Меч ислама, стр. 72

— Предательством. Мы были обмануты уловками предателя, столь бес стыдного, что он даже не постеснялся подсказать Драгуту выход из расставленной мною ловушки. Просперо Адорно помог неверным, и он должен будет ответить перед императорским судом за все свои преступления.

То ли из-за того, что ему очень не понравились манеры графа, то ли из-за дружеской привязанности к Просперо Адорно, то ли потому, что он во всех подробностях знал о событиях на Джербе, холодность принца лишь стала еще более явной.

— Где доказательства?

— Доказательства? — гнев Дориа нарастал, лицо его потемнело. — Мое слово.

Принц Оранский покачал головой.

— Ваше слово? Не более, чем мнение. Были ли вы на Джербе и твердо ли знаете, что Адорно участвовал в разработке тактики, приведший вас к поражению? Он был с Драгутом. Да. Как пленник. Это все, в чем вы смогли бы поклясться, я полагаю.

— Но я был на Джербе, ваше высочество! — взорвался Джанеттино. — За наши слова может поручиться шейх.

— Шейх Джербы, — улыбнулся Оранский. — Чего стоит слово неверного против слова высоко ценимого офицера в христианском суде?

— Против слова заведомого предателя! — влез в разговор Филиппино, не в силах дольше сдерживаться. — Если нужны свидетели, их более чем достаточно. Рабы.

— Где же вы их найдете? — удивился вице-король.

— Ваше высочество, вы что, сомневаетесь в наших словах? — настаивал Джанеттино. — Вы защищаете этого человека?

— Я, — вице-король вздернул брови, — вас просто предупреждаю, чтобы вы были осмотрительны. Вы можете навредить себе, если будете прикрывать собственные ошибки подобного рода обвинениями. Ваши промахи остаются вашими промахами. Кто бы ни одурачил вас, Драгут ли, Проспероли, но вас одурачили, и это единственное, что имеет значение.

Эти слова только разбередили раны адмирала. Он вскочил, резко вскинув голову.

— Платить по своим счетам я буду лишь его величеству императору.

— Естественно, будете. Вас об этом попросят. Но позвольте мне еще раз предупредить вас.

— Благодарю ваше высочество за заботу, — последовал полный иронии ответ.

Принц поклонился.

— Тогда, думаю, это все. Я не вижу смысла в вашем пребывании в Неаполе, если, конечно, вы сами не пожелаете остаться.

— Пожелаю, синьор? У меня слишком мало времени, чтобы терять его здесь. Мне нужны лишь сведения о последнем местонахождении Драгута.

Филиппино разразился угрозами в адрес Просперо и пообещал, что никто и не вспомнит о Джербе, когда с ним будет покончено.

Даже невозмутимо холодный наместник вышел из себя.

— Вы хотите узнать о Драгуте? Ну что ж. От Корсики он отправился на запад, чтобы разорить Балеарские острова под самым носом у императора. — И он вкратце изложил детали этого опустошительного набега к вящему ужасу слушателей. — Известия об этом кровавом рейде дошли до его величества одновременно с вашим письмом, где вы сообщали, что надежно обложили корсара и его уничтожение неизбежно. Думаю, чувства его величества понятны вам, господин граф.

Адмирал стоял перед ним, сцепив руки и тяжело дыша, а его племянники смотрели на принца Оранского расширенными от ужаса глазами. Потом синьор Андреа несколько разрядил возникшую напряженность.

— Тем больше причин для мести! — воскликнул он. — И если при этом я расстанусь с жизнью, то все же буду отомщен.

Он понимал, что, если теперь не найдет и не уничтожит Драгута, ему не удастся сохранить лицо, и жизнь потеряет смысл. Единственный шанс обелить себя — немедленно расправиться с Драгутом.

— Где сейчас находится этот пес? — прорычал он. — Вы знаете?

— Не совсем, — на губах наместника мелькнула тень улыбки. — Но хочется надеяться, что в аду.

Сочтя, что с ним шутят, адмирал разозлился.

— Ваше высочество, я серьезен.

