С мешком за смертью, стр. 15

По улице проходили редкие прохожие. Двое остановились против ворот и перед расставанием кончали разговор, о чем-то споря.

Оголец думал недолго. Он подбежал к окну в подвале, над которым висел на пружине большой колокольчик, и дернул его изо всей силы. Мальчишка знал, что дворник, пробудясь, ни за что не выйдет на первый звонок, а будет, спустив ноги с койки, чесаться, плевать на пол и ругать ночного шатуна, ожидая еще звонка. Поэтому мальчишка выждал время и, дернув за звонок второй раз, спрятался за угол. Заскрипела блоком дверь, дворник вышел и, шаркая ногами, пошел к воротам. У ворот стояли и все еще спорили двое прохожих. Присматриваясь к ним в темноте, дворник отомкнул и отворил калитку. Прохожие оглянулись и продолжали свою беседу. Тогда дворник вышел за калитку и спросил:

— Вам кого, товарищи, нужно?

— Никого, товарищ.

— Чего же вы звоните?

— Мы не звонили, — отвечал один из прохожих и они отошли в сторону. Дворник пошел за ними, ругая их и грозя отправить в «отделение», а мальчишка тем временем шмыгнул через калитку и побежал в другую сторону. Повернув за угол, он сразу сменил бег на тихий шаг и ни разу не оглянулся.

— Придется гопать [49] до утра — раньше шести к Зухеру не пустят.

Оголец Феденька бродил по улицам до самого утра — на часок только завернул на знакомую мельницу, в грязную могилу [50], где мальчишки и подростки в сизом тумане табачного дыма, сгрудясь вокруг большого стола, играли в карты, в кости, в лото. У Феденьки в карманах было пусто (проюрдонился на чай): поставил в баккара «на арапа», — снял сто и ушел скорее от соблазна.

В шесть часов утра, как только открылись на улицу ворота дома, где жил Стасик, оголец стучал в дверь Зухера условным стуком. Стасик уж не спал. Узнав от огольца, где — Аня, Стасик сказал:

— Ага, она у Волка! — и сейчас же разбудил Марка.

— Вставай, елда [51], молявочку твою нашли!

Марк живо оделся и выслушал рассказ Феденьки, украшенный новыми подробностями, при чем оказалось, что он взял вышедшего дворника «за храп», повалил на землю, притемнил [52], отнял у него ключ и убежал, отперев калитку. Суть рассказа была прежняя. У Стасика уже была привычка к таким рассказам — он знал обыкновение огольцов «драть горло», привирать кучу небывальщины о своих подвигах, но был уверен, что при разведке оголец никогда не станет гнуть дугу [53], и верно называет место, где томится Аня. Верно и то, что ее собираются увозить.

— Вот что, Федя, ты парень духовой [54], — польстил огольцу Зухер, — ты нам еще будешь нужен. Работа у тебя нынче есть?

Оголец предался на минуту важному размышлению; пыхая дымом папиросы, он сделал вид, что будто вспоминает, как у него нынче распределен рабочий день, и сказал, что «как будто нынче он не занят»…

— Отлично, — сказал Стасик, — из тебя выйдет крупный маз [55]. Ты возьми с собой Змейка и стремьте в переулке; если что, сюда.

— Лады.

Феденька-оголец ушел исполнять поручение Зухера. После его ухода Стасик сказал:

— По всему видно — придется на товарообман итти. У Серого ее не вырвешь.

Марк не понял, о чем идет речь: что за товарообман и кто Серый, — и потому согласился нерешительно.

— Ты в дело пойдешь? — спросил Стасик Марка, — хеврой [56] придется работать. У них халдеев [57] наверное не мало. Не сдрефишь?

— Нет.

— Малый ты не трус.

— А как мы ее из дома возьмем?

— Взяли бы, да она по деревьям да по крышам лазить не умеет, я думаю.

— Ясно. Чего же делать?

— А вот, что Федя принесет. Он с своей Верочкой еще перенюхается дотемна. Тут нам думать нечего — «по делу глядя», как у вас говорят, и поступим. А пока сиди здесь. Мне надо приготовить на всякий случай пыхтуна с вертуном [58].

XVIII. Черные маски.

После обеда Феденька принес от Веры известие, что «Серый» сегодня вечером повезет Аню куда-то за город, «на бал». Почему-то на своей машине Серый ехать не хотел, а заказал к одиннадцати часам вечера закрытую машину с автобазы N 5 в Каретном ряду. Где именно будет «бал» — Вере узнать не удалось, она слышала только слова: Троицкое шоссе и Лосинка. Эти новости, видимо, и взволновали и обрадовали Зухера.

— Прекрасно; значит, обойдется без товарообмана. Придется подобрать публику покрепче: Серый Волк пятеркой [59] играет как гантелью [60], — говорил задумчиво Стасик, поглядывая на Марка. Он пощупал ему руки и плечи. — Крепыш ты, а надо бы на твое место боевика, и не взять тебя мне жалко: как же, твою даму поедем брать, а тебя и нет. Уж это твоя честь — протянуть ей руку, чтобы высадить из мотора.

— Нет, уж я поеду! — сказал Марк угрюмо.

— Поедешь, если возьмут. Прощай до вечера.

Часы до вечера текли для Марка томительно и медленно; он почти не притронулся к еде, которой угощала его Христя, и только жадно пил чай — внутри его все горело от нетерпеливого волнения:

«Возьмут или нет?».

Стасик явился домой около девяти часов вечера и сказал Марку весело:

— Едем! Вот примерь-ка намордник…

Он сунул Марку черный шелковый лоскут со шнурками. Марк не знал, что ему делать с этим лоскутом, в котором было два прореза.

— Смотри, вот как надо, — говорил Стасик, — учись.

У него в руках был такой же черный лоскут. Он надел его резиновые петли на уши, а концы тесемок завязал на затылке; сквозь прорезы маски весело улыбались его синие глаза.

— Хорош?

Стасик снял маску, сунул ее в карман и помог Марку примерить его маску; пришлось отдавать Христе перешивать тесемки.

— Уши у тебя не на том месте выросли, — посмеялся над Марком Зухер. — Спрячь маску в карман.

Затем Стасик рассказал Марку в коротких словах план. Двое огольцев из работающих в гараже взялись подковать заказанный Серым Волком автомобиль: они забьют в покрышки резиновых колесных шин по нескольку кованных конически гвоздей так, чтобы остриями своими гвозди прикасались к внутренней кольцевой камере шины, куда накачивают воздух. Шляпки гвоздиков должны выдаваться из покрышки. Это надо сделать незадолго до выхода машины из гаража, после того, как шофер осмотрит ее. На ходу машина вдавит гвозди глубже и хоть один из гвоздей через несколько минут прорвет камеру; воздух вытолкнет конический гвоздь, шина спадет и шофер должен будет остановиться.

— А что дальше, увидим. Идем. Оставь мешок свой дома, не пропадет.

Через переулок, сбегающий под горку, Стасик и Марк вышли на Цветной бульвар. Уже смеркалось. В конце бульвара на Трубе у цветочного павильона Марк увидел большой серый автомобиль. Мотор его работал, то затихая, то ускоряя стук, и вместе с тем то вспыхивали, то зловеще погасали его блестящие глаза. Стасик прямо подошел к мотору, открыл дверку и подтолкнул Марка. Едва они вошли и опустились на сиденье, машина затрепетала, залила мостовую впереди серебристым, ярким светом и помчалась к Петровским воротам.

Напротив себя, на задней скамье автомобиля Марк увидел двоих в военном платье, а посредине третий — матрос, смуглый, с черными, длинными курчавыми волосами; ничем не покрытые, они развевались по ветру от бега машины. Трое говорили между собой что-то непонятное и как будто и не замечали появления в кароссери [61] Стасика и Марка.