Белларион, стр. 40

Обменявшись несколькими словами с герцогом, затем с делла Торре и с архиепископом, Белларион неожиданно оказался лицом к лицу с принцессой Валерией, о присутствии которой в Милане он даже не подозревал.

В первую секунду он был настолько ошеломлен, что напрочь забыл о возданных ему почестях и о своем новом положении и вновь почувствовал себя дерзким безродным выскочкой, случайно затесавшимся среди знати.

Но в следующий момент он взял себя в руки и, шагнув к ней, поклонился с ленивым достоинством.

Ее щеки слегка порозовели, и она сделала движение, словно собиралась уйти, и с ее губ сорвалось одно-единственное слово: «Нахал».

— Синьора, я благодарен вам за подсказку. Теперь я знаю, каким будет мой девиз: «Фортуна благоволит нахальным».

— Фортуна действительно благосклонна к вам, — не удержалась она от ответа. — Вы явно преуспеваете, мессер.

— Божьей милостью, мадонна.

— Божьей ли? Мне кажется, куда в большей степени благодаря вашей ловкости.

— Какой же ловкости, мадонна?

— Вы сами легко ответите на свой вопрос, если вспом ните о деяниях Иуды Искариота. Но не забывайте, как он кончил note 83.

Она повернулась и на этот раз непременно ушла бы, если бы резкость тона, которым он произнес следующие слова, не остановила ее:

— Мадонна, ваш упрек несправедлив по отношению к тому, кто служил вам всеми имевшимися в его распоряжении средствами.

Ее глаза гневно сверкнули.

— Значит, служа мне, вы шпионили за мной, предавали меня и в конце концов убили бедного Энцо Спиньо? Теперь у меня не осталось никаких иллюзий насчет вашей службы, — с горечью в голосе закончила она.

— О Боже! — задумчиво произнес он, убедившись, что она сделала именно такие выводы, которых он опасался, — Да вас переполняют иллюзии, мадонна. Вспомните, я предупреждал вас, что умозаключения не самая сильная ваша сторона.

— О, низкий шут! Вы хотите сказать, что не убивали Спиньо?

— Разумеется, я убил его.

— Значит, вы не отрицаете этого? — изумилась она, никак не ожидая услышать от него признание.

— Нет, конечно; зачем оставлять вас в неведении? А знаете, почему мне пришлось пойти на это? Потому что он шпионил за вами по приказу вашего дяди и предал бы вас и вашего брата в первый же удобный момент.

— Спиньо? — негодующе воскликнула она. — Как вы смеете говорить такое о Спиньо, который был самым верным и храбрым из всех моих друзей! Если существует на свете высшая справедливость, то вы поплатитесь за его смерть.

— Ну уж только не по этой причине, мадонна! Судью в Касале ведь не случайно заинтриговало то обстоятельство, что глубокой ночью, когда все слали, одни мы с графом Спиньо оказались бодрствующими и одетыми. Возможно, вы помните ту ложь, которую тогда с таким трудом проглотил суд, но хотите ли вы знать правду?

— Я не стану слушать того, кто только что признался во лжи и в убийстве.

— Увы, все это я совершил, служа неблагодарной синьоре. Но слушайте же. — И он вкратце рассказал ей о том, что произошло в ту ночь в доме Барбареско.

— И вы хотите, чтобы я поверила вам? — с явной насмешкой в голосе произнесла она, когда он закончил. — Эта история только лишний раз свидетельствует не в вашу пользу. Кем бы ни был граф, но он пришел спасти вас от неминуемой гибели, а вы вместо благодарности зарезали его.

Белларион в отчаянии заломил руки.

— О, почему же вы всегда делаете столь поспешные выводы? Ну хорошо, считайте меня кем угодно, но вы должны согласиться со мной хотя бы в том, что я действовал не ради собственной выгоды. Судите лучше по результатам. Я убил графа Спиньо ради вашей же безопасности. Будь у меня другие цели, неужели я промолчал бы о них на суде?

— Слова проходимца оказалось бы недостаточно, чтобы обвинить людей нашего положения.

— Но ведь для того, чтобы обвинителем не стал Спиньо, мне и пришлось убить его. Неужели это не понятно?

— Мне понятно другое: вы убили Спиньо только потому, что он раскусил ваш предательский замысел. И ответьте мне еще на один вопрос: вы уверяли меня, что для ушей маркиза Теодоро назвались сыном Фачино Кане, однако в действительности не являлись им. Вы и сейчас утверждаете это?

— Нет, вовсе нет, — чуть менее уверенно ответил он.

— Быть может, и самого синьора Фачино вам удалось ввести в заблуждение?

Не дожидаясь ответа на свою издевку, она нанесла главный удар:

— Что ж, с вашими-то способностями симулировать в такое вполне верится. Особенно если вспомнить фарс с воскрешением из мертвых, когда вы сделали все возможное, Чтобы вас сочли погибшим у Траво и прославили как героя.

— О какой позор! — негодующе воскликнул он.

— Разве ваша хитрость не вознаграждена рыцарским званием? Интересно будет посмотреть на вас завтра, на арене, где вам предстоит доказать, что вы достойны его.

С этими словами она удалилась, оставив его зализывать раны, которым не скоро предстояло зажить. И когда графиня Беатриче, прохаживаясь по залу под руку со своим мужем, остановилась возле него, от ее наблюдательного взгляда не укрылась произошедшая в Белларионе перемена.

— Ты что-то побледнел, Белларион, — злорадно заметила она, намекая на его продолжительную беседу с принцессой.

— В самом деле, синьора, я себя неважно чувствую.

— Ты, случайно, не заболел? — заботливо спросил Фачино.

— Пустяки, — ответил Белларион, проводя рукой по лбу. — Думаю, сказывается недавнее переутомление.

— Тебе следует пойти лечь в постель, мой мальчик. — Я как раз и подумываю об этом.

Он позволил Фачино убедить себя в необходимости беречь свое здоровье и незаметно ушел с банкета. Однако его отсутствие за столом привлекло всеобщее внимание, и на другое утро никто не удивился, когда стало известно, что внезапный приступ лихорадки не позволит ему принять участие в рыцарском турнире в замке Порто-Джовия.

Глава XI. ОСАДА АЛЕССАНДРИИ

Планам Габриэлло Марии Висконти восстановить влияние гибеллинов в Милане не суждено было сбыться, и причиной, за которую ухватился герцогский совет, чтобы отвергнуть их, оказалось требование маркиза Теодоро помочь вернуть Монферрато Геную.

— И тем самым навлечь на себя гнев французского короля! — презрительно рассмеялся делла Торре и принялся настолько ловко развивать этот аргумент, что даже Фачино не заподозрил его в неискренности.

— Возможно, удастся склонить Монферрато к союзу уступкой Верчелли, — предположил Габриэлло.

Но делла Торре был категорически против такого союза.

— Уступить Верчелли! Мы и так лишились уже слишком многого. Не пора ли искать союзников, которые помогут Милану вернуть кое-что из утраченных владений?

— И где же вы найдете таких союзников? — поинтересовался Фачино.

Делла Торре колебался с ответом. Он отдавал себе отчет, что если Фачино станет известно о вынашиваемом им замысле союза с Малатестой, тот непременно приложит все усилия, чтобы разрушить его.

— Я не знаю, — наконец сказал он, опустив взгляд. — Но я заявляю, что запрошенная маркизом Теодоро цена слишком высока, чтобы иметь с ним дело.

Габриэлло Марии пришлось принести извинения маркизу Теодоро, и тот, сочтя себя оскорбленным, мрачно намекнул, что Милан уже нажил себе немало врагов, чтобы так безрассудно увеличивать их число.

Очень скоро скрытность делла Торре была вознаграждена.

В самом начале июня из Павии пришло срочное письмо от Филиппе Марии, брата герцога, в котором он умолял помочь ему в борьбе против Виньяте, тирана Лоди, опустошавшего его земли и уже захватившего Алессандрию.

Когда принесли письмо, герцог находился в своем кабинете вместе с делла Торре и Лонате. Он недовольно уставился на пергаментный свиток, а затем подтолкнул его делла Торре.

— Чума побери этого писаку! Вы можете разобрать эти каракули, Антонио?

Делла Торре взял в руки письмо.

— Оно от вашего брата, синьора Филиппе Марии.