Избранное, стр. 107

В некоторые переулки Нюшка уже заглядывала, а в другие еще не ходила и в лугах не была.

Послушала Нюшка, как шумит ветла, посмотрела на ее серебряные листья и вспомнила: лежит у нее в кармане такая же красивая бумажка.

Нюшка вынула ее и положила на стол, но хорошенько рассмотреть так и не успела. Пришли в сад и другие дети.

Нянька собрала их всех и усадила за столы.

«Значит, скоро кормить будут», — подумала Нюшка, она уж это знала.

И тоже уселась покрепче, а бумажку положила рядом.

Но только она села, как подошел к ней мальчик — и хвать бумажку со скамейки!

«Вот те и раз! — подумала Нюшка и вспомнила слова матери. — Тут со мной живо управятся. Надо смотреть получше».

— Как тресну сейчас, ты и рассыплешься, — сказала она мальчику.

А мальчик испугался Нюшки, бросил бумажку на землю и быстро залопотал:

— Два года, два года…

Что это значило, нянька не знала. Зато Нюшка отлично его поняла.

Это значило, что ему только два года и обижать его еще нельзя.

А Нюшке шел уже пятый, и поэтому она сказала:

— Ну что мне с тобой теперь делать! Ладно уж, бери. Есть на ветле еще листья, тоже серебряные, но ты еще маленький, тебе не достать.

В это время вошла в сад кухарка с большой миской в руках. Ребятишки все, как один, повернули к миске головы.

Но живей, чем другие, повернулась на своем месте Нюшка, посмотрела, что принесли.

Принесли кашу с ягодами.

Нюшке досталась полная тарелка каши и ягод порядочно, намного больше, чем десять. Нюшка не могла их сосчитать. Однако съела все и еще попросила.

Дали Нюшке еще. Она и это съела и сказала няньке:

— Вот теперь довольно. Что же ты мне грабли не несешь? Все равно песен петь не буду.

Нянька рассмеялась и принесла Нюшке грабли. Грабли были маленькие, Нюшке как раз по руке. Она обошла весь сад кругом, поискала сено за домом. Но сена не нашла.

Тогда Нюшка поскребла землю и выскребла несколько щепок и одного червяка. А сена все равно не было.

И Нюшка подумала: «Вот возьму и убегу».

Она огляделась.

Дети и нянька — все стояли на дорожке и пели:

«Чего уж они там принесли!» — подумала Нюшка и даже слушать их не стала.

Она поискала, нет ли в заборе дыры. Пошла вправо, пошла влево и очень скоро нашла под забором лаз. Но лаз был небольшой, и Нюшка не могла в него сразу пролезть. Что было делать?

Тогда Нюшка легла на землю, просунула в дыру сначала голову, потом и сама проползла и даже грабли с собой протащила.

— Вот это хорошо! — сказала она.

Грабли ей все-таки могли пригодиться.

Затем она встала на ноги и пошла по огороду меж грядок.

Грядки были высокие, росли на них помидоры, и Нюшки не было видно.

Нюшка пошла по песку до берега и остановилась.

Луга лежали прямо перед ней — поближе ясные, с гусиной травой-муравой, а вдали дымились они, точно угли.

И небо казалось Нюшке тоже неодинаковым: над головой высокое, а посмотришь подальше — не очень, а еще дальше посмотришь — падает оно прямо на траву.

Поглядела Нюшка и видит — совсем это близко.

И так захотелось ей до этого места дойти, достать граблями до неба, что подоткнула она свое платье повыше, как это делают бабы, и вошла в ручей.

А вода в ручье холодная. Камни сквозь нее видны, на камнях мох качается, клонится все в одну сторону.

Но Нюшке ничего не страшно.

Идет она по песку, по камням, по воде и только одного боится: как бы ее рыбы не покусали.

Но как перешла ручей, и этого перестала бояться.

Сперва она бежала вприпрыжку, а потом пошла тише. Стала по бокам ее высокая трава.

Смотрит Нюшка и туда и сюда. Со всех сторон широко.

Посидела она немножко на раздолье и пошла дальше.

