Жара в Аномо, стр. 47

Услыхав тихую девичью песенку, Ник Матье на четвереньках вылез из палатки и, щурясь от яркого света, поискал певунью глазами.

Он обогнул тент склада, за которым находился импровизированный душ: бочка на высоких, грубых стояках, обтянутых куском брезента.

Сквозь небрежно задернутую прореху-вход была видна обнаженная, безмятежно купающаяся Джой, она весело напевала под тихий плеск падавшей на нее воды.

Небольшого росточка, совсем еще юная, по-спортивному ладно сбитая и подвижная, в струйках воды и солнца, ласкавшего ее сверху, она напоминала упругую форель, резвящуюся в чистом горном водопаде.

С Ника Матье слетели клочья ватного сна. Сердце ударило в горло, а глаза налились свинцовой тяжестью.

Пела Джой, не подозревая, что рядом, притаясь, мужчина жадно смотрит на нее. Джой пела, может быть, чуть лучше, чем всегда.

— Ты прекрасна, — чуть слышно сказал Ник Матье.

Девушка испуганно вскрикнула, сдернула с гвоздя платье, нырнула в него и возмущенно вышла из тесного убежища.

— Ты прекрасна, Джой, — повторил Ник.

— Стыдно, Ники!

— Ты сама не знаешь, как прекрасна, — сказал он, проведя языком по пересохшим губам. — Послушай, я не прокаженный и не сифилитик в конце концов. Ты мне нравишься. Очень.

— Как вы смеете! — Она порывалась уйти, но Ник преграждал ей путь.

— Оставь, детка, я ведь все время натыкаюсь на твои глазки.

— Стыдно, Ники, стыдно, не ожидала от вас. — Джой убрала со лба мокрые волосы, провела по ним ладонями, выжимая воду.

— Я не слепой, давно замечаю, как ты посматриваешь на меня, — сказал Ник, — но, кажется, тебе еще один приглянулся, а?

— Нужны вы мне, как же.

— Хм, водишь за мной глазками, это уж точно. Хватит обманывать себя. Я тоже все эти дни только и делаю, что ищу тебя глазами.

— Чепуха.

— Ничуть. Все правильно. Со мной, во всяком случае. А вот с ним… Ему первому и жратву, и улыбочку, и рубаху постирать. Собственными ручками. Даже Габи не подпускаешь. — Ник за плечи рывком придвинул ее к себе. — Что ж, Борис творит чудеса и не болтает попусту. Он в порядке, этот парень, у которого далеко-далеко, дома, полный комплект. Я знаю. Нет, Джой, так не по правилам. Не ищи другой берег, прибейся к моему сразу, он надежней. Не надо хитрить, Матье этого не переносит. Матье предпочитает прямо, без зигзагов, особенно в мире, где мужчины и женщины.

— Габи в лаборатории, она может услышать всю эту гадость.

— Габи, Габи… — проворчал Ник. — За какие заслуги вы носите ее на руках? Эта ваша Габи скулит по ночам, как пятнистая гиена, а днем и не заподозришь. Оставим вашу Габи, поговорим о нас с тобой, давно пора.

— Она потеряла мужа, самого дорогого человека. Если еще хоть раз позволите себе о ней… если вы… я не хочу вас знать!

— Ого! Отсохнет мой язык, если коснусь ее хоть мысленно.

— Что это с вами сегодня, Ники? Ну как вам не стыдно бросаться такими гадкими словами?

— В гневе ты еще прекрасней, Джой.

— Габи удивительная, — сказала она, высвобождая свои плечи из цепких его рук, — никогда не смейте говорить о ней так. Это ужасно.

— Мне нет до нее дела. Мне нужна ты.

— И этого не хочу слышать.

— Правда? Вот уж не ожидал. Напрасно ее вспомнил, некстати, да? Серьезно, мне она безразлична. В самом деле, какое мне дело? Пусть выплачется потихоньку. Блаженны плачущие, ибо они утешатся, как выразился Предвечный, а за ним и один мой знакомый литератор за стаканчиком в баре. И еще он учил: "Возлюби ближнего". Христос, конечно. Тот литератор не слишком силен в любви к ближним.

— Зачем мне вся эта галиматья? Отойдите, Ники, мне нужно готовить еду на вечер. Да пустите же, как вам не стыдно! Хотите, чтоб и мы с вами поссорились?

