Вечера с историком, стр. 30

Однако многим такое решение суда показалось неудовлетворительным. Оно не убедило людей, хорошо знавших милорда и желавших позволить ему пожать плоды своего злодеяния. Самыми знатными из этих людей были Эрандел (и сам претендовавший на руку королевы), Норфолк и Пемброк. А за ними стояло несметное множество простолюдинов. Неприязнь к лорду Дадли, уже давно тлевшая под спудом, наконец вспыхнула и вырвалась наружу, причем огонь раздували такие красноречивые проповедники, как Левер, который со всех лондонских кафедр осудил планируемую женитьбу и не скупился на мрачные намеки на действительную причину гибели Эми Дадли.

То, о чем дома говорилось лишь обиняком, открыто обсуждалось за границей. В Париже Мария Стюарт рискнула вслух высказать жестокую догадку, которую Елизавета была вынуждена держать при себе: «Королева Англии, — заявила она, — хочет выйти замуж за своего конюха, убившего жену, чтобы освободить для нее место».

Тем не менее, Елизавета упорствовала в своем намерении стать женой Дадли, и это продолжалось до конца сентября, когда трезвомыслящий Сесил намекнул ей, что в стране тлеет огонек смуты.

Разумеется, королева гневно обрушилась на лорда, но тот упорно стоял на своем.

— Вы помните, что остается так называемый вопрос о пророчестве, как выражается епископ Аквилский, — говорил он ей.

— Боже мой! Неужели этот негодяй болтает языком?

— А чего еще могли Ваше Величество ожидать от человека, чьи выдумки идут от уязвленного самолюбия? Он уже растрезвонил на весь свет, что за день до того, как леди Роберт сломала себе шею, вы заявили, будто она или мертва, или вот-вот умрет. А исходя из этого, де Квадра утверждает, что Ваше Величество заранее знали о преступном замысле.

— Заранее знала о преступном замысле! — королева едва не задохнулась от гнева, а потом вдруг принялась ругаться так же неистово, как это делал старый король Гарри в припадках самой мрачной ярости.

— Мадам! — воскликнул Сесил, потрясенный ее горячностью. — Я лишь передаю вам то, что говорит посол. Это вовсе не мои слова.

— Но вы верите ему?

— Нет, мадам. Иначе сейчас меня не было бы здесь.

— А кто-нибудь из моих подданных верит?

— Они воздерживаются от суждений и выжидают, надеясь, что последующие события помогут им узнать правду.

— То есть?

— Если де Квадра и остальные правы в своих предположениях относительно ваших побуждений, существует опасность, что ваши подданные поверят им.

— Бога ради, выражайтесь яснее. Что это за предположения?

Сесил в полной мере внял этой просьбе.

— Они сводятся к тому, что милорд убил свою жену, чтобы вступить в брак с Вашим Величеством, и что Ваше Величество знали об этом, — смело ответил лорд и продолжал, не позволив королеве дать волю гневу: — Вы еще можете спасти свою честь, мадам. Она в опасности, но способ есть. Только один способ. Если вы оставите всякие мысли о браке с сэром Робертом, Англия поверит, что де Квадра и иже с ним — лжецы. Если же вы станете упорствовать в своем намерении, то подтвердите истинность его заявлений и собственными глазами увидите, что неизбежно последует за этим.

Да, она уже видела это. И боялась.

Спустя несколько часов после беседы с лордом Сесилом она сообщила ему, что не намерена выходить замуж за Дадли.

Страх помог ей сохранить честь, пожертвовав сердечной привязанностью и отказавшись от брака с единственным человеком, который мог бы стать ее мужем. Рана затянулась нескоро. Королева подумывала о браке, но ее исполненный желания взор то и дело обращался на очаровательного лорда Роберта, ставшего впоследствии графом Лейчестерским. Как-то раз, спустя лет шесть после смерти Эми, снова повили разговоры о намерении Елизаветы выйти за него замуж, но эти разговоры привели к возрождению слухов о причинах гибели леди Роберт и быстро сошли на нет. И призрак несчастной убиенной женщины все время стоял между ними, не позволяя Елизавете утолить стремление сердца, а Роберту — честолюбие.

Вероятно, этим отчасти и объясняется полное горечи заявление Елизаветы, когда она узнала о том, что Мария Стюарт родила ребенка: «Шотландская королева дала жизнь законному сыну, а я так и осталась бесплодной!»

