С мешком за смертью, стр. 13

— Да парень: «семь верст до небес и все лесом»!

Оголец посмотрел на него с уважением:

— Ишь фельда [39], а я думал ты ручной [40].

Послышался стук в дверь, и Христя впустила в комнату еще двух огольцов, за ними вскоре явился и Стасик-Зухер. При нем первый оголец съежился и замолчал.

— Вот что, мальчики, — сказал Стасик, — такая работа. Завтра на Смоленском будем этого парня народу показывать. Как он сумку обернет — подымай пение и вали торговок, — только смотрите, чтобы его в давке не притворили. Если станут поливать [41], подрабатывай. Поняли? А мы кого нужно поздравим. А потом режь винта. Дербанщиков [42] оттыривай [43]. Как его спрячут — гуляй. Скажите, чтобы все были, дело скипидарцем попахивает.

— На Смоленском горячо [44], товарищ Зухер, — сказал один из вновь пришедших огольцов постарше.

— Это уж мое дело, — сказал Стасик…

— Малье! — согласился оголец.

Когда совещание кончилось и огольцы ушли — смеркалось; Марк клевал носом. Стасик уложил его спать на диван, а сам снова исчез; Марк словно в холодную воду окунулся, — заснул.

XVI. «Помоп».

Когда Аня Гай в своем заточении стала стучать в дверь кулаками, ей думалось, что на стук в доме, где стояла среди смутных шорохов такая тревожная тишина, кто-то отзовется, поднимутся крики и беготня. Но напрасно: девочка до боли отбила обе руки, стучала в дверь ногами — никто не идет и не отзывается. И удары в дверь не звонкие, — тупые, словно дверь с той стороны обита войлоком. Обессилев, Аня упала в кресло и залилась горючими слезами.

Поплакав, Аня стала размышлять о том, каким бы способом дать знать о себе. Разбить стекло и выпрыгнуть в окно? Но подоконники так высоки, что их едва ли мог с пола достать рукою и взрослый человек. Надо сначала подмоститься. Аня подвинула к окну столик, на столик взгромоздила восьмигранный табурет, стоявший у дивана, а на него стул. Взяв в руки со стола тяжелый бронзовый подсвечник, Аня с большим трудом забралась на вершину своего шаткого сооружения и оттуда, цепляясь за шпингалет [45] окна, влезла на покатый подоконник. Держась левой рукою за задвижку, Аня сразмаху стала бить бронзовым подсвечником в зеркальное стекло. Понадобилось несколько ударов, пока вдруг толстое стекло от звонкого удара расселось в стороны лучистой звездой, и клин стекла, звеня упал, скатился с подоконника.

Аня прислушалась — на шум никто нейдет.

Девочка стала отбивать края звезды. Толстое, почти в палец стекло сопротивлялось.

Рука Ани слабела с каждым ударом — подсвечник ей казался все тяжелей. После четверти часа усердной работы девочка пробила в зеркальном окне большую дыру с ломанными острыми углами и, осторожно просунув руку с подсвечником, хотела ударить по наружному стеклу — и не достала: междуоконье толстых стен было очень широко, а размахнуться между стекол нельзя. Аня решилась бросить в стекло подсвечник, размахнулась, задела спинку стула, подсвечник выпал из ее рук и покатился на пол, и с грохотом развалилась и упала на пол сооруженная девочкой башня. Аня со страхом смотрела вниз — ей не хотелось прыгать, боялась разбиться. А, между тем, левая рука, на которой висела она, закостенела и было так больно, что Аня едва держалась. Оставалось одно: Аня осторожно, чтобы не поранить себя, пролезла сквозь звездчатую, с острыми, торчащими со всех сторон клиньями стекла дыру в междуоконье.

Довольно удачно: только оцарапала плечо — струится кровь. В междуоконье — толстым слоем пыль. Аня заглянула через стекло во двор и с удивлением увидала, что очень высоко, и вспомнила, что поднималась со двора сюда по ступеням широкой лестницы. Двор вымощен; только около стволов деревьев — обложенные по краю камнем черные круги земли. За зеленью не видно ничего больше, кроме этих кругов, из которых поднимаются серые стволы деревьев, да ровной мостовой.

