Золотарь, стр. 35

Кристоф уже не понимал, где он и что с ним происходит, он бил егерей кулаками, разбивал в кровь их лица, кричал, вырывался, бежал, падал. Его ловили, подымали, усадили наконец на перепуганного жеребца.

Они возвращались в замок. Истерика прошла так же внезапно, как и началась. Едва миновав ворота замка, Кристоф ощутил спокойствие, уверенность. Мысли его упорядочились. «Ну, подумаешь, — думал он, — выпустил какого-то бедолагу из каменного мешка! Чего тут бояться-то? Здоровенный парень, а страху, что в малой девчонке!…» Кристофу стало стыдно. «Странно, раньше у меня никогда не было такого, — думал он, — таких истерик, припадков… Что теперь обо мне подумают егеря, я же ничего им не объяснил… Да и что вы, благороднейший господин барон, скажете насчет такого: покинуть мать, сестру, самому втихомолку спасаться бегством, и к тому же из-за такой ерунды! Да если бы об этом узнали в дворянском собрании, к чертям отобрали бы титул!»

Так думал он, поднимаясь по широкой замковой лестнице, оставляя на большом персидском ковре, постланном на ступенях, жирные пятна коричневой грязи. Раздумья Кристофа прервал крик. Крик доносился откуда-то сверху. Дикий вопль, в котором не было ничего человеческого. Так могло кричать лишь насмерть перепуганное, загнанное в угол животное или подстреленная птица. Но не человек…

Перепрыгивая через две ступени, Кристоф ринулся по лестнице наверх.

Крики то прерывались, то возобновлялись, то переходили в сдавленные рыдания. Кристоф пытался определить, откуда они доносятся. Несомненно было одно: кричали на третьем этаже замка. Но где именно?

Замок Дахау имел самую, может быть, запутанную систему ходов, выходов и переходов. Так, третий этаж имел четыре крыла, абсолютно никак друг с другом не связанных. Эти отделения одного этажа имели свои собственные переходы, коридоры, галереи. За недели жизни в замке Кристоф уже весьма приблизительно знал путь на третий этаж. Взбежав по главной лестнице на второй этаж, после ряда поворотов нашел узенький, заросший пылью и паутиной проход, ведущий прямо на боковую лестницу. Но, едва достигнув третьего этажа, Кристоф понял, что крики доносились вовсе не из этой его части. Здесь было тихо, пыльно, душно и абсолютно спокойно.

Изрытая проклятия, Кристоф побежал далее по еще более замысловатому маршруту. По двум грязным, предназначенным для прислуги лесенкам он спустился вниз, на первый этаж, пробрался в подвал, откуда винтовая лестница вела вверх, на четвертый этаж, затем после многих поворотов по коридорам Кристоф толкнул дверь одной, совершенно ничем не примечательной комнатушки. Открыв дверь, он увидел полуобрушившуюся лестницу, ведущую напрямик к искомому крылу третьего этажа.

Кристоф оказался на третьем этаже своего странного дома. Он бежал по длинному прямому коридору, сбивая на ходу с постаментов различные статуи и полые заржавленные доспехи, стулья, кресла и диваны, тревожа обитающих в них насекомых.

Хитроумная акустическая система замка могла бы сбить с толку даже слепую, летящую по звуку летучую мышь. Порой Кристофу казалось, что крики раздаются совсем рядом, но, ворвавшись в ту комнату, где, как он был уверен, ему наконец-то удастся обнаружить источник крика, он находил всего лишь вековой пыльный покой.

Когда Кристоф ворвался в коридор, тяжело дыша от усталости, было уже поздно. На полу он увидел следы крови и грязи, ведущие к разбитому вдребезги окошку. А на замковом дворе, куда выходило окошко, лежала Клара. Из ее неестественно вывернутой головы, из многочисленных ран сочилась густая черная кровь.

Кристоф понял все.

Он закричал, дико и страшно. Побежал на двор.

Лил бесконечный дождь.

3. Бунт

Около тела Клары уже суетился неведомо откуда появившийся маэстро. Сегодня он выглядел непривычно озабоченным, он, казалось, съежился, даже краски его разноцветного наряда выглядели немного поблекшими. Он оборотился к барону.

— Увы! — сказал он, не отводя взгляда от перепачканного грязью лица Кристофа. — Увы! Помочь уже ничем нельзя.

