Мальчишка ищет друга, стр. 17
— Эй, Курносый! — насмешливо закричал Тошка. — Думаешь, я тебя не вижу?
Он помолчал, дожидаясь ответа. Но Шура не отзывался.
— Молчишь, лягавый? — уже сердито кричал Тошка. — Трус паршивый!
И Тошкина свита дружно подхватила:
— Паршивый трус! Лягавый!
Шурка не выдержал и выскочил на крышу.
— Ну, чего хочешь? Шпана бледнолицая!
Тошку будто шилом кольнули. Он очень не любил, когда его дразнили Бледнолицым. Это была его уличная кличка. И теперь Тошка очень рассердился, даже подскочил на месте.
— Смотри, Курносый, я тебе этого не забуду. Слышишь? До гробовой доски. Вот, при свидетелях говорю. Он указал на ребят, сопровождавших его, и помахал кулаком. Пошли, орлы!
Компания двинулась по улице и скоро скрылась из виду. И ни Тошка, ни мальчишки из его свиты не заметили, что за ними внимательно и настороженно наблюдала сероглазая девчонка. Она стояла за толстенным дубом, посаженным, по преданию, самим Суворовым, который в этих местах воевал против турок.
Груша Бере Лигеля
Это была Таня Калмыкова, и она очень испугалась за Шуру.
«Рассказать Юре о случившемся или нет? — с тревогой думала Таня. — Юра наверняка что-нибудь придумает» Наконец Таня не выдержала и побежала к вожатому. Но Юра как будто не придал её рассказу никакого значения.
— Хорошо, — спокойно ответил он.
На самом деле Юра Погорелец был встревожен: и Тошкиной угрозой (мало ли что может сделать мальчишка со злости), и своим разговором с Тошкиным отцом.
Разговор закончился вовсе не так, как ожидал Юра. Его встретили вежливо и, можно сказать, приветливо. Савелий Петрович, Тошкин отец, показал Юре свой сад и угостил яблоками.
— Мичуринские, — объяснил Савелий Петрович. — Сочные и ароматные. Неправда ли, хороши?
— Зачем вам столько яблок? — спросил Юра.
— Кое-что на продажу идёт. Семья требует средств, — вздохнул Савелий Петрович.
— А Тошка говорит, что вы не помогаете.
— Вот свинтус! А кто же помогает?
— Живут на заработок матери и от продажи мышей и кроликов, которых разводит ваш сын. Он даже школу бросил из-за этого.
— Ах, собака! — всплеснул руками отец. — Шкуру сдеру! Я это впервые слышу! Ведь он живёт с матерью и кому, как не ей, следить за его поведением и учёбой?
Савелий Петрович сокрушённо качал головой, но скоро успокоился и предложил Юре попробовать осеннюю грушу.
— Бере Лигеля. Отличный сорт.
Но Юре было противно есть ароматные яблоки и осенние груши Бере Лигеля у этого торгаша, и он отказался.
— Вот что, Савелий Петрович, — начал Юра, собираясь перейти к серьёзному разговору о Тошкиной судьбе. — Не могу согласиться с вами, что за Тошку отвечает только мать…
— Может быть, я действительно дал маху с Тошкой. Понадеялся на мать, понимаете? Но как только приду в себя, — Савелий Петрович выразительно показал на сердце и вздохнул, — как только налажу свой мотор, можете не сомневаться… Вот и сейчас… О-о! — он схватился за грудь. — Взволновали вы меня. Сын все же. Не чужой… — И вдруг закричал в сторону дома: — На-а-астя-а!..
— Чего тебе? — ответил из дома весёлый голос, и на крыльце показалась молодая, красивая женщина в ярком платке, накинутом на плечи.
Юра от неожиданности совсем растерялся.
— Сердце!.. — простонал Савелий Петрович.
Женщина быстро сбежала по ступенькам и подхватила Савелия Петровича под руки.
— Пошли, милый… Вот горе… — вздохнула женщина, обращаясь к Юре. — Вы уж извините нас… Видно, разволновался… — И оба стали подниматься на крыльцо.
Юра вышел на улицу. Стоял прохладный осенний день, а Юре было душно. Он чувствовал усталость и разочарование. Когда его вызвали в институтский комитет комсомола и спросили, не пойдёт ли он отрядным вожатым в школу, Юра думал, что легко справится. Оказалось, не так просто.
Юра был так огорчён, что не замечал ни яркой красоты осеннего дня, ни прохожих.
А что если сходить к своему другу Шевякину, обратиться за помощью в родную бригаду? Как он до сих пор не подумал об этом?
Хорошая новость
Встреча с Шевякиным состоялась через неделю. Шевякин сам зашёл проведать друга.
— Юрка, друг, где ты пропадал! — ещё с порога закричал Шевякин, и Юра оказался в объятиях гостя.
Три года Юра работал с Андреем на одном станке, учился в одной и той же вечерней школе. После окончания её Юра поступил в педагогический, а Шевякин стал заочником политехнического института: работал и учился.
Поболтав немного, Шевякин заторопился. Он, оказывается, забежал на минутку: шёл мимо по делу и решил заглянуть.
Юра вызвался проводить Шевякина, и они вышли вместе. Под ногами шуршала опавшая листва.
— Ты чем-то огорчён? Что случилось? — спросил Андрей, — Думаешь, не вижу…
Юра стал рассказывать о своих пионерских делах.
— Всё, Андрей, не так просто, как я думал. Помочь мальчишкам нужно. Ведь не только Шурка Чоп, но и Тошка Пугач хороший парень, только попал в дурную компанию и оступился. Не поможем — совсем свихнётся…
Выслушав друга, Андрей только головой покачал:
— Да-а, брат, абракадабра!
Это было любимое словечко Андрея и означало оно, что Шевякин взволнован и сейчас, с минуты на минуту, примет какое-то серьёзное решение. Юра знал это и терпеливо ждал, что скажет друг.
— Вот что, — решительно сказал Шевякин, — приходи в среду с ребятами на завод. Да, да. Чего удивляешься? Покажешь им наш замечательный цех, а там, может быть, придумаем ещё что-нибудь.
— Хорошая мысль, — обрадовался Юра.
— Еще бы. Гениальная! — насмешливо подтвердил Андрей. — О Тошке же и его папаше поговорим в комсомольском штабе. Там люди опытные в таких делах…
О своей встрече с Андреем Юра рассказал ребятам. Он вспомнил, как с Андреем Шевякиным работал и учился, какой у них был замечательный станок и какая была дружная бригада.
— Сейчас Андрей — один из лучших бригадиров в механическом цехе, — говорил Юра, — и его ребята борются за звание бригады коммунистического труда…
Все заинтересовались Юриным рассказом. Захотелось сейчас же посмотреть замечательный станок и познакомиться с бригадиром Шевякиным. И тут Юра сказал, что в будущую среду они пойдут на завод всем отрядом.
Один за всех, все за одного
Цех был таким большим, что в нём свободно можно было играть в футбол, если, конечно, убрать станки.
Высоко над головой двигались краны. Вспыхивали огни электросварки, и вдруг коротко просвистел паровозик, толкавший гружённую металлом платформу через распахнутые ворота в другом конце цеха. Человеческий голос тонул в этом шуме, но рабочие понимали друг друга с полуслова и не орали, как Таня, когда ей захотелось сообщить Кате Руденко свои впечатления.
— Катя! — кричала Таня на ухо подруге. — Види-ишь? Паровоз едет прямо в цех…
— Ви-ижу… — ответила Катя.
Андрей Шевякин встретил ребят у входа на завод и привёл их к тому месту, где работала его бригада.
— Вот это мой станок, — указал Андрей. — Сейчас его обслуживает Фёдор Калина. Вон он стоит и свистит крановщику, чтобы тот убрал со станка деталь. А раньше моим напарником был ваш вожатый.
Андрей Шевякин сразу понравился ребятам.
Тане Калмыковой он нравился потому, что она вообще любила людей весёлых и общительных, а у Шевякина улыбка не сходила с белого в веснушках лица. Ей нравились его большие рабочие руки, которые он привычно вытирал кусочком скомканной пакли, и его чёрный берег на русой голове, и аккуратно пригнанный синий комбинезон. Таня только удивлялась, как он ухитряется быть таким чистым и аккуратным. Она уже успела посадить на платье жирное пятно и запачкала чёрной смазкой не только руки, но даже нос.