Аня попробовала стучать в окно руками и каблуком ботинок — стекло глухо и беззвучно вздрагивало от ударов.

Обессилев, девочка прикорнула у косяка и, упав щекою на плечо, почувствовала мокроту, тронула рукою — кровь просочилась в разорванное стеклом на плече платье. Аня в испуге закричала и забилась между стекол. Но на ее крик никто не ответил.

За окном попрежнему безмолвно шелестели листьями деревья, в ветках перепорхнула какая-то пташка и пропала…

Аня долго думала, не зная, что же делать, пальцы девочки судорожно и без цели скользили по подоконнику. Аня хотела закрыть лицо руками и увидела, что к липким от крови пальцам пристала пыль. Девочка, осененная догадкой, стала писать на стекле пылью, смешанной с кровью, крупные печатные буквы:

— ПОМ…

Остановилась в задумчивости, соображая, что с той стороны прочтут:

— МОП.

Надо писать наоборот. Почти теряя сознание, она еще приписала справа две буквы:

— ОП.

Изнутри получилось непонятное ей самой пятибуквенное слово «помоп», и если бы кто-нибудь в это время подошел к окну со двора и взглянул из-под деревьев вверх, то увидел бы написанное на стекле серовато-красными буквами то же самое слово:

— ПОМОП.

Девочки снизу этот человек не заметил бы: в глазах Ани пошли круги и звезды, и она, поникнув на пыльный подоконник, забилась меж двух зеркальных стекол высокого окна, прижавши в угол раненое плечо.

Аня не могла увидеть, что в это время во двор особняка действительно вошел высокий человек в сером спортивном костюме и гетрах, в маленькой мягкой шляпе на голове, ведя на ременной тонкой сворке тигрового бульдога. Пес потянулся к двери и обнюхал порог. А спортсмен окинул взглядом двор, прошел под деревьями, поднял голову и прочел на окне едва заметные буквы:

— ПОМОП.

Спортсмен тихо позвал собаку и вышел с нею со двора. А рано утром, возвратясь домой, Стасик нашел у себя на столе короткую записку, написанную твердым почерком:

— Она в опасности. Не теряйте времени.

Аня была все еще в забытье, когда в замке щелкнул ключ, дверь отворилась и в комнату вошла женщина, назвавшая себя при первой встрече с Аней именем Веспри.

Женщина тихо вскрикнула, увидев беспорядок, осколки стекол, разбитое окно и комочком лежащую меж рам окна девочку.

Тихо притворив за собой дверь, женщина вышла и скоро вернулась в сопровождении того высокого с волчьими зубами человека. Он нес складную лесенку. Приставив ее к окну, он осторожно отомкнул задвижки и приоткрыл зимнюю раму. Женщина кинула ему снизу простыню. Он завернул в простыню с головой тело Ани и осторожно спустился с нею на пол.

Они быстро вышли и поспешно поднялись из вестибюля по винтовой чугунной лестнице.

Когда Аня очнулась, то не могла понять, где она и что теперь: утро или вечер. Она привстала и, раскрыв глаза, увидела, что лежит на железной койке с простым тиковым полосатым матрацем без простыни; под головой ее была подушка в розовой ситцевой наволоке. На Ане — одна рубашка. Рука выше локтя перевязана марлевым бинтом и не болит. Ладони вымыты чисто. Следов пыли нет. Около койки табурет, на нем тарелка с ломтем белого хлеба и стаканом молока.

Потолок в комнате наклонный с одной стороны и в потолке — окно. Аня тотчас подумала, что до этого окна ей никак не добраться. Аня встала с постели и прислушалась; от этого шороха за дверью она и очнулась, как будто оттуда снизу скребется мышь. Девочка увидала, что под дверь просунулась сложенная бумажка; Аня подняла бумажку и развернула; в ней был коротышек обгрызанного карандашика. На бумажке Аня прочла написанное вкривь и вкось: