Колумб, стр. 71

О том, что Эспаньола, по его убеждению, и есть Сипанго Марко Поло, Колон предпочёл не упоминать. Какие-то сомнения у него всё же остались, и ему не хотелось делать однозначные выводы.

Рассказ неоднократно прерывался ахами и охами восторга. Новый Свет уже блистал перед слушателями всеми цветами радуги, когда Колон попросил у их величеств дозволения показать малые образцы того, что в избытке имелось за океаном.

И то, что вслед за полученным дозволением продемонстрировал Колон придворным, потрясло их сильнее слов, хотя, казалось, что рассказ уже поразил их до глубины души.

Шесть индейцев, трое мужчин и трое женщин, вошли в зал. Уважая чувства их величеств и придворных, пояснил Колон, он не мог показать туземцев в их девственной наготе, а посему попросил прикрыть тела одеялами. Но и так испанцы смотрели на них, вытаращив глаза.

Жёсткие чёрные волосы мужчин украшали красные и зелёные перья попугаев. Чёрные круги у глаз и полосы на щеках придавали им свирепый вид. Ещё больше удивления вызвали женщины, стройные, гибкие, с золотистой кожей.

Неторопливой, лёгкой кошачьей походкой мужчины приближались к трону, пока их не остановила поднятая рука Колона. Тогда они опустились на колени, а затем распростёрлись перед их величествами, касаясь лбами пола. Женщины склонились в глубоком поклоне.

Потом шестёрку индейцев отвели в сторону, и в зал вошёл седьмой, в одной лишь набедренной повязке, с разрисованным лицом и телом, с пёрышками в чёрной гриве волос. В правой руке он держал золотую пластину, свёрнутую в хомут. На ней сидел большой зелёный попугай.

Индеец подошёл к возвышению, опустился на колено, почесал головку попугая, что-то прошептал. Птица взмахнула крыльями, а затем громко и отчётливо произнесла:

— Вива эль рей дон Фердинандо и ла рейна донья Исабель!

Услышав, как птица говорит человеческим голосом, королева даже отпрянула в испуге, а придворные начали изумлённо перешёптываться.

Белые зубы индейца блеснули в улыбке, он встал.

— Вива эль Адьмиранте! — прокричал попугай. — Вива дон Кристобаль!

— Да здравствует! — отозвался король. — Увидеть такое чудо мы не ожидали, дон Кристобаль.

— Это только начало, ваше величество, — заверил его Колон. — Я привёз вам многое, многое другое.

Знаком он предложил лукаянцу присоединиться к первой шестёрке, а в зал вошли моряки с коробами в руках. Из них он доставал золотой песок, самородки, грубые золотые украшения, камни с прожилками золота и передавал их величествам.

— Это лишь образцы. Малая толика того, что там есть. Будь у меня в трюме достаточно места, я бы завалил золотом весь этот зал.

— Клянусь Богом, мы позаботимся о том, чтобы в следующий раз места вам хватило. — Король Фердинанд заворожённо смотрел на тускло блестящие самородки.

Голос королевы дрожал от волнения.

— Какое же могущество, дабы было оно употреблено на добрые дела, передали вы в наши руки, дон Кристобаль.

— И потому, ваше величество, почитаю себя счастливейшим из смертных.

«Это уж точно» — подумали придворные, в большинстве своём не испытывая особой радости. Ибо в душе многие ревновали этого иноземного выскочку, завладевшего вниманием их величеств и получающего от них почести, которые им, несмотря на самое высокое положение, и не снились. И не у одного гранда лицо потемнело от злобы, пока Колон демонстрировал всё новые и новые чудеса: маски, статуэтки, вырезанные из твёрдого, как железо, дерева, вату, гамаки, стрелы и луки, птиц с ярким оперением — так уличный торговец, нашли они подходящее сравнение, раскладывает свой товар, чтобы выманить лишний грош у глупой домохозяйки. Их величества же только нахваливали Колона да всячески выказывали ему своё благоволение.

А когда похвалы Колону иссякли, они возблагодарили Господа Бога. Опустились на колени прямо на возвышении, и все придворные тут же последовали их примеру. Со слезами на глазах королева произнесла короткую молитву.

— Смиренно благодарим мы тебя, о Господи, за щедрый дар и молим Тебя научить нас воспользоваться им, чтобы ещё более прославить имя Твоё.

