Золотарь, стр. 28

— Что же делать? — негодовал граф. — Куда же я поеду без своего Ганса? Вот так дела!

Дворецкий созвал всю прислугу, и вскорости челядь с факелами и свечами разбрелась по коридорам, крича: «Ганс! Ганс! Ау! Ганс!»

Но Ганс не отзывался. Видимо, успел забрести достаточно далеко.

— Не стоит, господин граф, поднимать панику, — сказал Кристоф. — Завтра с раннего утра я снаряжу несколько поисковых отрядов, и ваш Ганс непременно отыщется.

— Ладно! — сказал полковник. — Черт с ним, с Гансом! А вы, любезнейший барон, как найдете моего слугу, пропишите ему десятка два шпицрутенов за глупость, накормите и не обижайте! Верхен, поехали!

— Надеюсь снова увидеть вас, сударыня, — учтиво сказал Веронике Кристоф, — и как можно скорее.

В направленном на него взгляде Вероники читалась горячая, ничем не скрытая любовь.

— Н-н-нооо! — вскрикнул кучер. Экипаж тронулся.

Некоторое время Кристоф смотрел ему вслед, а затем направился к маэстро — выяснить изрядно замутившиеся отношения.

3. Выяснение отношений

Однако к маэстро Кристоф пошел вовсе не сразу. Первым делом он отправился в свою опочивальню, присел на край ложа, закурил трубку с крепчайшим египетским табаком и предался размышлениям. День выдался длинным и богатым на события. Сейчас в сознании Кристофа все эти впечатления перемешались, слились в один-единственный бурный поток.

Приятнее всего было размышлять о молодой графине. «Все-таки она меня любит! — Эйфорические, приятные мысли ласкали и умасливали душу. От этих мыслей становилось приятно и блаженно. Кристоф зажмурился, хотя с таким же 'успехом мог этого и не делать — в опочивальне было и без того темно. Где-то под потолком витала гулкая мелодия сквозняка. Перед глазами, на внутренностях век вычерчивались приятные взору геометрические фигуры, какие обычно бывают, если сильно надавить на зрачки пальцами. — Все-таки она меня любит! И подумать только: графиня! Гра-фи-ня! Видел бы ты, Леопольдушка, мою невесту! Ты б от зависти окосел. Хотя не надо, чтоб ты ее видел. Хорошо, что я с ней первым познакомился!»

По иронии судьбы все самые лучшие девушки всегда доставались Леопольду. Чем он их привлекал, Кристоф затруднялся ответить. Вроде бы он, Кристоф, красивее лицом и телом, без сомнения умнее и куда как красноречивее. А что еще надо для успеха у женщин? Однако же они каким-то таинственным и непостижимым образом попадали в уверенные пухлые объятия Леопольда. Тот дышал на них шнапсовым перегаром и пережеванным луком, жарко пыхтел им в уши, грубовато тискал в углу — и девушкам это нравилось! Кристоф же в основном довольствовался либо дурнушками, либо вообще никем не довольствовался. В этом была какая-то чудовищная ирония судьбы, даже не ирония скорее, а едкий сарказм. И все же сейчас, понял Кристоф, ему удалось избегнуть иронизирующей фортуны. Ему удалось познакомиться, да что там познакомиться! — заняться любовью с самой настоящей графиней, и притом юной, прекрасной, очаровательной. Уж не сон ли это? Нет, решил Кристоф, пожалуй, все-таки не сон! Бывают краткие мгновения, когда судьба к тебе благоволит и одаривает поистине царскими презентами: наследством, графинями, необъятными замками. У Кристофа уже случались такие моменты везения: как-то раз он, абсолютно не учив, сдал подряд три сложнейших экзамена. Периоды везения редки, как выигрыши в лотерею. В них надо впиваться и выпивать до дна чашу удовольствия, до самой мелкой капельки.

«Подумать только: это происходило здесь! — Кристоф провел пальцами по до сих пор смятому покрывалу. — А что, если у нас родится ребенок? В кого он пойдет: в меня, а может, в Веронику? Скоро сыграем свадьбу. Я обязательно приглашу на нее Леопольда: вот обзавидуется! Интересно: получил ли он пятьсот талеров? Может, догадается приехать в гости?»

