Спящий пробуждается, стр. 20

После этой небольшой экскурсий в мир «действительно арабских» цифр мы смогли бы разобраться и в солнечных часах, которыми украшен двор дома имама в Джуа. Часы показывают надежно, потому что тучи здесь почти никогда не закрывают солнца, как в Европе. Впрочем, кто тут интересуется временем? Оно течет так же быстро, как и тогда, когда его не измеряют. Смотреть время от времени на часы — это европейский обычай! Один день пройдет, настанет другой.

«Считай не часы своей жизни, а ее результаты, аромат которых мил носу аллаха».

Разве не так черным по белому написано в Книге?

Когда ноги вязнут в песке

Верблюд у городской стены в оазисе Джуа сжевал последнюю охапку сухой галвы и принял обычное, тупое и добродушное выражение. Хаджи Мессуд бросил ему еще одну охапку травы и похлопал его подлинной, кривой, вылинявшей шее.

Ноги у верблюда короткие и сильные. Сразу видно, что это вьючное животное, совсем не элита среди своего четвероногого племени. Вообще в Джуа редко можно увидеть благородного верхового верблюда. У такого верблюда-рысака ноги стройные, тонкие, как у натренированной балерины.

Хаджи Мессуд произнес какие-то загадочные слова, и верблюд, продолжая пережевывать галву, опустился на передние ноги. Его невозмутимость в эту минуту можно было сравнить с невозмутимостью стоика или эль-азхарского мыслителя.

Смуглые люди в белых одеждах приводят сюда еще несколько четвероногих «автомашин»: начинает формироваться караван.

— Солнце высоко, можно грузить! — приказывает Мессуд. — Старайтесь, старайтесь, мои милые, мои храбрые львы и герои. Работайте, вы, оборванцы, плуты и бездельники!

Потом начинается процесс усаживания. Это далеко не пустяки. Едва верблюд ощутит прикосновение, как сразу же встает. Поэтому вы должны быть внимательны, как охотник. В левую руку надо взять узду и быстро вскочить в седло, пока животное стоит на коленях. В то же время правой рукой необходимо придержать переднюю часть седла. Чем скорее вы сядете, тем лучше для вас. Когда опустившийся на колени верблюд ожидает наездника, он очень волнуется. Это легко заметить: он скалит свои желтые зубы, щелкает ими и фыркает.

Когда же верблюд поднимается на ноги, а вы уверенно сидите в седле, испробуйте, как он реагирует на ваши команды. Заставьте его опуститься на колени и снова встать. Как заставить его опуститься? Нужно легонько стегнуть его кнутом по задним ногам и резко дернуть уздечку вниз. Наконец, вся эта церемония окончена.

— Главное то, что мы тронулись, — заявил с облегчением Божек через час, когда Джуа была уже далеко позади. — Лучше уж раскачиваться в седле, чем до бесконечности ждать, пока весь караван будет в сборе.

Но зато теперь для нас наступило полуторадневное испытание всех физических и душевных способностей. Выполнить нормы спортивного комплекса сущая игрушка в сравнении с такой поездкой. Караванная тропа, веди нас к Беррахему, Бир Бесбесу и Улед Джелалу! Джины пустыни, будьте благосклонны к нам, не засыпайте наши глаза леском, храните от морской болезни, тотчас же появляющейся, если посмотреть вниз с высокого седла раскачивающегося «корабля пустыни!» И особенно когда поднимется ветер и несет навстречу мелкий песок. В это время человек, не чувствуя под собой твердой земли, начинает испытывать весьма неприятные ощущения, возникающие где-то в области желудка.

— Смотри… в песке выбеленные солнцем кости, — констатирует, сидя в седле, Божек. — Что ни говори, это не очень приятное зрелище.

— Не поднимай панику из-за какой-то кости, — успокаиваю я. — В жичанском; лесу близ Праги ты увидел бы кучи промасленной бумаги и пустых консервных банок из-под паштета. Что поделаешь, в каждой стране свои обычаи!

Погонщики верблюдов выглядят очень колоритно — они напоминают разбойников пустыни. Но мы надеемся, что они не имеют намерения отобрать у нас компас, фотоаппарат, бритвенный прибор и тому подобное — ведь для них все это совсем ненужные вещи. Правда, на их стороне численное превосходство, но зато у нас есть бумага господина генерального резидента, да еще с круглой печатью на бланке соответствующего формата! Как-никак это внушает уважение!

Кроме того, водитель каравана, хаджи Мессуд, почтенный и солидный купец. Сначала он не хотел брать нас с собой. Потом в конце концов согласился, правда, на наш собственный риск и страх, но потребовал уплатить половину условленной суммы вперед.

— На ваших дорогах вы платите за проезд тоже вперед, да еще все сразу, — веско заявил он.

Однако вскоре мы заслужили его расположение. Что не смогла сделать круглая печать господина генерального резидента Алжира, то сделал подарок: дешевая зажигалка.

В одиннадцать часов Мессуд решил сделать остановку. Значит, надо хлестнуть верблюда по задним ногам и дернуть уздечку вниз.

— Рреее!

Верблюды опускаются на колени. Критический момент! Животное выполняет приказание с тупым повиновением, забыв про наездника или груз. Сначала оно опускается на передние ноги. Если вы вовремя не отклонились назад, то вылетите вместе с седлом через голову верблюда.

Но мы уже не новички. Мессуд испытующе смотрит на нас и улыбается. Он явно разочарован. Очевидно, он ждал головокружительного сальто-мортале. Выступления воздушных акробатов. Однако за такие зрелища надо платить, иначе ничего не увидишь. Легкий наклон — и мы стоим на земле.

Отвязываем от верблюда гхирбу, мех для воды. Он из овечьей кожи, и вода в нем имеет противный привкус. Но нам она кажется такой же приятной, как шампанское на льду.

Поставлено несколько легких палаток. Их полотняные стенки пестрят обычным здесь резким сочетанием красок: белой, оранжевой, зеленой.

Обед.

Мы едим вместе с Мессудом сухой, постный кускус. Это блюдо из пшена, кусков сушеной баранины, кореньев и каких-то трав. После кускуса десерт: орехи с солью.

Нельзя сказать, что погонщики верблюдов не придерживаются во время еды правил хорошего тона. У них есть скатерти, да еще какие!

Да, да, эти арабские скатерти, расстеленные в палатках погонщиков верблюдов, весьма практичная вещь! В них множество карманов и складок. Когда после еды скатерть складывают, в них можно хранить муку, соль, табак или сушеную саранчу.

У Мессуда торжественное выражение лица.

— Это трехсотое путешествие, которое я совершаю вместе с пророком.

— Вместе с пророком? А я и не заметил, что у нас на палубе такой приятный спутник, — острит Божек.

— Клянусь моей бородой, пророк действительно с нами, — доверительно приглушает свой голос хаджи Мессуд. — Вы посмотрите, на шее у меня священный гамайль, а на голове зеленый тюрбан. Знаете, что это значит? Это значит, что я был в священном городе ислама и что я семь раз обошел вокруг Каабы. Я настоящий хаджи. Не какой-нибудь мошенник, присвоивший себе этот титул для рекламы, а сам и носа не высовывавший дальше своего города. Я человек, который побил в себе дьявола камнями. Поэтому пророк всегда со мной. А раз это так, то он, вне всякого сомнения, принимает участие во всех моих торговых делах.

— Тогда пророк должен иметь долю в прибылях или хотя бы комиссионные, как компаньон, — снова поддразнивает Божек.

— Совершенно справедливо! С любой прибыли моей фирмы одна треть идет моему компаньону Мухамеду ибн Абдаллаху. Для меня это выгодно, потому что я плачу налог на 40 процентов меньше.

— Черт побери! — всерьез заинтересовываемся мы, — но кто же хранит эти деньги? Пророк?

— Разумеется, я, — белые зубы засветились на небритом смуглом лице Мессуда. — Пророк в своей святости не нуждается в моих жалких грошах, тем более что сам он вот уже тринадцать веков как мертв. Но память о нем священна и вечно будет жить в сердцах верующих!