. Марк-Антуан не заметил, как она вошла, но он увидел ее теперь, ибо эта женщина привлекла к себе взгляды всех мужчин — изысканно утонченная, будто из дрезденского фарфора, и столь же хрупкая на вид.

Она посмотрела последнюю карту, слегка вытянув свою тонкую шею; ее веер плавно двигался, а лицо было совершенно спокойным. Она даже слегка улыбнулась ругательскому ворчанию, которым Вендрамин честил свой последний проигрыш. Затем ее рука легла ему на плечо, удерживая за столом.

Он поднял на нее глаза и встретил успокаивающую улыбку. Из своей маленькой парчовой сумочки она извлекла сверток и положила перед ним на зеленый стол.

— Какой смысл? — спросил он. — Моя удача исчезла.

— О, трус! — засмеялась она. — Ты признаешь свое поражение? Нынче побеждает стойкость.

Он продолжил игру, увеличивая ставки крупно и неистово, неизменно проигрывая, пока опять все деньги не вышли. Но и тогда эта дама не позволила ему встать.

— У меня при себе чек на две сотни в банке Виванти. Подпишите чек и возьмите деньги. Вернете мне их из своего выигрыша.

— Мой ангел! Мой ангел-хранитель! — обратился он к ней нежно, а затем рявкнул лакею, чтобы тот принес ручку и чернила.

Сначала он проигрывал. Но, наконец, направление Фортуны изменилось. Его выигрыши образовали перед ним кучу, похожую на крепостной вал, когда тучный банкир, наконец, объявил, чтос него достаточно. На этом Вендрамин сгреб свои выигрыши и вышел из игры. Но искусительница остановила его.

— Вы оскорбляете Фортуну, когда она улыбается вам так благосклонно? Друг мой, стыдно! Поставьте на банк все, что у вас есть.

Игрок колебался лишь мгновение.

Сделанный им банк неуклонно шел в пользу понтирующих. Сложенные столбики быстро убавились, и Вендрамин, побледневший от возбуждения, играл резко и грубо; учтивость вовсе покинула его.

Что касается дамы, которая подстрекала его к этой глупости, то Марк-Антуан почти не сомневался, что перед ним — таинственная виконтесса, о которой говорил Лальмант: дама, для которой Лебель добыл титул, чтобы облегчить ей деятельность в качестве тайного агента. Марк-Антуан исподволь наблюдал за ней. То ли от того, что она вызывала у него интерес, то ли движимая своим собственным интересом, но взглядом своих голубых, как незабудки, и ясных, как летнее небо, глаз она предоставила ему полное понимание того, каким образом могла она управлять мессером Вендрамином.

Если бы его не ждали в особняке Пиццамано и не нависла бы угроза опоздать, он бы задержался только ради того, чтобы познакомиться с ней. Но игра, похоже, затягивалась на часы. Он тихо встал и так же тихо удалился; его уход остался незамеченным.

Глава XI. БОЛЬШОЙ СОВЕТ 27

Лальмант сразу же вручил Марку-Антуану запечатанное письмо от Барраса. Оно подтверждало для Камиля Лебеля инструкции сохранять дружественные отношения со Светлейшей, но указывало, что теперь было бы желательно намекнуть венецианцам, что под бархатной перчаткой скрыта железная рука. Баррас предлагал потребовать изгнания с венецианской территории бывшего графа де Прованс, который нынче именовал себя Людовиком XVIII. Гостеприимство, проявленное по отношению к нему Светлейшей, могло истолковываться как враждебное к Франции с тех пор, как в Вероне, которую он превратил во второй Кобленц, так называемый король Людовик XVIII стал активно плести интриги против Французской Республики. Баррас только выжидает, когда его взгляды будут разделять в правительстве, которое по-прежнему не решается замутить ту спокойную поверхность, какую Венеция представляет собой сейчас.

Марк-Антуан забеспокоился. Верность своему королю, которую он должен соблюдать как его верноподданный, заставляла испытывать мучения при мысли об этом несчастном правителе, который колесил из одного государства Европы в другое, пока не был принят здесь, и о том, что он вновь будет изгнан в эти бесконечные скитания.

В молчании он сложил и спрятал в конверт письмо и только тут заметил угрюмость, с которой облокотившийся на стол Лальмант наблюдал за ним.

— Здесь ничего нет для вас, Лальмант, — сказал он, отвечая на пытливый взгляд.

— Ах! — зашевелился посол. — Тогда у меня, пожалуй, найдется кое-что для вас.

Лальмант сразу стал строгим и официальным.

— Мне доложили, что, как было подслушано, посол Британии извещен о намерениях Бонапарта по поводу союза с Венецией.

Более всего в этом заявлении Марка-Антуана потрясла очевидная тщательность шпионской организации Лальманта.

— Вы говорили, что он глупец.

— Это вопрос не его ума, а его информированности. Как вы знаете, то, что он сказал, оказалось правдой. Можете ли вы объяснить, как он добрался до этого? Тон Лальманта стал жестким. Он бросал вызов. Пауза Марка-Антуана, улыбнувшегося в ответ, не выдала его секундного замешательства.

— Очень просто. Я рассказал ему.

Лальмант мог ожидать любого ответа, но только не этого. Он был обескуражен подтверждением того, что подозревал против собственной воли. От изумления его широкое крестьянское лицо побелело.

— Вы ему рассказали?

— Это было темой моего визита к нему. Разве я не упоминал об этом?

— Конечно, нет! Лальмант вспылил, но тотчас овладел собой, и из его поведения было видно, что его недоверие рассеялось. — Вы расскажете мне, с какими намерениями?

— Разве это не ясно? Чтобы он мог повторить их и таким образом успокоить тревоги венецианцев, что оставит их бездеятельными.

Прищурившись, Лальмант рассматривал его через стол. Потом он предпринял, как он полагал, решающий ход.

— Тогда почему, если вы придерживались такого мнения, вы инструктировали меня, чтобы я держал в тайне предложение Бонапарта? — с горячностью потребовал он. « Ответьте мне на это, Лебель!