Берлин, май 1945, стр. 38
И Геббельс в прощальном письме пасынку — о том же, о золотом значке фюрера, врученном его матери… оба эти письма были вывезены 28 апреля из окруженного Берлина Ганной Рейч. Отправь это письмо Геббельс днем позже, когда Гитлер уже подписал завещание со списком назначенного им нового правительства, он мог бы сообщить Гаральду и о своем «звездном часе». Карьера осуществилась.
Все смешалось здесь, в подземелье, — искреннее отчаяние и поза, фанатизм, лицемерие и смерть.
Геббельса называли верной собакой фюрера. На своей любимой овчарке Блонди Гитлер испробовал действие ампул с ядом. А Геббельса с семьей держал около себя до последнего, когда уже поздно было что-либо предпринять. С каждой новой изменой соратников фюрера Геббельс продвигался на ступеньку выше к своей заветной цели — стать «вторым человеком» в империи. Наконец, на другой день после свадьбы, когда бойцы Красной Армии были уже в рейхстаге, Гитлер передал Геббельсу пост рейхсканцлера рухнувшей империи. Комедиантство продолжалось. Геббельс принял высокий пост, чтобы через сутки отправиться вслед за Гитлером.
Собаковод Гитлера фельдфебель Торнов снова, в последний раз, пришел к повару Ланге за едой для щенков. Сообщивший накануне повару о смерти фюрера, он на этот раз принес еще одну весть.
«Он пришел в 8—9 часов вечера 1 мая на кухню имперской канцелярии, — рассказал нам повар Ланге, — и сообщил мне, что Геббельс и его жена покончили жизнь самоубийством в саду возле бункера фюрера. А больше никаких подробностей фельдфебель Торнов мне не сообщил… Вечером 1 мая фельдфебель Торнов собирался покинуть территорию имперской канцелярии и прорваться через кольцо окружения частей Красной Армии. Удалось ли ему это осуществить, мне неизвестно».
Бежавшие из подземелья пробирались к Вильгельм-плац, там по колее метро до Фридрихштрассе. Отсюда надо было прорываться позади боевой группы Монке, но сильнейший артиллерийский обстрел исключал возможность массированного прорыва. Пробивались группами.
Гюнше:
«Я вместе с секретаршами фюрера фрау Христиан и фрау Юнге, с ассистенткой фюрера по диете фрейлейн Манциали и секретаршей Бормана фрейлейн Крюгер должен был пробиваться на север в группе Монке. В 22.00 начался прорыв. Наша группа без потерь дошла до района вокзала Веддинг, где встретила сопротивление противника. После перегруппировки к полудню 2.5.45 мы дошли до пивоварни Шультхайс у вокзала. Среди солдат, находящихся там, ходили слухи, что Берлин капитулировал, и среди них было заметно разложение.
Находящиеся среди нас четыре женщины после этого были отпущены бригаденфюрером СС Монке, и они тотчас же покинули пивоварню. Куда они ушли, я не знаю. В пивоварне Шультхайс я был взят в плен».
Группа, в которой находились Борман, Раттенхубер, врач Штумпфеггер и шофер Гитлера Кемпка, пробивалась под прикрытием танка. Но брошенная из окна граната ударила в танк с левой его стороны, где шли Борман и Штумпфеггер, и взрыв накрыл их обоих.
Так свидетельствовали очевидцы.
«Я был ранен, — пишет Раттенхубер, — и попал в плен к русским».
Слухи о смерти Гитлера просочились из бункера фюрера в соединенное с ним убежище под имперской канцелярией, но обстоятельства его смерти держались в тайне.
Стараясь сохранить миф о величии фюрера, его преемник гроссадмирал Дениц заявил, что Гитлер пал, сражаясь во главе защитников Берлина.
