Озеро Черного Дракона, стр. 23

Когда арба остановилась неподалеку от калитки сада By Фына, Нгуен бросил на Хуна-Потушка многозначительный взгляд и певуче затяпул:

— Свежие кокосовые орехи! Бананы, бананы!

Даже эта тихая улочка в утренние часы была оживлена. Тесной толпой окружили домохозяйки продавца древесного угля для жаровен. Устроившись под ветвистым деревом, уличный парикмахер наголо брил голову старика. А рядом, в черном атласном халате и белых шароварах, сидел на корточках под широким полотняным зонтиком предсказатель судьбы. Перед ним на круглом столике горела свеча и лежала стопка книг и таблиц с загадочными знаками.

— Вкусные бананы! Свежие кокосовые орехи! — продолжал расхваливать свой товар Нгуен.

Около Нгуена прохаживался продавец бан-кыма — молодой человек лет двадцати пяти, живой, ловкий, с быстрыми глазами. Он внимательно посмотрел на Нгуена и его арбу и опустил на землю коромысло с двумя тяжелыми корзинами.

— Бан-кым, бан-кым! — певуче затянул продавец. — Кто хоть раз попробует мой бап-кым, будет покупать его только у меня!

Он улыбался и подмигивал прохожим, взглядом указывая на свои корзины с аккуратными пакетиками из пальмового листа, начиненного недозрелым рисом, смешанным с патокой, мякотью кокосового ореха и зернами лотоса.

«Какой бойкий торговец! — подумал Хун. — Наверно, у такого товар долго но залеживается... Даже если не хочется, обязательно купишь».

Но вот скрипнула калитка By Фына, и па улицу вышла знакомая женщина. При виде ее Нгуен с еще большим рвением стал расхваливать свой товар:

— Купите, госпожа, кокосовые орехи и бананы.

— Куплю, добрый человек, если свежие и недорого.

— Поглядите, госпожа, совсем свежие и продам дешевле, чем на рынке... Домой уж тороплюсь.

Женщина подошла к арбе и стала отбирать гроздья бананов и кокосовые орехи.

— Не поможешь ли, добрый человек, отнести все это ко мне? — спросила' она, указывая на покупку. — Мой дом рядом.

— Конечно, госпожа, — заторопился Нгуен. — Давайте я уложу все это в корзину... А ну-ка, сынок, помоги!

Взвалив на плечо поклажу, Нгуен вслед за женщиной скрылся за калиткой сада. Прошло минут десять, и оп вновь показался с той же корзиной на плече.

В корзине поверх пальмовых листьев лежало только несколько кокосовых орехов. Отодвигая корзину в глубь арбы, Хун почувствовал необычную тяжесть. Значит, под пальмовыми листьями уже лежала взрывчатка.

— Ну, поехали! — сказал Нгуен и, бросив быстрый взгляд в сторону продавца бан-кыма, тронул буйвола.

Когда арба отъехала, поднял свои корзины и продавец бан-кыма. Он шел вслед за Нгуеном и продолжал расхваливать свой товар. Время от времени, когда появлялся покупатель, продавец отставал, но вскоре снова нагонял медленно плетущуюся арбу. Вначале Хун не придал этому здачения, но. когда, свернув в переулок уже на окраине города, он снова увидел продавца бан-кыма, мальчик забеспокоился.

— Дядя Нгуен, видите этого человека? — встревоженно шепнул Хун. — Ведь это тот, который стоял возле калитки. Может быть, это шпик?

Но Нгуен, скосив глаза в сторону, шепнул:

— Это наш человек, Петушок. Не оглядывайся на него.

Впереди показалась городская застава. Но что это? Вереница повозок и автомашин запрудила перекресток, к которому приближались Нгуен и Аистенок. Остановив буйвола, Нгуен подошел к стоящим впереди людям.

— Не скажете ли, уважаемые, что тут случилось? — осторожно спросил он.

— Транспорт не выпускают из города без осмотра, — ответил горожанин в наглухо застегнутой коричневой куртке и соломенной шляпе па голове. — Говорят, что красные на днях на одном заводе тайком разобрали какую-то важную машину и теперь стараются по частям вывезти ее из города в джунгли.

«Что же делать? — забеспокоился Нгуен. — Не повернуть ли назад? Но это, пожалуй, вызовет подозрение у шлыряющих вокруг полицейских и патрулей».

И как бы в подтверждение этой мысли неподалеку показались трое вооруженных солдат иностранного легиона в белых каскетках и малиновых погонах.

— Баи-кым, бан-кым! — послышалось рядом.

Нгуен и Хуи-Петушок с надеждой оглянулись. Может

быть, он поможет? Но продавец бан-кыма словно не замечал их. Потолкавшись среди сгрудившихся у перекрестка телег и людей, он неторопливо двинулся назад, громко расхваливая своп товар.

Проходя мимо Нгуена, он бросил в его сторону многозначительный взгляд:

— Ну, кому бан-кым? Купи, отец, для сынка... Очень вкусный, свежий!

— Что ж, подходи сюда! — пригласил его Нгуен.

Продавец подошел. Он опустил на землю обе корзины и, освободив одну из них от коромысла, поставил ее на арбу перед Хуном.

— Выбирай, мальчик! — громко сказал он и, наклонившись над корзиной, что-то шепнул Нгуену.

Тот незаметно переложил часть бан-кьша в ту корзину, где лежала взрывчатка, и подвинул ее ближе к краю арбы.

— Встретимся за городом, у рисовых складов... — быстро сказал продавец бан-кыма, взял корзину с взрывчаткой, подвесил ее на коромысло и зашагал дальше, громко расхваливая свой товар и весело улыбаясь покупателям.

Хун-Петушок долго смотрел ему вслед восхищенным взглядом и думал о том, что непременно сам будет таким же смелым, отважным и находчивым, как этот неизвестный ему человек-патриот.

А через час арба, запряженная буйволом, медленно двигалась по дороге на север.

ЧИНЬ БАН МОЛИТСЯ

В селении Долга все говорили о письме, которое было наклеено на воротах помещика Чинь Вана.

В письме, вызвавшем страх и растерянность помещика, было написано:

«Гражданин Чинь Баи! За бесчисленные преступления, совершенные тобой перед народом, ты присужден к смертной казни.

Народный суд».

Все мысли Чинь Вана кружились теперь только вокруг этого письма. Он обратился за помощью к полковнику Фу-ше, но тот пытался успокоить помещика, говоря, что все это пустые угрозы.

Чинь Бан жалел, что в эти тревожные дпп не было рядом его младшего брата, Чинь Данга. Джунгли словно проглотили его вместе с Менье и их отрядом. Брат лучше, чем кто-либо, мог ему помочь, посоветовать, что делать.

Чипь Баи потерял покой. По ночам он просыпался от кошмарных сновидений и хватался за пистолет, с которым теперь не расставался ни днем, ни ночыо.

Помещик развернул кипучую деятельность по превращению своей усадьбы в неприступную крепость. Он поручил батракам п некоторым арендаторам укрепить ограду, углубить ров. Свою спальню Чинь Баи перенес в комнату, окна которой глядели на ворота первого двора. У ворот по ночам он заставил дежурить с ружьем батрака Ло, силача, а стены спальни увешал оружием. Кроме тпго, помещик приказал забить решетками все окна и поставить на дверях новые запоры. Во все жилые комнаты дома была проведена своеобразная сигнализация — проволока с подвешенными к ней бронзовыми колокольчиками.

Двери дома помещика теперь и днем запирались на засовы. Сам Чинь Бан почти не выходил из своей усадьбы, а если появлялся днем в деревне, то не иначе, как в сопровождении вооруженной охраны из своих слуг и батраков.

Лежа в постели, помещик сегодня особенно мучился от бессонницы. Почему такоо несчастье свалилось на efo голову? Не наказание ли это свыше? Не прогневил ли Чинь Бан духов своих предков? Он теперь так часто забывает зажигать поминальные свечи перед табличками предков.

От этой мысли помещику стало даже чуть легче. Ведь духов предкоз можно умилостивить, попросить у них прощения! Они ему не чужие, не то, что этот дьявол Беловолосый... Почему только Чинь Бан не догадался об этом раньше? Он тут же поднялся с постели и направился в комнату, где находился домашний алтарь.

За окнами стояла глухая, беззвездная почь. Висящий на позолоченных цепочках фонарь был обтянут красным шелком, и в комнате царил таинственный полумрак. Золотой павлин, нарисованный на красном лаке сундучка, казалось, ожил и предостерегающе поглядывал на помещика. Насторожились, будто к чему-то прислушиваясь, вышитые на ширме драконы...