Володя Ульянов, стр. 8

Постройка плотины привлекала всеобщее внимание, и Молодя часто, заслышав «Дубинушку», не допив утреннего чая, бежал на плотину; там его все интересовало…

Убежденно толковал плотник Леонтий, что работа эта «многодельная», сваи нужно забивать копром, а «втомесь» (вместо того) их бьют «бабой» с полатей.

На вопрос Володи, как в копре после поднятия через блок «баба» срывается и ударяет по свае, Леонтий приводил длиннейшие и путаные объяснения. Заканчивал он их непонятным словом «лепо?ртом» (употреблял он его всегда только в творительном падеже).

Останавливался посмотреть на работы и возвращавшийся с поля пахарь с запряженной в соху лошаденкой и проходивший из Татарского Черемыша печник, он же рыболов, Карпей.

Володя называл его тургеневским типом, а Илья Николаевич — философом.

Это был высокий, худощавый крестьянин с черной остренькой бородкой, с длинными вьющимися черными с проседью волосами, прикрытыми войлочной шляпой в виде пирожка.

Задерживался у плотины и проходивший с ружьем за плечами парень из соседней деревни Бутырки — Кузьма, сопровождаемый своей охотничьей собакой Валеткой.

— Ты, Кузьма, видно, не кормишь своего Валетку, — попрекали кокушкинские крестьянки, — вот собака с голоду и давит у нас кур.

— Стану я пса кормить! — возражал Кузьма. — Сам промыслит.

И Валетка «промышлял».

Как только Кузьма убьет выслеженную Валеткой дичь, он тотчас же сам вперегонки с собакой бросается за ней. И стоило только запоздать — Валетка быстро убегал с убитой птицей и торопливо съедал ее.

Встреча в Казани

Особенно памятен мне приезд Володи в тот год, когда он перешел в пятый класс. На этот раз я был еще в Казани. В прекрасный весенний вечер приехали с парохода тетя Маша, Анечка и Володя.

Володя был возбужден поездкой на пароходе, а может быть, и блестяще сданными первыми устными экзаменами (в младших классах были только письменные экзамены).

Он предложил мне прогуляться по Казани, и мы сейчас же побежали, накинув на плечи гимназические пальто. В комнате было уже темно, но, выйдя на улицу, я заметил, что Володя накинул пальто наизнанку.

— Пальто-то наизнанку накинул, Володя, — сказал я ему.

— Да, и в самом деле! Ну, пусть так и остается, — ответил он. — Я себя чувствую сегодня как-то особенно: как будто что-то большое, чудесное мне предстоит. Погода, что ли, такая… А у тебя нет такого чувства?

— Погода действительно прекрасная. Я очень, очень рад, что ты в этом году раньше приехал, но ничего чудесного не ощущаю.

Наоборот, я был даже несколько подавлен тем, что, прохворав тифом всю зиму, отстал еще на один класс и был только в третьем, тогда как Володя перешел уже в пятый.

— Куда же пойдем? — спрашиваю. — Показать тебе лучшую улицу, Воскресенскую?

Он ответил, что ему все равно, и мы пошли в сад «Черное озеро». Вернулись мы скоро и, предвкушая удовольствие от поездки в Кокушкино, легли спать в моей комнате.

На другой день отправились на двух парах, запряженных в плетенки на дрогах, причем каждый из нас, к нашему удовольствию, сидел на козлах рядом с ямщиком.

— Ну и забавник! — заявил молодой парень Роман, ямщик, с которым приехал Володя.

— Кто? — спрашиваю я.

— Да брательник твой. С им не заметишь, как доедешь и на ленивых лошадях.

И впоследствии этот парень из соседней деревни Черемышево-Апокаево не однажды спрашивал:

— Скоро ли должо?н приехать твой брательник?

— А что?

— Да уж больно занятный! Я и не видывал таких парнишек — на все у него загвоздки да прибаутки.

Однако передать связно и подробно слова Володи, несмотря на мои приставания, Роман не мог.

— Да рази упомнишь! — отнекивался он, и круглое лицо его еще более ширилось от довольной улыбки.

