Скарамуш, стр. 27

Название было изменено не без сопротивления со стороны господина Бине. Но его подавил неумолимый соавтор, который фактически был единственным автором. Наконец-то Андре-Луи смог использовать свою завидную начитанность — правда, без зазрения совести, зато с выгодой для себя.

— Вы должны идти в ногу со временем, господин Бине. Сегодня весь Париж в восторге от Бомарше, а его Фигаро известен всему миру. Давайте-ка воспользуемся его славой, чтобы привлечь публику. Она пойдёт смотреть даже пол-Фигаро, но её не заманишь и дюжиной «Бессердечных отцов». Поэтому мы наденем плащ Фигаро на какой-нибудь персонаж и объявим об этом в нашем названии.

— Но поскольку я глава труппы… — неуверенно начал господин Бине.

— Если вы не в состоянии понять, в чём заключается ваша выгода, вы скоро останетесь главой без туловища. А кому она тогда нужна? Можем ли мы накинуть плащ Фигаро на плечи Панталоне? Вот видите, вы смеётесь над такой нелепой идеей. Подходящий кандидат для плаща Фигаро — Скарамуш: ведь это его брат-близнец.

Тиран Бине, укрощаемый подобным образом, уступил, утешаясь мыслью, что если он вообще что-либо смыслит в театре, то за свои пятнадцать ливров в ближайшее время получит ту же цифру, но в луидорах.

Приём, оказанный труппой «Фигаро-Скарамушу», утвердил его в этом мнении. Один Полишинель, раздосадованный исчезновением половины своей роли, заявил, что сценарий дурацкий.

— Ты назвал моё произведение дурацким, не так ли? — с угрозой в голосе спросил его господин Бине.

— Ваше произведение? — переспросил Полишинель и добавил с издёвкой: — Ах, простите, я и не понял, что вы — автор.

— Так заруби это себе на носу сейчас.

— Что до авторства, то вы работали в весьма тесном содружестве с господином Parvissimus'ом — дерзко намекнул Полишинель.

— А если и так? Что ты имеешь в виду?

— Разумеется, то, что он всего лишь очинял вам перья.

— Я тебе уши очиню, если ты не перестанешь дерзить, — заорал взбешённый Бине.

Полишинель немедленно встал и потянулся.

— Тысяча чертей! — сказал он. — Если Панталоне вздумалось играть Родомона, я, пожалуй, пойду. Он не так уж забавен в этой роли. — И Полишинель удалился с важным видом, прежде чем господин Бине вновь обрёл дар речи.

Глава IV. ГОСПОДИН PARVISSIMUS УХОДИТ

В четыре часа дня в понедельник поднялся занавес и началось представление «Фигаро-Скарамуш». Публика заполнила три четверти рыночного зала. Господин Бине отнёс такой наплыв за счёт ярмарки и великолепного шествия труппы по улицам Гишена в самое оживлённое время дня, а Андре-Луи — исключительно за счёт названия. Именно Фигаро привлёк буржуа, которые заняли более половины мест по двадцать су и три четверти мест по двенадцать су. В этот раз они клюнули на приманку, а дальнейшее зависит от того, как сыграет труппа пьесу, над которой он трудился во славу Бине. В достоинствах самого сценария он не сомневался, ибо черпал материал у надёжных авторов, беря у них самое лучшее, — что было, как он заявил, только справедливо по отношению к ним.

Труппа превзошла себя. Публика с интересом следила за хитрой интригой, которую плёл Скарамуш, восхищалась красотой и свежестью Климены, была почти до слёз тронута жестокой судьбой, которая на протяжении четырёх долгих актов не давала ей броситься в объятия красивого Леандра, изнывавшего от любви, ревела от восторга при посрамлении Панталоне, бурно веселилась от буффонад его весёлого лакея Арлекина и от неестественной походки и свирепого рычания трусливого Родомона.

Успех труппы Бине в Гишене был обеспечен. В тот вечер актёры угощались бургундским [70] за счёт господина Бине. Сборы достигли суммы восемь луидоров — за всю карьеру господина Бине дела не шли так хорошо. Он был очень доволен и даже настолько снизошёл, что признал заслуги господина Parvissimus'a, в какой-то мере способствовавшие успеху.

— Его предложение было весьма ценным, — осторожно сказал он, боясь преувеличить заслуги соавтора, — и я сразу понял это.

