Чемпион, стр. 17

— Что такое? Или за вами кто-нибудь гнался?

— Нет, не гнался, агай [12]! — ответил более смелый Шаир. — Мы хотим записаться в лагерь.

— Гм... А как вы учитесь?

— Вы же сами знаете, как мы учимся!

— Ну, ладно, ладно. Запишу! Только чтоб и впредь вы хорошо учились.

Он внес их имена в список, и Мурат был вне себя от восторга. Поехать в лагерь со всеми ребятами! Разве это не счастье?

Он прибежал домой, с радостью рассказал обо всем матери. Но Улжан реагировала на это по-своему.

— В таком состоянии — и в лагерь? — ужаснулась она. — Ты что же, снова заболеть хочешь? Нет, нет, нет! В этом году каникулы в ауле проведешь. В будущем году поедешь.

— А я хочу в этом году! Я не заболею! — воскликнул Мурат так решительно, словно заболеть или не заболеть зависело только от него.

— Если тебе в ауле будет скучно, — сказала в ответ Улжан, — поедешь на джайляу [13] к дедушке.

— Не поеду я на джайляу!

На этот раз Мурат твердо решил не отступать. Ведь в лагерь ехали все ребята, с которыми он учился. Неуже­ли он отстанет от них? Разве можно отказаться от всех игр и забав, от всех радостей?!

Мурат плакал и плакал, твердил и твердил свое «по­еду, поеду». Он отказался ужинать. В конце концов отец сжалился над ним.

— Ладно, — сказал он. — Если хочет — пусть едет! Пусть!..

— Да как он поедет в таком состоянии? — наброси­лась на старика Улжан. — Что ты говоришь?

— Ничего не случится, — ответил Батырбай. — Пусть поедет с товарищами... Пусть развлечется.

— Да разве его можно сравнивать с другими? — всплеснула руками мать. — Да он только и держится моими заботами!

Но сколько Улжан ни возражала, как она ни серди­лась, дело было решено. Отец на этот раз поддержал Мурата.

Мурат же, не откладывая, начал собираться в дорогу, словно ехать в лагерь нужно было немедленно.

— Если вы меня не отпустите, — говорил он матери, — я, как весной, в одной рубашке убегу.

В том, что Мурат может выкинуть такую штуку, Ул­жан не сомневалась. Поэтому она и стала помогать сыну укладывать чемодан.

III

Наступил день отъезда. Колхозная полуторка ждала детей у здания школы. Их провожали директор школы Токмолда и несколько учителей.

— Все собрались?

— Кажется, все...

Машину завели, она мягко тронулась с места. И вдруг ребята, сидящие в кузове, зашумели, застучали кулачка­ми по крыше кабины.

— Мурат идет! Подождите! Мурат, скорее! Нагруженные узлами, котомками, свертками, к школе торопливо приближались старик Батырбай, Улжан и Мурат.

— Эй, старина?! — засмеялся Токмолда, обращаясь к Батырбаю. — Вы что, всей семьей в лагерь собрались ехать?

— Здесь одежда и продукты для мальчика, — ответил серьезно Батырбай.

— Ой, боже мой! — сказала одна из учительниц. — Там же все есть... Ничего не надо брать.

— Постель там есть, — поддержал ее Токмолда. — Пять раз в сутки кормить будут... Пусть возьмет с собой две-три смены белья, мыло и зубную щетку. Больше ничего не надо.

— Да я же говорил ей, — кивнул на жену Батырбай. — Не слушает она меня!

— Милые мои, — горячо заговорила Улжан. — Ведь он нигде раньше не был... Разве он сможет на казенных харчах?.. Ну, пусть возьмет это с собой в машину... Не на себе же ему нести.

Учителя окружили ее и чуть ли не силой заставили оставить большую половину узлов и свертков при себе. Правда, Улжан все-таки вытащила из мешка баурсаки и курт, а потом незаметно сунула все это сыну.

— Ешь в дороге, — шепнула Улжан. — Когда еще при­едешь на место, да и накормят ли тебя сразу... Ну, будь здоров, светик мой! Ни с кем не ссорься, не связывайся, а то... — и она, многозначительно вздохнув, торопливо добавила: — Босиком не бегай, еще змея ногу укусит... И в горной воде не купайся... Да! Суп с капустой не ешь, плохо будет...