— О Боже! — воскликнул Кристоф, с ужасом всматриваясь в изувеченное тело сестры. Он заскрежетал зубами, ногти вонзились в мякоть ладоней, брызнула кровь. — Я, кажется, знаю, кто ее убил! — произнес он изменившимся от ярости голосом.

— Я тоже, — сказал маэстро.

В следующее мгновение Кристоф схватил его за отвороты малинового кафтана.

— Так ты все знал! Поганый, дрянной старикашка! Ты все знал и не помог!

Кристоф с силой швырнул испуганного маэстро наземь.

— Ты все слышал, все видел — и не пришел на помощь моей сестре, когда ее убивали! Ты сидел и трусливо дрожал в своей башне! Подлый старый лгун!

Маэстро с неожиданной для его возраста резвостью поднялся на ноги. Кристоф готов был его ударить, но неожиданно обоняние барона поразил резкий будоражащий запах, от которого по всему телу прошла нервическая дрожь. Кристоф ощутил, как волной исходит из него адское напряжение последних часов, как исчезают ярость и горе и остается лишь тупое равнодушное бессилие.

— Извините, господин барон, — сказал маэстро, убирая от лица Кристофа маленькую шкатулочку, наполненную каким-то белым порошком. — Извините, так было надо. — И, покачав головой, добавил: — Позовите слуг, пусть уберут тело.

Кристоф свистнул в два пальца. В предвечерней тишине, обычно наступающей перед новым яростным натиском бури, свист его прозвучал довольно громко. Кристоф давно приучил прислугу отзываться на такой зов господина. Кристоф свистнул повторно. И снова никто не отозвался, лишь из окна на втором этаже показался чей-то любопытный нос и сразу же поспешил исчезнуть за складками тяжелой портьеры,

— Эй ты! — воскликнул Кристоф. — Иди сюда!

— Бесполезно, — сказал маэстро. — Никто не выйдет.

— Почему? — нахмурил Кристоф брови. — Я же им приказал!

«Похоже, — подумал он, — все они боятся заразиться от меня бедой и несчастьем…»

— Пусть ваша милость меня извинит, но, как ни кощунственно это звучит, сейчас им не до вас.

— Что все это значит? — Кристоф опять ощутил стиснувший горло приступ необузданной ярости. — И вообще, господин Корпускулус, почему вы всегда и везде изволите объясняться загадками? Вам что-нибудь известно? Вы что-то от меня скрываете? Почему же вы не хотите поделиться этим со мной? А, господин Корпускулус?…

— О мой милый юный друг, я абсолютно ничего не знаю, я всего лишь предполагаю, и сейчас я вижу, что самые худшие мои предположения начинают сбываться. Я предполагал, что вы освободите золотаря, но никак не мог ожидать того, что это случится так скоро…

— Ах, так вы даже это знаете! Что же вам еще известно? Ну же, выкладывайте! Я слушаю!

— Рукопись, которую я вам дал прочесть, должна была послужить предупреждением…

— Будьте вы прокляты! — Кристоф смял кулаками кафтан маэстро. — Будьте же все вы прокляты! Будь проклято все это состояние, весь этот замок! Послушайте, вы, старый шарлатан, объясните же мне наконец, что здесь происходит? Что это: бунт или, может, заговор? Или на замок напали призраки? А?… Почему вы не хотите ничего мне объяснять? Почему? Вы знаете, где прячется золотарь? Где же?… Вы не хотите мне этого говорить? Вы — его сообщник! — Кристоф ладонью хлопнул себя по лбу. — И как же я раньше не догадался?!

— Успокойтесь, барон! — холодно произнес маэстро. — В свое время вы все узнаете. А сначала следует отнести… тело вашей сестры в замок.

Кристоф взялся за ноги Клары и, глядя на плиты коридора, пошел следом за маэстро. На обезображенное тело сестры он смотреть не мог, хотя такое желание в нем и возникало. Кристоф знал, что увиденное будет страшным, однако какое-то детское, ненасытное любопытство побуждало его то и дело смотреть на изуродованную Клару. В душе его бушевали гнев и ярость, подавляя всякую разумную мысль.

Голова Клары бессильно болталась, то и дело запрокидываясь назад, изо рта и пустой глазницы все еще сочилась, вытекала тонкими струйками, тут же сворачиваясь, кровь. «Как все-таки жалко выглядят мертвецы! — подумал Кристоф. — Как будто в момент смерти все человеческие слабости выходят наружу, все, что таили они в своей душе долгие годы, все страстишки и пороки отображаются в их посмертных масках. Не хотел бы я когда-нибудь увидеть свой труп!»