И тут Кристоф ощутил, что его мысли потихоньку перетекают из приятного, эйфорического русла в тревожно-будничные, скучные протоки и канавки сознания. Вспомнился хам-дворецкий, сторож 0,5 шт., старый гадостник-маэстро. Тревожно пульсировала мысль о заблудшем Гансе. «Ну, положим, Ганса мы найдем! — подумал Кристоф. — Хотя черт знает, как его искать, и главное — где? А найдется — пропишу ему порку, чтоб знал». Сознание рисовало несчастного, задрипанного Ганса, мечущегося в темноте кромешной в петляющем кишечнике лабиринта. Перепачканное его остроносое лицо, всклокоченные соломенные волосы. Стены лабиринта мерцают, шевелятся, бедняга слышит за спиной свистящий шепот: «Мясо! Мяс-с-с-со!!!»

По коже Кристофа пробежала целая россыпь кусачих мурашек. Он еще помнил СВОИ блуждания по лабиринту. Во сне. «А ведь они были очень похожи на правду! — подумал Кристоф. — Вдруг я вовсе и не спал? Вдруг это все действительно было? И чудовища неопределенных очертаний? И эта фигура в ярком плаще? Бр-р-р! Потом с дворецким разобраться надо будет. Хамство терпеть ни в каком виде нельзя. Хорошо, а кого я назначу на его место? Гм! Ладно, утро вечера мудренее. Завтра что-нибудь придумаю. К тому же, сознаемся в этом, нынешний дворецкий совершенно никудышен. Слуги распущенны, в замке — бардак, сторож 0,5 шт. до сих пор на свободе, чужая прислуга пропадает. Черт знает что! Но все же — кого назначить на место дворецкого? А что, если?… Если… если вызвать из Нюрнберга Леопольда и назначить дворецким его? Тогда бардак превратится в настоящий хаос, по замку будут шляться непотребные девки, и кончится все банкротством и продажей имущества с молотка. Гм-да! Проблем у меня явно больше, чем нужно! Ладно! Пойду выясню отношения с маэстро, — почему-то Кристофу нравилось выражение „выяснить отношения“, — а потом — спать, спать, спать!»

Кристоф зевнул, затушил трубку и направился по лестнице наверх, туда, где обитал старый хиромант, астролог и прочая, прочая, прочая.

Дверь в покои маэстро была полуоткрыта, а сами покои освещены тускловатым желтым огоньком сальной свечки. Свечка находилась в подсвечнике, который был сам по себе достаточно любопытен, ибо являл собой фигуру обнаженной нимфы с протянутой на уровне груди Рукой. В руке-то и помещалась свеча, вернее, ее огарок.

Маэстро бодрствовал. Он, казалось, не заметил прихода Кристофа, занятый расшифровкой какой-то мудреной тайнописи. Слабые отблески огня падали на его испещренное морщинами и думами чело, придавая ему некий ореол загадочности.

Кристоф громко и весьма неблагозвучно прочистил горло.

Маэстро оглянулся.

— А! Господин барон! Очень-очень рад вас видеть!

Присаживайтесь, пожалуйста.

Кристоф развязно плюхнулся в кресло. Весь его вид выражал крайнее неудовольствие. Маэстро не мог этого не заметить. Кристоф сцепил ладони на груди, шевеля пальцами, стараясь придать этому жесту как можно больше значения.

— Чем обязан? — Маэстро буквально взвился из-за стола. Его крохотная фигурка начала корчиться в каких-то невероятнейших танцевальных фигурах.

— Вы не догадываетесь? — спросил Кристоф и неожиданно для самого себя закричал: — И прекратите же наконец кривляться!

— Воля вашей милости для меня закон! — Маэстро отвечал с несокрушимым спокойствием. Перестав совершать поклоны, он сел в другое кресло, напротив, положил ногу на ногу. Колокольчики на носках его туфель смешно позвякивали. — Чем же вы, сударь, так разгневаны? Не ошибусь', если замечу, что основанием для гнева явилась моя скромнейшая персона.

— Не ошибетесь! — буркнул Кристоф. Вспышка гнева утихла столь же быстро, как и началась. — Что вы наговорили графине, старый вы шарлатан?

Слово, как известно, не воробей, а скорее пуля, разящая иногда наповал. Маэстро был, натурально, сражен. Он побледнел, затем побагровел, видно было, что он старается удержать себя в руках.

— Старый шарлатан! — повторил Кристоф. Ему, как оказалось, нравилось чувствовать свою власть.

— Не к лицу вам, — маэстро тяжело дышал, — вам, недоучившемуся студиозусу, оскорблять ученого старика…

— Старый шарлатан, и притом клоун. — Кристоф говорил медленно, всаживая в старика слова, как гвозди в мягкое, податливое дерево. — Чтобы вы, маэстро, знали, я явился сюда не затем, чтобы оскорблять вас или подвергать поношению…