— Поверьте, я тоже, — сказал принц. — Мессер Драгут вместе со своим флотом — около двадцати шести галер — три недели назад был разгромлен Просперо Адорно и неаполитанской эскадрой, равной примерно половине исламского флота. Ратный подвиг, прогремевший по всем морям отсюда до Кадиса.

Наступило гробовое молчание. Трое генуэзцев, ошеломленные услышанным, похоже, даже перестали дышать. Адмирал побледнел, и лицо его стало похожим на восковую маску. Ему потребовалось некоторое время, чтобы восстановить голос, но тот все равно звучал хрипло и дрожал.

— Если это правда… — он не мог продолжать.

— Это правда, будьте уверены, — ответил вице-король и рассказал подробности: восстановление Пальмы после набега, освобождение пленников с Майорки и с (исламских галер и, кроме того, захват галер для имперского флота.

— В таком случае нам нет нужды оставаться долее в Неаполе и отнимать время у вашего высочества. Я покидаю вас, синьор принц.

Достоинство, с которым Дориа воспринял сообщение, лишившее его последней надежды, заслуживало уважения. Вице-король поднялся, но все же слов утешения не нашел.

— Приятного путешествия вам, синьор, и вам, господа, — вот все, что он смог им сказать.

Дориа вышел, а за ним и племянники. На лестнице Филиппино яростно зашептал в ухо дяде:

— Как я вам говорил много лет назад, синьор, mortui поп mordent note 33. Теперь, когда эта змея нанесла вам смертельный укус, может, вы мне поверите.

Глава XXXVI. НАГРАДА

Вернувшись на борт флагмана, Дориа задумался, куда ему теперь держать путь. Тот же вопрос он задал и своим племянникам, делившим с ним трапезу в его каюте.

Оба молодых человека винили дядюшку в своих бедах и легковерии, с которым тот отнесся к этому коварному Просперо Адорно.

— Хорошенько во всем разобраться — вот единственное, что мы еще можем сделать, синьор, — заметил Джанеттино. — А разобравшись, вы получите ответ на ваш вопрос.

— Разбираться? — отозвался граф. — Нет. Все и так ясно. — Он был удручен, но все же сохранил присущее ему холодное достоинство. Голос его был бесцветен, как если бы он думал о чем-то другом. — В этой продолжительной дуэли победа, похоже, за Просперо Адорно.

— Предательски добытая, — добавил Джанеттино.

— Ты говоришь так для собственного успокоения, — адмирал покачал головой. — Но на войне все честно. Когда осуществляется наш собственный замысел, мы называем это стратегическим талантом. Когда же враг добивается успеха, мы называем это предательством.

— Клянусь Господом! — воскликнул Джанеттино. — Я не считаю себя побежденным.

— Да? Что же остается?

— Справедливость. Когда император узнает о проделке Просперо при Джербе, триумф его превратится в нечто прямо противоположное.

— Неужели мы еще не достаточно смешны? Вы что, хотите, чтобы весь мир катался от хохота, узнав, как Просперо Адорно провел нас? Неужели вы думаете, что это спасет меня от позора или восстановит из руин мою славу и все, чего я достиг за долгие годы? Неужели вы не видите, что, опередив меня и разбив Драгута, Просперо не только обокрал меня, но и лишил возможности напасть на него?

— Тем не менее все это нужно еще проверить, — процедил Филиппино.

— Проверить-то мы можем. Нам терять нечего.

— Ну, а если и тут не повезет, у нас останется вот это, — Филиппино ударил по рукояти меча. — Я не склонюсь перед этим хвастуном Адорно.

— Я тоже, клянусь Богом! — воскликнул Джанеттино. — Так или иначе, а мессиру Просперо придется расплатиться за все.

После этого разговора они повернули домой, в Геную, уже не строя тщеславных планов. Их боязнь насмешек была столь велика, что они высадились в Леричи и оттуда отправились верхом. В Геную они прибыли уже к вечеру, под прикрытием августовских сумерек.

Внезапное, без предупреждения, появление адмирала удивило не только слуг во дворце Фассуоло, но и саму графиню.

— Дорогой мой! Синьор! Андреа! — с криком радости она вскочила и бросилась в его объятия.

Он склонился над ней, и она ощутила необычную слабость в этом человеке, который, как ей казалось, был высечен из гранита.