В 1887 году

Весной 1887 года, когда Володя кончал гимназию, в Петербурге был арестован Александр Ильич за участие в покушении на царя Александра III. Была арестована и Анна Ильинична.

Моя сестра Катя, жившая тогда в Петербурге, написала об этом в Симбирск, прося знакомую учительницу, Веру Васильевну Кашкадамову, подготовить тетю Машу и осторожно сообщить ей эту тяжелую весть. Ильи Николаевича тогда уже не было в живых, он умер за год до этого.

Володе первому сказала Вера Васильевна о полученном письме.

С этого времени в жизни Володи произошел перелом.

Тетя Маша уехала в Петербург, а Володя остался старшим в семье.

Мария Ильинична не однажды вспоминала, как заботливо и внимательно относился тогда Володя к ним, младшим сестрам и брату, и как в эти тяжелые дни с первым пароходом приехала моя мать проведать детей.

Александр Ильич был признан одним из руководителей покушения, приговорен к смертной казни и казнен 8 мая 1887 года.

В это трудное время Володя усидчиво занимался; он блестяще сдавал испытания на аттестат зрелости, не забывая, однако, подбодрить и развлечь младших.

Подумать только, какую нужно было иметь нравственную силу, чтобы при таких обстоятельствах, семнадцатилетним мальчиком, выносить так стойко всю тяжесть этой жизненной невзгоды, этого глубокого горя!

Володя окончил Симбирскую гимназию с золотой медалью, хотя педагогический совет гимназии колебался и обсуждал вопрос, можно ли Володе дать такую награду: в го время Симбирскую гимназию обвиняли в том, что она воспитала и наградила золотой медалью «государственного преступника», имея в виду казненного самодержавием Александра Ильича. Однако лишить Володю золотой медали при его блестящих успехах даже и тогдашний педагогический совет не мог.

Выбор факультета

Летом 1887 года вся семья Ульяновых рано приехала и Кокушкино. Анна Ильинична, как я упоминал выше, уже находилась там под надзором полиции.

Позже всех приехал в Кокушкино Володя.

С самого раннего детства каждое лето, из года в год, и виделся с Володей, и его физические и нравственные изменения были мало заметны. За истекшую же зиму Володя резко изменился: стал сдержанным, реже смеялся, поскупел на слова — вырос. Он сразу стал взрослым, серьезным человеком, но по наружности остался таким же, как и раньше.

Серьезность Володи была глубокая, внутренняя, совсем не напускная. В серьезности Володи не было никакой угрюмости или подавленности. У него появилась не наблюдавшаяся ранее сдержанность, я бы сказал — сознательная, волевая замкнутость. Особенно четко стала проступать черта тонкой иронии, выражавшаяся подчас только во взгляде сызбока, с прищуренным слегка глазом, и в оборотах речи: например, на пошлые или банальные слова собеседника он часто пускал в ход хорошо запомнившееся мне выражение:

«Правильное суждение вы в мыслях своих иметь изволите».

Эту фразу он употреблял, когда не хотел серьезно возражать, но считал нужным отметить недомыслие.

Володя решил поступить на юридический факультет Казанского университета. Доступ в столичные университеты ему был закрыт. Я был очень удивлен и разочарован тем, что он выбрал этот факультет: мне казалось, что юридические науки неизмеримо ниже естественных. Это мнение было тогда довольно распространенным. К тому же на юридический факультет часто шли юноши, не имевшие влечения ни к какой отрасли наук.

Помню, в это лето в Кокушкино приезжал читавший лекции по математической физике в Казанском университете Г. Н. Шебуев. Он долго, очень долго расхаживал с Володей по саду и беседовал. О чем у них шел разговор, не знаю, но слышал потом, как не однажды Шебуев с увлечением уверял, что Владимиру Ильичу непременно следует поступить на математический факультет, что у него «определенно математический склад ума»; между тем преподаватели русского и древних языков Симбирской гимназии считали, что Владимир Ильич обязательно должен поступить на филологический факультет. На мой же вопрос Володе, почему он выбирает юридический факультет, а не какой-нибудь другой, математический или естественный, он ответил: