Фраер вору не товарищ!, стр. 68

Когда подъехал Самохин вместе со всей командой экспертов, Костя доложил обстановку.

— Значит, выходит так, Аркадий Михалыч, вся эта свора, отстрелявшись у салона, приехала сюда. Бросили Черновца умирать, и к нему в гости. Ну, и устроили тут пальбу…

— Очень подходящее место… — проворчал полковник. — Кроме как в чужой квартире, перестрелку устраивать негде.

— Так здесь находился Волков. Он и начал стрелять.

— Не спеши с выводами. — Самохин бросил рассеянный взгляд на труп, аккуратно обошел его, стараясь не наступить в кровавую лужу, окинул взглядом прихожую. Тяжко вздохнул. — Что они, сговорились, что ли! Или у них сегодня разгрузочный день. Избавляются от балласта.

— Да уж, такая разгрузочка началась! — согласился Костя. — Всех лишних за борт. В живых остаются только самые ценные члены экипажа.

Самохин прошел в гостиную, равнодушно окинув взглядом картины, сел на кривоногий стул в углу, устало опустил плечи и уставился в пол.

— Нет, ребятки, смерть, это всегда страшно, — медленно проговорил он. — Даже если бандита мочканули. Тоже ведь человек, а не собака подзаборная. Его женщина рожала, а не сам из земли вылез. Эх, знала бы, кого рожает… Я столько жмуриков повидал, а привыкнуть не могу. Все какая-то тяжесть на душе. И вы не привыкнете.

В дверях появился Коля Балашов. На его лице сияла радостная улыбка, верно указывающая на найденную улику. Он продемонстрировал пустой прозрачный пакетик с заклеенным верхом.

— Я тут такую улику отыскал! Пальчики оближите!

Костя пригляделся повнимательнее к пакетику, ничего не увидел, презрительно хмыкнул, отвернулся.

— Нашел две пылинки с чьих-то ботинок и радуется!

— Очки надень, сыщик. — Николай показал пакетик Лене Муравьевой.

Она оторвалась от написания протокола осмотра тела, бросила один только взгляд, констатировала:

— Женский.

— Ну что, что там? — не выдержал Костя.

— Да что тебе показывать! — Николай убрал пакетик в свой объемистый портфель. — Нашел я на постели, Аркадий Михалыч, волос. Темный, длинный, вьющийся. Точно такой же, как я нашел в квартире Каретниковой. Уверен, это её, но окончательно могу сказать только после анализа.

— А я что говорил! — обрадовался Костя. — Ну, Колян, с меня пузырь! Значит, они здесь точно были! Что вы теперь скажете, Аркадий Михалыч? Против таких улик, как пистолет Суркова и волос Каретниковой, вы будете ещё возражать?

— Да я и не возражаю, — вздохнул Самохин. — В этой квартире все побывали. Только, сдается мне, в разное время.

— А я думаю, дело было так. Волков хотел эту хату брать. — Костя обвел руками стены. — Тут есть, чем поживиться. Картины, безделушки, мебелишка нехилая. Каретникова ему помогла, украла ключи у Черновца, за этим и приезжала в салон. Волков открыл дверь, забрался в квартиру. А Махров как-то узнал об этом деле, сообщил Черновцу. Они хотели ехать сюда, но тут подлетает Груздь со своей бандой. Начали выяснять отношения, убили Черновца. Потом поехали сюда, а здесь Волков. Он начал отстреливаться, этого парня завалил и все, патроны кончились. Его повязали, повезли с собой, чтобы в другом месте с ним разделаться. Уверен, Волков нашим авторитетам круто дорогу перешел.

— Красиво нарисовал, — кивнул Самохин. — Только сомневаюсь, что все так и было. Как-то слабо верится, чтобы бывший зек, шесть лет не державший в руках пистолета, и хрупкая манекенщица отстреливались от целой банды вооруженных боевиков, да ещё и уложили одного из них. Совсем не верится.

— А как? Расскажите свою версию, Аркадий Михалыч.

— А вот так! — Полковник поднялся со стула, прошелся по комнате, разминая ноги. — Махров узнал о компромате в сейфе Груздя. И решил организовать кражу, чтобы им завладеть. Нанял Волкова. Скорее всего через Каретникову. Тот влез в квартиру, а Каретникова сообщила об этом в милицию. Зачем, пока не ясно. Но думаю, чисто из человеческих побуждений. И только благодаря ей документы оказались у нас.

