Псы господни, стр. 8

Война началась отнюдь не сразу, как полагал Джервас. Разумеется, существовали веские причины, по которым ни Испания, ни Англия не могли принять бесповоротного решения объявить войну.

Король Филипп, подстрекаемый Папой исполнить свой долг мирской карающей руки Веры и свергнуть с престола отлученную от церкви невестку, был кто угодно, но не дурак, безрассудный и своекорыстный. Он, естественно, задавался вопросом, какую выгоду извлечет для себя из этого дела. Бог, Время и он сам — король Филипп любил размышлять о существующей между ними связи — были весьма медлительной троицей. Никаких надежд превратить Англию в испанскую провинцию, вроде Нидерландов. Единственное, чего он мог сейчас добиться, это посадить на английский трон Марию Стюарт. Политическим последствием этого акта стало бы укрепление французского влияния, благодаря союзникам Марии Стюарт во Франции. Единственным способом избежать войны и извлечь выгоду для Испании оставалось для Филиппа жениться на Марии Стюарт и разделить с нею английский трон. Но Филипп этого никак не хотел. Возможно, он заметил, что мужья королевы Шотландии плохо кончали. А потому зачем проливать испанскую кровь и тратить впустую испанское золото, если это прибыльно только для Франции? Так пусть этим займется король Франции, а не он, Филипп. Впрочем, к такой проблеме можно было подойти и с духовной точки зрения — восстановления в Англии истинно католической веры, что снова привело бы к ее духовному подчинению Риму. Стало быть, это дело Рима, и если Папа так хочет перепоручить ему свое дело, пусть возмещает расходы. Но когда Филипп изложил свои разумные соображения Папе, его святейшество великий Сикст V так прогневался, что принялся бить тарелки.

Такая ситуация сложилась в Испании осенью и зимой 1586 года.

Англия была безмерно далека от намерения объявить Испании войну, ведь Испания считалась в то время самой могущественной империей. Ее владения были огромны, богатство сказочно, влияние колоссально. К ее услугам были неиссякаемые сокровища Вест-Индии, под ее знаменами сражались лучшие в мире войска. Бросить вызов такой империи было опасно, но, поскольку опасность исходила от нее, следовало готовиться к ее отражению, согласно старой римской пословице: «Хочешь мира, будь готов к войне».

Этим и объяснялась небывалая активность на флоте и срочный вызов, полученный Джервасом. Строились корабли, муштровались команды, пополнялись запасы оружия, налаживалось производство пороха. Противоречивые приказы, шедшие от двора, отражали неуверенность в верхах. В понедельник поступал приказ мобилизовать флот, в среду объявлялась демобилизация, в субботу — снова приказ о мобилизации и так все время. Но авантюристы, капитаны каперов, не обращали внимания на взаимоисключающие приказы. Они непрестанно готовились к войне. Возможно, сэр Фрэнсис полагал, что если война и не разразится, работа для них все равно найдется: можно вырвать у Испании еще кой-какие перья из роскошного вест-индийского плюмажа. Дрейк без всякого сомнения был пиратом в глубине души. И пусть Англия не укоряет его за то, а хранит о нем благодарную память.

В начале года картина резко изменилась: была казнена королева Шотландии. Дальновидные государственные мужи давно ратовали за ее устранение, полагая, что это положит конец не только заговорам и интригам тех, кто решил возвести на престол Марию Стюарт, а заодно и католическую религию, но и угрозе войны, разжигавшейся с той же целью.

Однако казнь шотландской королевы произвела обратный эффект. Король Филипп решил, что если он теперь занесет карающую руку церкви над Англией, плоды победы уже не достанутся Франции. Поскольку королевы Шотландии, претендовавшей на английский престол, больше нет, он может занять его сам, превратив Англию в испанскую провинцию. Для этого надо лишь исполнить свой долг и добиться исполнения воли Папы — отлучить от церкви и сместить с престола невестку-еретичку. Теперь, когда война сулила прямую выгоду, король Филипп стал готовить новый крестовый поход против погрязших в грехах еретиков. Братьев из ордена доминиканцев разослали по всему свету — проповедовать святость задуманного им дела. Иностранные авантюристы-католики являлись толпами, предлагая свои шпаги королю. Псы господни рвались с привязи. Наконец-то король Филипп собирался спустить их на еретическую Англию, чтоб они перегрызли ей горло.

Здравый смысл подсказывал Фрэнсису Дрейку, что надо как-то помешать этой подготовке к войне, ибо сидеть и ждать, пока твой заклятый враг вооружается до зубов, — просто безумие.

И сэр Фрэнсис направился в Лондон к королеве. Она встревожилась, услышав его предложения. Елизавета все еще вела мирные переговоры с Филиппом через испанского посла. Ее заверили, что король Филипп хочет мира, что сохранять мир настоятельно советует ему и принц Пармский, которому хватает дел в Нидерландах.

— Ну раз уж мы хотим мира, мадам, — грубовато ответил сэр Фрэнсис, — я должен принять кое-какие меры, чтобы его обеспечить.

Королева поинтересовалась, что именно он хочет предпринять. Сэр Фрэнсис уклонился от прямого ответа: он-де намерен кое-где побывать — пока точно не знает — где — и решить на месте. Любой мирный договор можно заключить на выгодных для тебя условиях, если продемонстрируешь силу. Тогда отпадут подозрения, что ты пошел на заключение договора, потому что позиции ослабли.

— Сыграем с ними в покер, ваше величество. — Адмирал засмеялся.

Под пристальным взглядом удлиненных серых глаз Дрейка у людей пропадала охота с ним спорить. Дрейк, которому шел сороковой год, был среднего роста, как говорится, неладно скроен, да крепко сшит; у него было располагающее лицо, вьющиеся каштановые волосы, остроконечная бородка, скрывавшая жесткую линию рта. Королева, скрепя сердце, согласилась.

Уловив ее внутреннее сопротивление, Дрейк не терял времени даром. Он снарядился в поход и чудесным апрельским утром отплыл на «Удаче» с флотилией из тридцати кораблей за несколько часов до прибытия курьера с приказом задержаться в порту. Очевидно, его предупредили, что контр-приказ уже отдан.