Маркиз де Карабас, стр. 64

— Вы разными словами говорите об одном! — воскликнул Белланже. — Вся сложность в том, господин граф, как добраться до Плоэрмеля.

— Щеголи из ваших полков поднимут скулеж, — рассмеялся Кадудаль.

— Клянусь Богом, сударь! — вскинув подбородок, взревел Белланже. — Я ни от кого не потерплю дерзости! Я...

Д’Эрвийи с грохотом стукнул по столу.

— Попридержите язык! Прошу вас, господин де Пюизе.

— Здесь нет ничего сложного, — сказал Пюизе. — Покинуть Киброн не составляет труда. Морем люди убегают от нас каждую ночь. У нас нет недостатка в люггерах, а при необходимости мы можем воспользоваться шлюпами сэра Джона. Мы переправим наших людей в бухты Польду и там высадим на берег. Оттуда через места, где они могут не опасаться «синих» — Гош собрал всех солдат Бретани в Сент-Барбе, — они доберутся до Плоэрмеля.

Намерения Пюизе и цели их достижения были предельно ясны, и наконец впервые предложение графа не встретило противодействия. Это произошло не только потому, что Д’Эрвийи получил урок и подчинился неизбежности, но и потому, что план Пюизе избавлял его от большей части тех самых шуанов, чьи варварские повадки постоянно оскорбляли его представления о воинской благочинности, и на добрых десять тысяч голов уменьшал население полуострова, который в противном случае вскоре оказался бы в тисках голода.

Глава III

ФЛИРТ

Дабы с высот Сент-Барбе республиканцы не заметили переправу войск с Киброна и не догадались о ее цели, Д’Эрвийи распорядился проводить операцию ночью.

Пюизе презрительно отнесся к такой предосторожности.

— Вы намерены по-прежнему вмешиваться? Если они увидят наши люггеры, что это им даст? Они всего-навсего решат, что шуаны продолжают дезертировать из армии.

Однако он согласился с распоряжением Д’Эрвийи, хоть и видел в нем источник нежелательной задержки.

На совещании было решено, что шуаны высадятся в бухте Рюиз, соберутся в Мюзийаке и оттуда широким кругом двинутся через Кетамбер, пустоши Ланво и, обойдя Ванн, подойдут к Плоэмерлю. Из-за недостатка люггеров и шлюпов на переброску шуанов с Киброна ушло три ночи. Начавшись ночью десятого июля, она завершилась только двенадцатого.

Кадудаль командовал первым контингентом. Гиймо — вторым и Сен-Режан — третьим. Кроме шуанов, в экспедиции участвовала рота из полка «Верные трону». Пюизе настоял на этом из чисто политических соображений. С той же настойчивостью он добился назначения командиром роты Тэнтеньяка; Д’Эрвийи уступил с условием, что виконт де Белланже, доказавший свою преданность ему, разделит командование с шевалье. Он же назначил и остальных офицеров. Для Кантэна отъезд шуанов и Тэнтеньяка грозил расставанием с теми немногими друзьями, которых он имел в Бретани; он оставался на Киброне в обществе высокомерных эмигрантов, с которыми его ничто не связывало. Это побудило его просить у Пюизе разрешения отправиться с Кадудалем.

Выслушав просьбу молодого человека, Пюизе нахмурился.

— Вам лучше остаться здесь, со мной. Это избавит вас от тягот изнурительного похода.

Кантэн счел подобный довод несерьезным, о чем и сказал графу. Пюизе ненадолго задумался, и его чело прояснилось.

— Ну что же, если вы так решили, я не стану вам препятствовать. Памятуя Превале, мне, пожалуй, следует радоваться вашему решению. Тогда вы проявили стойкость, а Тэнтеньяку, которого окружают эти бездельники, может понадобиться ваша помощь. Берегите себя. Впрочем, я дам Жоржу распоряжение на сей счет.

Итак, в ночь на десятое Кантэн вместе с Кадудалем покинул Киброн.

Все войско должно было зайти в тыл генерала Гоша к рассвету шестнадцатого числа и нанести удар, как только грянут пушки, возвестив начало фронтального наступления. Планировалось, что последний шуан высадится на берег ночью тринадцатого, и армия окружным путем выступит в сорокамильный поход. Выносливым молодцам графа Жозефа хватило бы на него двух дней, но из-за эмигрантов и возможных непредвиденных обстоятельств Пюизе настоял, чтобы этот срок увеличили на двадцать четыре часа. Непредвиденные обстоятельства не заставили себя ждать.