Мурат совсем не слушал мать, он только и мечтал, чтобы она поскорее отпустила его. Но Улжан не торопи­лась: она целовала его в щеки, прижимала к себе, боясь отпустить, словно ему грозила верная смерть.

Все вокруг подшучивали над ними: и ребята, и взрос­лые.

— Мамаша, вы вместе с ним поезжайте!

— Верно, мамаша! Месяц походите в пионерах, по­том вернетесь!

Мурат не мог дольше терпеть: полез на машину, де­сятки рук подхватили его, помогли взобраться в кузов, и полуторка тронулась с места.

Батырбай и Улжан долго смотрели ей вслед.

Незаметно пролетел месяц. Столько было интересно­го, столько увлекательного, что Мурат даже не думал о том, что может наступить день, когда с лагерем при­дется проститься.

Не раз пришлось ему краснеть за своих родителей. Подумать только: через каждые два-три дня в лагере появлялись то Улжан, то Батырбай, чтобы покормить его чем-нибудь домашним, чтобы надавать ему новых со­ветов!

Как только вдали на дороге показывался какой-ни­будь всадник, пионеры гурьбой окружали Мурата, крича:

— Мурат, мать едет!.. Мурат, прячься!

Если бы не это, месяц, проведенный в лагере, был бы для Мурата сплошным праздником. Живописная природа, чистый, ароматный воздух, игры, походы, а главное — свобода. Мурата словно подменили: столько в нем оказа­лось сил, бодрости и жизни; отец с матерью нарадовать­ся не могли, глядя на цветущее лицо мальчика.

— Милый ты мой! Ягненочек ты мой серый! — гово­рила в восторге Улжан, прижимая к себе сына. Про себя она думала о том, что лагерь действительно пошел ему на пользу, но вслух сказать побоялась: как бы не сгла­зить!

На следующее утро Улжан проснулась от какого-то подозрительного шума под окном.

Она осторожно выглянула на улицу... и увидела сына, который топтался возле дома. Будто и бежал он, но с места не двигался.

— Батюшки, что это?! — удивленно вскрикнула Ул­жан.

Мурат, не замечая матери, перестал топтаться, вытя­нул руки вверх, опустил. Опять поднял, опять опустил. Но на этом он не успокоился: уперся руками в бока и начал приседать, приседать, приседать...

Проделки сына и удивили, и заинтересовали Улжан. Она нацепила на ноги стоящие у порога кебис [14], вышла во двор.

— Муратжан, что это ты делаешь? — спросила она.

— Физзарядку...

— Как ты сказал?

— Это очень полезно для здоровья. Человек закаля­ется и не болеет.

— Думаешь, от этого зависит заболеть или не забо­леть?

— Ну вот посмотрите...

Улжан пошла накрывать на стол, а Мурат, прихватив полотенце, мыло и зубной порошок, снова выбежал во двор.

После утреннего обхода колхозных садов Батырбай возвращался домой завтракать и вдруг увидел сына, ко­торый плескался за домом в арыке. Мурат был в одних трусах, а в арыке текла чистая горная холодная вода.

— Муратжан, что ты делаешь?! — вскричал Батырбай.

— Я закаляюсь, жаке [15].

— Ну и ну! Хороша закалка! У тебя же опять нач­нутся колики! Брось ребячество! Да разве можно утром умываться такой холодной водой?

— Конечно, можно, — ответил Мурат весело. — Мы в ла­гере всегда по утрам купались. В горной речке, жаке. Ничего не случится! Я привык!

IV

Однажды, когда Мурат рассматривал последний номер журнала «Пионер», к нему зашел Шаир.

— Послушай, Мурат, — сказал он, хитро улыбаясь и помахивая рогаткой с длинной резинкой. — Знаешь, кто теперь у нас физкультуру будет преподавать?

— Кто?

— Николай Трофимович!

— Какой Николай Трофимович?

— Как какой? Забыл? Наш Николай Трофимович, старшина с заставы. Он закончил военную службу и остался здесь...

— Да ну? — просиял Мурат. — А где он?

— Я его около школы видел.