— Не забудьте и его умение очинять перья, — проворчал Полишинель. — Самое главное — иметь при себе человека, который хорошо очиняет перья. Я непременно учту это, когда стану автором.

Но даже насмешки не могли вывести господина Бине из состояния эйфории.

Во вторник представление прошло с таким же успехом, а в финансовом отношении даже успешнее. Десять луидоров и семь ливров — эту неслыханную сумму пересчитал после спектакля билетёр Андре-Луи при господине Бине. Никогда ещё господин Бине не зарабатывал столько денег за один вечер, и уж меньше всего он рассчитывал на неожиданную удачу в такой несчастной маленькой деревушке, как Гишен.

— Да, но сейчас в Гишене ярмарка, — напомнил ему Андре-Луи. — Сюда съехались для купли-продажи из Нанта и Рена. Завтра последний день ярмарки, так что народу будет ещё больше и мы обязательно увеличим вечерние сборы.

— Увеличим? Да я буду вполне счастлив, друг мой, если мы получим столько же.

— Можете не сомневаться в этом, — заверил его Андре-Луи. — Не выпить ли нам бургундского?

И тут разразилась катастрофа. О начале её возвестили глухие удары и стук от падения, кульминацией же был грохот за дверью, от которого все вскочили на ноги в тревоге.

Пьеро выбежал за дверь и увидел человека, лежавшего внизу, у лестницы. Он испускал стоны, следовательно, был жив. Пьеро подошёл и, перевернув его, обнаружил, что это Скарамуш, который морщился, гримасничал и подёргивался.

Вся труппа, столпившаяся позади Пьеро, расхохоталась.

— Я всегда говорил, что нам с тобой надо поменяться ролями! — закричал Арлекин. — Ты же просто блестящий акробат! Ты что тут делаешь — тренируешься?

— Дурак! — огрызнулся Скарамуш. — Чего ты ржёшь, когда я чуть шею себе не сломал?

— Ты прав. Нам бы надо плакать, что ты её не сломал. Ну, старина, вставай. — И он протянул руку.

Скарамуш ухватился за неё, приподнялся с земли и с воплем повалился обратно.

— Нога! — простонал он.

Бине пробрался сквозь группу актёров, расшвыривая их направо и налево. До него быстро дошло, в чём дело: судьба и раньше играла с ним такие шутки.

— Что у тебя с ногой? — угрюмо спросил он.

— Наверное, сломал, — пожаловался Скарамуш.

— Сломал? Хм! А ну-ка, вставай. — Он подхватил его под мышки и поднял.

Скарамуш встал на одну ногу, завывая; вторая подогнулась при попытке встать на неё, и он рухнул бы снова, не поддержи его Бине. От стенаний Скарамуша у всех в ушах звенело, Бине же на редкость изобретательно ругался.

— Чего ты ревёшь, как бык? Не ори, придурок. Эй, кто-нибудь, стул сюда.

Принесли стул, и Бине швырнул на него Скарамуша.

— Ну-ка, посмотрим, что у тебя с ногой.

Не обращая внимания на завывания Скарамуша, он сорвал чулок и туфлю.

— Что с ней такое? — спросил он, внимательно приглядываясь. — Я ничего не вижу. — Он схватил пятку одной рукой, носок — другой и стал вращать. Скарамуш вопил от боли, пока Климена не остановила Бине, вцепившись в его руку.

— Боже мой, ты совсем бесчувственный! — укорила она отца. — Парень повредил ногу. Зачем его мучить? Разве это его вылечит?

— Повредил ногу! — ответил Бине. — Я не вижу ничего особенного, из-за чего стоило бы поднимать столько шума. Возможно, он ушиб её…

— Человек с ушибленной ногой так не кричит, — сказала Мадам через плечо Климены. — Может быть, он вывихнул её.

— Этого я и боюсь, — захныкал Скарамуш.

Бине с отвращением сплюнул.

— Отнесите его в постель, — приказал он, — и сходите за врачом.

Распоряжения были исполнены. Явился врач и, осмотрев пациента, сообщил, что у него нет ничего страшного — просто при падении он, должно быть, слегка растянул ногу. Несколько дней покоя, и всё будет в порядке.

— Несколько дней! — воскликнул Бине. — Тысяча чертей! Вы хотите сказать, что он не сможет ходить?

— Это было бы неблагоразумно да и невозможно — ну разве что несколько шагов.