Вдохновлённый словами королевы, видя, какие чувства переполняют её сердце, Талавера запел «Те Deum laudamus» [14]. Мгновенно все придворные подхватили благодарственный гимн, и звуки его заполнили огромный зал, эхом отражаясь от сводчатого потолка.

Глава XXXVII. ЗЕНИТ

Но вот всё и окончилось.

Грандиозный приём достиг пика в «Те Деуме», когда люди, обращая слова Богу, в душе благодарили Колона.

Потом правители Испании приняли Колона у себя и в дружеской беседе заверили адмирала, что все ресурсы Кастилии и Арагона в полном его распоряжении.

При разговоре присутствовал принц Хуан, а принца сопровождал маленький Диего, который держал отца за руку, пока тот говорил с их величествами. С поздравлениями подходили и другие. Знатнейшие испанские гранды, Мендоса, кардинал Испании, Эрнандо де Талавера, архиепископ Гранады, сдержанный в комплиментах, но признавший, что сожалеет о прежнем недоверии, адмирал дон Матиас Ресенде, раскаивающийся в давешнем скептицизме. И многие, многие из тех, кто совсем недавно не мог смотреть на Колона без усмешки. Разумеется, к их числу не относились Кабрера и его красавица жена. Они-то с первой встречи безоговорочно поддерживали Колона.

Маркиза, тепло пожав ему руку, одарила взглядом, от которого когда-то он едва не потерял голову.

— Доказав свою правоту, вы подтвердили правильность наших суждений, Кристобаль. Так что и нам принадлежит часть одержанной вами победы.

Кабрера подмигнул Колону.

— Остерегайтесь её. Ещё немного, и она потребует свою долю в открытии Индий.

— Она требует лишь принадлежащее ей по праву, — улыбнулся Колон. — Разве она не открыла первооткрывателя?

— Вы щедры. — Маркиза ещё сильнее сжала руку Колона. — Слишком щедры. Но я делала всё, что в моих силах.

— И результат налицо.

Позднее, однако, наедине с Сантанхелем он отозвался об этих результатах иначе.

Поселили Колона во дворце, и в тот же вечер среди роскошных гобеленов и персидских ковров он принимал старого казначея, переполненного безмерной радостью.

— Вы знаете, как я верил в вас, сын мой, — без устали повторял дон Луис. — Но ваши открытия превосходят всё то, что я мог ожидать, и, позвольте предположить, наверное, всё то, что вы ожидали сами.

Колон добродушно рассмеялся. Наедине с доном Луисом он не нуждался в маске самодовольного гордеца и мог позволить себе откровенность.

— Превосходят, и намного. Фортуна оказалась благосклонной ко мне более, чем я заслужил, и, между нами говоря, порази меня Бог, если я знаю, что я открыл. Во всяком случае, не тот Сипанго, что значился на моей карте.

— Одно, по крайней мере, вы знаете, — взгляд дона Луиса лучился отцовской любовью. — Вы знаете, как удержать ношу величия и не согнуться под ней. Для этого требуется врождённое благородство. — Он помрачнел. — Вы столкнётесь с завистью и злобой. Вам будут яростно противодействовать. Но я верю, что вы дадите им достойный отпор и одержите победу.

— Ба! Да стоит ли принимать их всерьёз? Трудно предугадать, что уготовила мне судьба, но уж эти-то будут тут как тут. Меня не смущает их мышиная возня.

Однако тон его не понравился дону Луису, прохаживающемуся по комнате, и он пристально посмотрел на Колона. Тот сидел, уперевшись локтями в колени, с взглядом, устремлённым в никуда.

— Кристобаль, что вас гложет? О чём вы думаете?

Колон вздохнул. Улыбнулся.

— О чём? Лесть опьянила меня. Слишком долго не пил я этого вина, оно ударило мне в голову и затуманило взор, мелкое увеличилось в размерах, никчёмное заблестело золотом. Но едва пары выветрились, взгляд мой стал зорче. Вот что гложет меня, дон Луис.

У казначея округлились глаза.

— Теперь ещё и чудовищная неблагодарность! Вас обласкали принцы, в вашем распоряжении деньги, люди, корабли, вы можете сами выбирать себе друзей, вам улыбаются все женщины, и тем не менее вы находите повод для жалоб. Вы просто ненасытны, если не удовлетворены сегодняшним торжеством.