Чтобы не запружать улицы небольшого городка Мюзийака и к тому же одним броском покрыть первую часть пути, Кадудаль одиннадцатого числа привел своих людей в Элван, тем самым почти наполовину приблизившись к месту назначения. Утром к нему присоединился Тэнтеньяк с ротой из «Верных трону». Шевалье сообщил, что оставил Гиймо в Фестемберте, и его отряды продолжат путь ночью, что же касается Сен-Режана, то он последует за ними, как только его люди переправятся на берег.

Тэнтеньяк был склонен немедленно продолжить поход, поскольку Элван находился неподалеку от Ванна, где стояла на квартирах армия Шербура, и находившимся при ней представителям Конвента Талльену и Бледу уже наверняка известно о приближении армии шуанов.

Кадудаль не придал значения доводу Тэнтеньяка.

— Разумеется, им уже известно об этом. Но в их сведениях нет ничего определенного. Вполне возможно, что они принимают нас за дезертиров Лишь когда мы покинем Элван, они догадаются о нашей цели. Поэтому мы останемся здесь до последней минуты.

Людей расселили частью в домах горожан, которые оказали им самый радушный прием, частью на фермах, раскинувшихся по склонам Ланво. Офицеры стояли на квартирах в гостинице «Большой бретонец» — одном из связных пунктов роялистов.

Здесь утром тринадцатого июля Кантэн завтракал вместе с Кадудалем и Тэнтеньяком, когда в комнату вошел Белланже. В руке виконт держал письмо, а на его физиономии сияла улыбка гонца, принесшего добрые вести.

— Это письмо, шевалье, я только что получил от моей жены из Кэтлегона. Она пишет, что сегодня там ожидают прибытия Шаретта с пятью или шестью тысячами вандейцев. Он жаждет присоединиться к нам, если мы решим пройти мимо замка. Она добавляет, что в Кэтлегоне будут рады и горды оказать гостеприимство офицерам Королевской католической армии. В уверенности, что мы примем приглашение, она собирает в замке прекраснейших женщин Бретани, которые горят желанием оказать почести доблестным воинам, чьим шпагам предстоит вернуть Франции короля.

Виконт, подбоченясь, откинул свою, пожалуй, слишком красивую голову, будто ждал аплодисментов. Но вместо них он увидел три пары холодных глаз. После недолгого молчания Кантэн высказал то, что было у всех на уме.

— Как вышло, что виконтесса прислала вам письмо? Откуда ей известно, где вас искать и все остальное?

Белланже не удосужился скрыть раздражение столь, по его мнению, глупым вопросом. Ей вовсе не было известно, где его искать. Но слухи о начавшейся два дня назад высадке уже облетелы всю Бретань, а до Кэтлегона не так уж далеко. Ее гонец по дороге в Мюзийак проезжал через Элван и, встретив армию, естественно, спросил, нет ли в ней виконта де Белланже.

— Правдоподобно, — заметил Кантэн. — Даже слишком правдоподобно, чтобы быть убедительным.

— Черт возьми, сударь, что вы имеете в виду? — высокомерно осведомился Белланже. — Уж не полагаете ли вы, будто я не узнаю руку собственной жены?

— Возможно, и узнаете. Но сейчас речь не о ее руке.

— В таком случае, соблаговолите сказать, о чем.

— Разумеется о ее осведомленности, — сказал Кадудаль. — Вы ответили лишь наполовину. Откуда виконтессе известно, что вы находитесь с армией, которая высадилась в Рюизе?

— Конечно же, она об этом догадалась.

— На основании чего?

— На основании знания моего характера, — напыщенно ответил Белланже. — Ей прекрасно известно, что меня всегда надо искать там, куда призывает честь.

— О, в этом мы нисколько не сомневаемся, — мягко сказал Кантэн. — Но предположим, что вы по той или иной причине не высадились с армией. Что стало бы с этой имеющей чрезвычайное военное значение новостью?

— Какая наглость! Ваш вопрос не имеет отношения к делу.

— Нет, нет, — заговорил, наконец, Тэнтеньяк. — Имеет. И самое прямое.