— Погоди, малышка. Грешно отталкивать учение святейшего. Возлюби ближнего. Джой, не кощунствуй. Я ближе всех. — Он потянулся к ее талии, но девушка неожиданно для него ловко, резко взмахнула ребром ладошки, будто острым секачом.

Со смешанным чувством удивления и восхищения Ник Матье провожал ее взглядом своих пронзительно синих глаз, потирая весьма ощутимо ушибленную руку, на которой отчетливо виднелась татуировка.

— Вот здесь, — похлопав себя по руке, заискивающе рассказывал папаша Гикуйю, — две пальмы, между ними верблюд, как на коробке старых "кэмэл" или на бутылочке французского коньяка… вам принести как-нибудь бутыл… парочку бутылок из давних запасов? У меня еще есть. Для особых случаев. Только прикажите.

— Татуировка.

— Да, да, виноват, вот здесь, на правой, две пальмы, верблюд и подпись насчет африканского сувенира.

— Ну и что?

— Уверен, господин офицер…

— Гражданин.

— Да, да, гражданин офицер, вам не нужно объяснять, что руки с такими картинками чаще держали карабин где-то на севере, чем стакан в моем лояльном заведении. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Я вас слушаю, продолжайте.

— Когда кое-кто из недобитых наемников пробирался сверху через весь континент в Преторию и в старый, я хочу сказать, прежний Солсбери, когда он еще был Солсбери, некоторые оседали в наших. краях.

— Не будем пока ворошить далекую историю, — перебил бармена Даги Нгоро, — есть злободневные вопросы. Например, что вы можете сказать по поводу сухой лагуны справа?

— Как вы сказали?

— Сухая лагуна справа, — повторил Нгоро.

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

— Сухую лагуну справа, черт возьми! Теперь слышно?

— Впервые слышу, гражданин офицер начальник.

Капитан прошелся из угла в угол. Подошел к двери и выглянул в коридор. Затем, плотно притворив дверь, вернулся за стол. Задумался.

— Вы кого-то ждете? — заерзал Гикуйю на стуле. — Я бы хотел без лишних свидетелей. Войдите в мое положение, уважаемый начальник.

— Быстро и точно отвечайте на мои вопросы, — резко сказал Нгоро, — старайтесь не рассуждать без нужды.

Гикуйю вдруг насупился, сказал, глядя в сторону:

— Осмелюсь напомнить гражданину офицеру: я пришел добровольно, с намерением оказать возможную пользу уважаемой полиции, как честный, ни в чем и никогда не провинившийся человек. У меня и удостоверение личности в порядке, — он полез во внутренний карман пиджака, — меня все знают, каждый на улице Капуцинов поручится за меня.

Даги Нгоро махнул рукой, отстраняя протянутый ему документ.

— Спрячьте, я уже видел. Так… значит, о сухой лагуне вы не слышали. Хорошо. Тогда припомните, кому из ваших друзей принадлежит легковой автомобиль марки "рено". Или принадлежал. Желтого цвета.

Произнеся это, Нгоро впился в бармена взглядом, до хруста сжав пальцами край стола и подавшись вперед.

— По правде говоря, у папаши Гикуйю никогда не было друзей. — Гикуйю шумно высморкался в платок и покашлял, потерев горло. — Друзья… Где их взять, настоящих?

— В "Кутубии" всегда бывают некоторые лица. Постоянные.

— Постоянные более или менее. У меня двери открыты для всех.

— Я о тех, кто заглядывает к вам чаще прочих, — сказал Нгоро, буравя бармена глазами, в которых не было ничего доброго.

— Прежде всего, они мне не друзья, с вашего разрешения. Посетители бара, не больше. Очень прошу не забывать, что я пришел с самыми лучшими намерениями, рассчитывая на благородную беседу, а не допрос.

— Полиция вам благодарна, — сказал капитан, не меняя позы, — итак, желтый "рено" с форсированным двигателем.

— Позвольте? — Гикуйю плеснул из сифона воды в стакан и принялся отпивать ее маленькими глотками, точно лакал мартини, причмокивая и посапывая.

— Ну? — произнес Даги Нгоро, дождавшись, когда он утолит жажду.

— Думаю, такая машина водилась у одного господина. Но месяца полтора назад я случайно услышал, как он жаловался, что ее украли. Угнали прямо на улице. Правда, рассказывая об этом, он не выглядел слишком расстроенным.

— Почему, вы не можете сказать?