Сначала к ней оса пристала, гудит ей в уши, кружится вокруг головы. Осу Нюшка живо отогнала граблями. Потом привязались к ней две ласточки: то спереди пролетят низко, над самой дорогой, то сзади; летают, ныряют, опоясывают Нюшку легким поясом.

Что им нужно от Нюшки?

Она их вовсе не трогает, идет себе на работу к тому, недалекому месту, где сходится небо с землей, и грабли у нее на плече.

Нюшка прошла по дороге шагов двадцать. Захотелось ей все-таки узнать, много ли еще осталось идти. Влезла она на пригорок и видит — до неба еще далеко, а до мамки близко.

Направо бегает по лугу косилка, а в ложбине старики косят: машут руками, и летают острые косы, опоясывают их, как ласточки.

А налево работает с бригадою мать.

Нюшка сбежала с пригорка и пошла налево, к женщинам, потому знала все-таки — там ее место.

Она сняла грабли с плеча и приготовилась уже сгребать сено.

Но только вышла из травы на скошенный ряд, как тут ее все и увидели.

Колхозницы закричали:

— Глянь-ка, Груня, пришла твоя непоседа! Экое с ней наказанье! На помощь собралась.

Не боялась Нюшка в дороге ни ветра, ни ос, ни ласточек, а этого крика испугалась — как бы не заругалась мамка.

И, вспомнив мальчика, который так ловко отнял у нее красивую бумажку, Нюшка тоже закричала громко!

— Четыре года, четыре года!

Никто ее не мог понять. А мать поняла отлично.

— Не четыре года, а пятый уж тебе будет, непоседа ты этакая, — сказала мать. — Но что мне с тобой делать? Ладно уж, не обижу. Становись на работу рядом.

1938

Подарок

Если тебе только тринадцать лет, дорогой читатель, и ты учишься уже в ремесленном училище и даже совсем недавно выбран старостой первой группы «Е», то жизнь доставляет тебе немало всяких радостей.

Например, радостно было теперь Пете Саламатову рано утром вбежать прямо с Садовой на школьный двор, стесненный новыми домами, и увидеть знакомый подъезд в глубине под тяжелой аркой, и убедиться в том, что старые стены училища по-прежнему стоят на месте и что их никто не унес от него, пока он ночью спал в общежитии на Стромынке.

Радостно было теперь, после утренней линейки, впереди всей группы войти в цех и, услышав хриплый от курения, но всегда ободряющий голос мастера Дмитрия Тимофеевича, не медля и не торопясь, как настоящий рабочий, подойти к своему месту, вправить деталь в станок, вовремя включить его, и увидеть вдруг могучее вращение колеса, и услышать покорный звук металла под неумолимым резцом, и углубиться в этот звук, как в песню, и знать, что ты не разрушаешь мир, а создаешь его, что с каждым днем, как колос, зреет твое мастерство, а за стенами училища огромная страна, что зовется твоею Советской родиной, ждет уже тебя с нетерпением, как мать, и любит твои детские, еще не обученные руки.

Это было очень приятно для Пети, так как иной матери, что ждала бы его к себе, у него не было ни в родном селе Боровом, откуда он пришел в училище, ни в другом далеком месте.

Приятно было Пете и сейчас, в этот зимний белый вечер, не бегом, а шагом идти по Садовой улице и думать о том, что никому другому в мире, как только ему одному, вся группа в тридцать мальчиков поручила купить подарок подшефному катеру «Ремесленник».

Катер этот, конечно, не простой, на котором ездят в воскресенье по Московскому морю ловить щук в канале. Катер этот носит на себе три грозные торпеды и плавает далеко, по Черному морю, которого Петя никогда не видел. Но разве важно это, если он видит его в своем воображении? Он видит отлично живых, красиво оперенных птиц над голубой водой и две высокие волны, поднятые стремительной силой мотора. Это они скрывают стальные борта, и нос, и палубу катера от взоров вражеских кораблей, дымящих за пределами горизонта. Но зоркоглазый, маленького роста капитан, очень похожий на Петю, стоит впереди на носу, весь мокрый от брызг, и неотступно смотрит на запад, где синей чертой, словно лентой на карте, отмечены нерушимые границы советских вод и суши.