7. СЭР ИУДА. История о том, как был предан сэр Уолтер Рейли

Когда сэр Уолтер возвратился из своей злосчастной экспедиции в Эльдорадо, в Плимуте его встречал сэр Льюис Стакли, что вполне естественно, поскольку сэр Льюис был не только вице-адмиралом Девона, но также лучшим другом и кровным родственником сэра Уолтера.

Если поначалу у сэра Уолтера и были сомнения, в каком качестве — родственника или вице-адмирала — встречает его сэр Льюис, то сердечность объятий и радушный прием в доме сэра Кристофера Хара, стоявшем неподалеку от порта, рассеяли эти сомнения и вновь воспламенили отчаявшуюся душу путешественника огнем надежды. Он видел, что сэр Льюис относится к нему прежде всего по-родственному, что было особенно важно в этот тяжкий период его наполненной событиями и встречами жизни, когда он более всего нуждался в поддержке родственника и дружеском совете.

Вы, несомненно, знаете историю сэра Уолтера. Его личность стала одним из ярчайших украшений эпохи царствования королевы Елизаветы и могла бы придать еще больший блеск правлению короля Якова, не будь Его Свинячество (титул, которым наградила Якова его королева) столь малодушен и сумей он оценить огромные достоинства этой личности. Придворный, философ, в равной мере и мыслитель, и человек действия, Рэйли был в то же время и замечательным писателем, и одним из самых великих мореплавателей своего века — последним оставшимся в живых представителем блистательной плеяды людей, к которой принадлежали также Фрэнсис Дрейк, Флобишер и Хокинс и которая принесла Англии господство на морях, сведя на нет мощь и уязвив гордыню испанской нации. Имя Рэйли, как и имя Дрейка, горделиво гремело на весь мир к чести и славе Англии; его ненавидели и страшились король Филипп и все его подданные. А вот король шотландский, человек нечистоплотный и порочный, сделал вид, что ему незнакомо это великое имя, которое будет жить, пока жива Англия.

Когда блистательный придворный предстал перед королем (а в свои пятьдесят лет сэр Уолтер был еще красив, статен и одевался с большой изысканностью), Яков искоса взглянул на него и осведомился у своих приближенных, кто это такой. Получив ответ, король-остряк буркнул:

— Я что-то слушал о тебе.

Яков частенько прибегал к неправильным оборотам речи, стремясь таким образом прослыть остроумным человеком. Повадка короля не сулила ничего хорошего. И действительно, вскоре сэр Уолтер, этот великий и доблестный человек, был арестован по ложному обвинению в государственной измене, подвергнут грубому обращению и оскорблениям со стороны продажных судей и, несмотря на то, что его остроумие и чистосердечие не оставили камня на камне от предъявленного ему обвинения, приговорен к смерти. Король решился на это, однако пойти чуть дальше и привести в исполнение приговор не посмел. Тогда у сэра Уолтера было в Англии много друзей, да и блистательные подвиги его были слишком свежи в памяти народа. Казнь героя могла быть чревата серьезными последствиями для самого короля Якова. К тому же, король достиг по крайней мере одной из своих целей: по приговору суда обширные владения сэра Уолтера были конфискованы, и эту землю, украденную у человека, бывшего гордостью Англии, Яков намеревался отдать в дар одному из своих золотых тельцов, одному из тех людишек, что составляли ее позор.

— Я обещал эту землю Карру, я обещал! — нагло и раздраженно отвечал Яков тем, кто возражал против конфискации.

В течение тринадцати лет с 1603 года, когда был вынесен смертный приговор, сэра Уолтера содержали в Тауэре. После короткого строгого одиночного заключения он стал пользоваться некоторой свободой: его посещали любимая супруга и друзья, среди которых был и Генрих, принц Уэльский, который решительно и однозначно заявил, что ни один человек на свете, кроме его презренного папаши, не стал бы держать в клетке такую птицу. Сэр Уолтер коротал время, занимаясь наукой и литературой, кропотливо доводя до совершенства свои очерки и создавая очень значительный труд «История мира». Но к нему уже исподволь подкрадывалась старость. Нисколько не притушив огонек предприимчивости в душе этого искателя приключений, она, тем не менее, заставила его ощутить, что жизнь проходит, и вселяла чувство тревожного нетерпения. Именно это чувство и вынудило сэра Уолтера наконец предпринять попытку обрести свободу. Не надеясь на милосердие Якова, Рэйли решил сыграть на его корыстолюбии.