— Так вы считаете, что бандиты за ней гоняются?

— Именно. Так что обоих авторитетов надо брать как можно скорей. Пока они ещё кого-нибудь не отправили на тот свет.

Костя возмущенно вздохнул и нервно заходил по комнате.

— Брать! Знать бы, где они сейчас…

— Узнай! — кивнул Самохин. — На то ты и опер. Проверь все адреса, по которым они прописаны. Опроси народ. Может, кто и знает.

Костя безнадежно махнул рукой.

— Уже узнал. Махров прописан в однокомнатной квартире. Конечно, соседи никогда его не видели. Говорят, у него за городом особнячок. Но где?

— Нужно узнать. И побыстрее. — Самохин поднялся со стула, выглянул в окно на серое небо, окинул взглядом двор. — И все-таки нам нужно доказательство.

— Доказательство чего? — уточнил Тарасенко.

Самохин повернул голову, хмуро посмотрел на него, словно упрекая в несообразительности, перевел взгляд обратно на небо.

— Их причастности к убийству Горбунова.

Глава 26

Темно-серый «мерседес» тормознул за полсотни метров от танькиного дома, встал у обочины и заглох. За тонированными стеклами ничего не видно: ни кто в нем сидит, ни что делает. Зато изнутри видно все, как на ладони.

Махров внимательно осмотрелся по сторонам. Ни одной машины с сидящим в ней типом не наблюдалось. Да и откуда им тут быть? Вряд ли менты успели узнать все адреса, связанные с Люськой, и насажать по ним наружку.

— Давай, Витек, сунься во двор, — пробормотал Махров. — Посмотри, что и как.

Боксер кивнул, вылез из машины, тихонько прикрыл дверцу, двинулся по тротуару во двор, бросая косые взгляды по темным углам. Через пять минут вернулся, плюхнулся на водительское сиденье, доложил:

— Чисто, Сергеич. Я краем глаза заметил в дальнем углу синюю «шкоду». Похоже, люськина. Значит, они здесь.

— Тогда пошли. Спокойно, не напрягаясь и не торопясь. Не надо привлекать к себе лишнего внимания.

Махров вынул из кармана пиджака электронную записную книжку. На всякий случай он имел координаты всех, с кем были связаны его соратники и любовницы. Как-то так повелось, что и соратники, и любовницы рано или поздно от него сбегали. Приходилось их разыскивать. Поэтому все их связи и «явки» узнавались им заранее. Он набрал танькину фамилию, прочитал:

— Третий подъезд, шестой этаж, пятьдесят седьмая квартира.

Они вылезли и машины, размеренным шагом двинулись во двор, прошмыгнули к третьему подъезду, не задерживаясь, зашли внутрь.

Окна танькиной квартиры выходили на улицу, и Андрей потерял возможность обзора двора. Наблюдательный пункт был устроен не там, где надо. А в условиях открытых боевых действий это равносильно поражению.

И дверь уже сотрясалась от тяжелых ударов.

— Открывайте, ну! — Громкий голос Махрова разносился по пустой лестничной площадке. — Люська, кому сказал! Если не откроешь, разнесем дверь к чертовой матери! Слышь, стерва паскудная!

Витек долбанул кулачищем по деревянной двери, обитой коричневым дерматином, и она ответила глухим стоном. Он разозлился и выхватил из-под мышки пистолет, чтобы разнести её в щепки. Махров остановил его порыв, задержав за локоть.

— Настрелялся уже! Давай так выломаем! У тебя, что, не хватит сил разломать эту фанерную перегородку?

Витек убрал ствол в кобуру, отошел подальше и с разбегу упал на дверное полотно. Дверь задрожала, жалобно скрипнув, но продолжала стоять цела и невредима. Витек пнул её ногой, отошел ещё дальше, насколько позволяла узкая лестничная площадка, и бросился в бой снова. В замке что-то хрустнуло. Наверное, надломился язычок, а может, треснул хлипкий деревянный косяк, в который был вставлен замок.

По всей квартире гулким эхом разносились глухие удары. Андрей сжимал Люську в объятиях. При каждом ударе она вздрагивала и закрывала глаза. Ей казалось, что это удар последний, и сейчас хлипкая преграда сорвется с петель и рухнет на пол.

— Я открою, — сказал Андрей. — Они все равно её сломают. Танька расстроится. Скажет: «Ну, вам-то головы поотрывали, плевать, а вот дверь жалко».