Генерал Вейдлинг, узнав о самоубийстве Гитлера, счел, что такой уход недопустим для командующего, чьи войска продолжают биться. В ночь на 2 мая он выслал парламентеров. Рано утром 2 мая Вейдлинг перешел линию фронта. Он обратился к берлинскому гарнизону:
«30 апреля фюрер нас, присягавших на верность ему, бросил на произвол судьбы. Вы считаете, что по приказу фюрера все еще должны сражаться за Берлин, несмотря на отсутствие тяжелого оружия, боеприпасов, несмотря на общую обстановку, которая делает бессмысленной борьбу.
Каждый час, который вы продолжаете сражаться, продлевает ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых. Каждый, кто падет в борьбе за Берлин, принесет напрасную жертву.
По согласованию с Верховным командованием советских войск требую немедленного прекращения борьбы».
2 мая Берлин капитулировал.
Недостающее звено
Какая-то жизнь шла без нас по земле, пока мы все еще вникали в подробности последних дней имперской канцелярии.
Однажды мы остановились на окраине Берлина, где размещалось несколько штабных отделов. Возле дома, который нам было указано занять, стояла тележка, груженная барахлом и продуктами, с красно-бело-зеленым итальянским флагом на передке. Привязанная к тележке корова терпеливо поджидала хозяев.
Мы поднялись в квартиру, из которой неслись звуки музыки. Все двери были распахнуты. В большой комнате сидели итальянцы в изодранной, грязной одежде, держа на коленях большие картонные коробки, и мечтательно слушали музыку. Их молодой вихрастый музыкант самозабвенно бил по клавишам. Вынутая из такой же, как у всех остальных, коробки, сидела перед ним на пианино великолепная кукла. По дороге сюда эти итальянцы шли мимо оптового склада игрушек, и каждый из них взял по кукле.
Они заметили нас и шумно поднялись с мест. В ответ на обращенные к ним по-немецки вопросы они упрямо замотали головами, не желая разговаривать на языке врага. Каскад жестов, возгласов обрушился на нас. Они что-то восклицали, прикладывая руки к сердцу. А музыкант схватил с пианино куклу и преподнес мне, и все зашумели и стали одобрительно шлепать его по спине.
Они уходили, напевая и унося большие картонные коробки с куклами. Их поджидала внизу тележка с поклажей и корова, которая должна была кормить своих новых хозяев в их долгом пути до Италии.
— Гитлер капут! — сказали они нам в качестве прощального привета.
Да, это несомненно было так.
В те дни мы, к сожалению, не были ознакомлены с показаниями двух таких важнейших свидетелей смерти Гитлера, как Гюнше и Раттенхубер. Они оба были взяты в плен на участках соседней армии. Позже эти их показания сошлись с нашими документами в архиве. Я прочитала их почти через двадцать лет.
А как был нужен тогда свидетель смерти Гитлера, сжигания его и погребения. Забегая немного вперед, скажу, что такой свидетель был найден. Расследование уже близилось к концу, когда разведчики подполковника Клименко задержали эсэсовца из личной охраны Гитлера — Гарри Менгерсхаузена. Рослый, плечистый малый, переодетый в штатское. На нем было кургузое пальтишко, явно с чужого плеча, из коротких рукавов торчали здоровенные руки.
Майор Быстров расспрашивал его, я переводила. Мы сидели на бревнах во дворе.
«30 апреля я нес охрану имперской канцелярии, — рассказывал Менгерсхаузен, — патрулируя по коридору, где расположена кухня и зеленая столовая. Кроме того, я вел наблюдение за садом, так как на расстоянии 80 метров от зеленой столовой находилось бомбоубежище фюрера.
Патрулируя по коридору и подойдя к кухне, я встретил шедшего на кухню своего знакомого — ординарца фюрера Бауера. Он сказал мне, что Гитлер застрелился в своем бункере. Я поинтересовался, а где жена фюрера. Бауер мне ответил, что она тоже лежит в бункере мертвая, но он не знает, отравилась ли она или застрелилась.
С Бауером мы поговорили всего несколько минут: он спешил на кухню. На этой кухне готовилась еда для свиты Гитлера. Вскоре он опять прошел назад в бункер.