Любовь Орлова. 100 былей и небылиц, стр. 55

…Не будем придираться к мелочам, за исключением того, что ни один Новый год Александров и Орлова не встречали в чьем-то обществе. Предпочитая только собственное и выходя за несколько минут до наступления Нового года из внуковского дома, чтобы на природе, под настоящей елкой, распить по бокалу шампанского. После чего еще час-два обязательно прогуливались по внуковскому лесу.

И так – к сведению отхватившей приз «Комсомолки» А. Сидоровой – из года в год…

Справедливости ради надо признать, что влюбленная в Александрова ассистентка действительно существовала. Но вся интрига с ней свелась к тому, что когда Орлова, заметив их взаимное расположение, спросила девушку, кто она такая, и та ответила «ассистентка», актриса спокойно поправила: «Бывшая ассистентка».

Тоже не очень похоже на правду. Орлова, снимавшаяся в фильмах мужа, не могла не знать его ассистентов, даже помощников в лицо.

100

Как известно, паника на войне, да и в тылу, – одно из самых неприятных явлений. И если бы существовал такой орден, даже медаль «За победу над паникой!», то в годы войны Орлова была бы удостоена ими одной из первых, а среди артистов – и вообще единственной.

Однако, если бы артистка – как мечтал Владик Мамышев-Монро – дожила до наших дней и у нее, кавалера такой редкой награды, спросили бы (впрочем, Орлова могла и не «доживать» – это с успехом сделали бы с ее «духом» спириты из «Оракула»), при каких обстоятельствах она так отличилась в борьбе с паникой, актриса наверняка бы развела руками:

– Уж и не знаю, право, какой из нынешних («ваших» в варианте со «спиритами». – Ю. С.) версий отдать предпочтение? Главные, насколько я знаю, две. Одна принадлежит давнему биографу нашего семейства Марку Кушнирову. Он пишет, что в 42-м году в Закавказье резко ухудшилась военная ситуация: ожидали наступления немцев, рвущихся к бакинской нефти. И в Баку началась сначала легкая, но с каждым днем растущая паника. «Сталинский сатрап» Багиров, как в сердцах называет Кушниров тогдашнего руководителя Азербайджана, предпринял поистине драконовские меры, чтобы пресечь панику на корню. Всем учреждениям, особенно детским и культурным, предписывалось работать как ни в чем не бывало. Однако соратники «сатрапа», знавшие о готовящемся немецком наступлении не меньше его, тоже запаниковали: не пора ли собирать вещи?

Уж не на выручку ли «сатрапа» Багирова и для защиты Баку от паники доставили летчики Л. Орлову и Л. Миронова?

Тогда Багиров выступил против них с самым большим, который был у него на руках, – моим козырем:

– Любовь Орлова живет у нас в Баку, ничего не боится и разговоров об отъезде не ведет. И концерты свои отменять не собирается. Вам не стыдно?

– Стыдно-то стыдно, – согласились будто бы багировские соратники. – Но о каких концертах ты, дорогой, говоришь, если сама Орлова уже в Москве?

Багиров почувствовал, что почва уходит из-под его ног, но отрезал: «Сегодня в Москве, а завтра будет здесь!»

Какой город «спасала от паники» эта афиша Л. Орловой: Баку (по версии М. Кушнирова) или Орджоникидзе (по Щеглову)?..

А я, как назло, именно тогда, единственный раз за все время военного отсутствия, наведалась в Москву, даже дала концерт в Колонном зале. Успех в разгар войны, в Колонном! – был такой, что упросили выступить еще. Но вдруг приходит предписание, вернее, просьба (предписывать мне он не мог) от Багирова немедленно вернуться в Баку, где я, по его словам, нужна позарез. Так и сказано: «позарез». И хотя я понимала, что это серьезно, невольно вспомнила комический, не вошедший в «Цирк» эпизод между Кнейшицем и Скамейкиным. «Что, господин Скамейкин, все еще собираетесь жениться?» застает его Кнейшиц в кордебалете. – «Да, мне нужно жениться до зарезу» «Почему именно до зарезу»? – «Потому что после „зарезу“ мне будет уже все равно». Так вот, чтобы Багирову не стало «все равно», а главное, желая откликнуться на просьбу чудесного приютившего нас города, я отказалась от повторного концерта в Колонном и вылетела в Баку.

Вылететь-то мы с моим аккомпаниатором Левой Мироновым вылетели, но долетели только до Куйбышева. Когда наш «дуглас» сделал там промежуточную, для дозаправки, посадку, он тут же понадобился одному из главных наркомов правительство тогда находилось в Куйбышеве – лететь в Москву по срочному вызову Сталина. А «лишних» самолетов не было.

И что вы думаете: узнав о нашей задержке, Багиров вызвал командующего воздушными силами Закавказского военного округа (так пишет Кушниров, но я думаю, что тот ему не подчинялся) и приказал послать в Куйбышев истребитель… потом опомнился и сменил истребитель на бомбардировщик.

Экипаж последнего, надо отдать ему должное, сделал все, чтобы вверенная ему «звезда» долетела максимально «комфортабельно», даже мягкое кресло для меня раздобыли. Нарядили нас с Мироновым в летные куртки, унты, на головы напялили шлемофоны и в таком виде доставили перед светлые (если их такими можно назвать) очи Багирова.

Тот объяснил ситуацию, попросил как можно скорее, желательно немедленно, дать концерт и сделать его максимально, насколько это возможно в военное время, легкомысленным. Уж не знаю, насколько сие мне удалось, но сохранилась рецензия на этот концерт (читает): «Особенно понравилась публике самовлюбленная „Кукушка“ Чайковского». А уж к этой «Кукушке», в которой я обычно всячески комиковала, я прибегала только в исключительных случаях, когда действительно надо было «встряхнуть» зал…

И представьте, уверял меня потом Багиров, встряхнула не только зал, но и весь город: после двух-трех таких концертов паника в столице Азербайджана понемногу улеглась. При известии о столь «легкомысленно» поющей в Баку Орловой как-то не хотелось думать о возможном немецком наступлении…

Тут актриса загадочно – и спиритам, если бы это был ее «дух», просто любопытным, доживи она до своих «ста» – улыбается:

– Но это лишь одна, довольно, надо сказать, привлекательная версия моей «борьбы» с паникой. А вот как описал ее внук моей незабвенной Ирины Сергеевны Анисимовой-Вульф Дима Щеглов.

…У него дело тоже происходит на Кавказе, но совсем в другом его конце – в Орджоникидзе. Там ситуация с паникой перед возможным вступлением в город немцев становится уже неуправляемой: люди, бросая дома, бегут из города, «штурмуют», как мы в Риге в первые дни войны, поезда…

И якобы, пишет Щеглов, кому-то пришло в голову – он почему-то называет эту аферу «трюком» – использовать мои старые, не сгодившиеся из-за отмененных ввиду близости фронта концертов афиши. И в наглую, что называется, развесить их снова, когда моего появления тем более никто не ожидает. Причем Щеглову почему-то кажется, что автором такого «трюка» могла быть только женщина.

И вот связки моих афиш вытаскиваются из горкомовской подсобки, где они почему-то хранились: без дат, без мест проведения концертов. Только «лауреат Сталинской премии, народная артистка РСФСР (тут автор явно польстил мне: всю войну я еще проходила в „заслуженных“) Любовь Орлова».

…Даты на афишах проставили по-хитрому – ни завтра, но и не через месяц – и расклеивали почему-то – как листовки! – ночью. Неизвестно, признается Щеглов, как уж потом власти объяснялись с народом по поводу отмены моих фальш-концертов. Но панику, даже в мое отсутствие – насколько владикавказцы оказались доверчивее бакинцев! – удалось остановить: город, в который я еще только должна была заявиться, не может, не должен быть сдан…

Все это, конечно, льстит, и все-таки, знай я тогда об этом «трюке» (мне будто бы доложили о нем только после войны), я бы поговорила с его авторами: даже в самых благородных целях нельзя, согласитесь, прибегать к таким мистификациям.

(Актриса так и не узнала, видимо, об отмененных «из-за непогоды» ее концертах в Ангарске. – Ю. С.). Ведь отмену этих липовых концертов каждый наверняка воспринял по-своему, и было немало таких, кто подумал: раз так и не рискнула показаться в городе, значит, опасность действительно велика. И еще неизвестно, успокоил ли этот «трюк» панику в бывшем Орджоникидзе или, наоборот, усилил ее… В любом случае, – Орлова лукаво улыбается, – панику, как видите, я победила дважды: в Баку и в Орджоникидзе. Так что могла быть кавалером даже двух необыкновенных наград…