Твои ровесники, стр. 22

7. ЧТО ВИДЕЛИ КАЙ СУ И ПЕК ЧАН НА РОДНОЙ ЗЕМЛЕ

Кай Су сидел на пороге развалившейся фанзы и старательно дробил в ступке соевые зёрна. Пек Чан держал на коленях голого мальчика, строил зверские рожи и бодал его лбом, отчего малыш взвизгивал и смеялся.

Кай Су стряхнул с пестика пыль и сказал:

— Всё. Тётушка Цон Син, мы пошли.

Из фанзы послышалось:

— Погодите, славные ребятки! Поешьте!

— Благодарим, тётушка Цон Син. Пора. Солнце высоко.

Из фанзы вышла молодая женщина:

— Я вчера и не поговорила с вами, славные ребятки… Куда же вы путь держите?

— В Прохладную Долину.

— Знаю я эту деревню, бывала там. Только не так уж она прохладна, как вы думаете.

— Почему, тётушка Цон Син?

— Пожгли её.

Кай Су вскочил. Пек Чан опустил малыша на землю:

— Как пожгли? Кто?

— Не знаю. Может, полиция; может, солдаты… Люди говорят: там скрывались партизаны…

Кай Су и Пек Чан поклонились женщине:

— Благодарим, тётушка Цон Син, за приют.

Женщина протянула ребятам пару сухих лепёшек:

— Раньше завтрашнего вечера не доберётесь, славные ребятки, да и то если через перевал пойдёте.

— Мы знаем.

К фанзе на низкорослой мохнатой лошадке подъехал человек в золотых очках. Он улыбнулся женщине, приложив руку к серой шляпе, и затрусил дальше. Женщина неохотно кивнула головой и отвернулась. Ребята узнали вертлявого.

Пек Чан спросил:

— Кто это?

Женщина стиснула зубы.

— Змей!.. Ползает по деревням и шипит: «Вы и не ропщите и не ссорьтесь с хозяевами, а если чем недовольны, изложите сообща…» Вот наши и пошли в город излагать, кто чем недоволен. И муж мой с ними вместе… — Женщина усмехнулась: — Земли ему мало показалось. Пошёл спрашивать, почему на севере крестьянам и земли дали и урожай не отбирают, а у нас всё так же, как и при японцах было.

Пек Чан заинтересовался:

— А они?

— Кто «они»?

— Ну те, у кого он спрашивал… Что они ему сказали?

— Не знаю.

— А муж что говорит?

— Тоже не знаю… Муж за своё любопытство, милые ребятки, седьмой месяц в тюрьме сидит.

Кай Су едва дослушал женщину и быстро побежал. Ему казалось, что он успеет чем-то помочь своей деревне, своим родным.

Пек Чан с трудом нагнал его у перевала через горы. Кай Су лежал на горячей земле. Плечи его дрожали. Пек Чан нагнулся и дотронулся до головы Кай Су.

— Кай Су… Кай Су… — с трудом начал Пек Чан, но слова убегали от него. Он гладил спину Кай Су и говорил, говорил одно и то же слово, вкладывая в него всю свою любовь к единственному другу: — Кай Су… Кай Су…

Кай Су заплакал. Он захлёбывался потоком мыслей и слов:

— О Пек Чан! Разве Хо Сан кореец? Разве Золотые Очки кореец? Нет, Пек Чан… Ты был прав… Я хочу стать разбойником! Бежим назад… Надо сжечь дом Хо Сана, дом с новой черепичной крышей… Утопим Хо Сана… Прогоним долговязого из девятого номера… Ты знаешь все заклинания, прикажи демонам: пусть унесут его, запрячут под землю… Запряжём в телегу Золотые Очки. Пусть везёт самые тяжёлые камни. Я буду хлестать его бичом до тех пор, пока он не добежит до обрыва. Тогда я столкну его в море… Потом я расскажу старику с собакой — помнишь Боя? — как мы отомстили за его сына… Он будет смеяться, Пек Чан, он будет радоваться вместе с нами!..

Стоны Кай Су начали утихать и скоро совсем прекратились.

Кай Су и Пек Чан решили итти не через перевал — здесь путь был короче, — а деревнями и сёлами. Им хотелось подробнее узнать о том, что? произошло в Прохладной Долине.

Пек Чану было ясно, что? следует делать. Он восторженно описывал своему другу предстоящие сражения. На стоянках он чертил на земле планы крепости. Но Кай Су почти не слушал его рассказов. Когда земляки устраивались на ночлег, он долго не мог уснуть: в памяти воскресало всё, что видели они на родной своей земле.

Едва лишь Кай Су закрывал глаза, его тело утрачивало вес, обволакивалось тёплым туманом и поднималось вверх. Но это не было сном — он слышал каждое слова Пек Чана и чувствовал, как ноют натруженные за долгий день ноги, и знал, что сто?ит открыть глаза — и всё исчезнет. Он тихо летел над пройденной вместе с Пек Чаном родимой землёй. В полях они видели корейских крестьян за деревянной сохой. По опушкам лесов на дрожащих ногах бродили старухи; они сдирали с деревьев кору, чтобы, размельчив её, прибавить в чумизу. А может быть, это были и не старухи, а молодые женщины — ведь горе старит быстрее, чем годы.

Но чаще всего видится такая картина: по просьбе помещика, полицейские наказывают за неуплаченный вовремя долг крестьянскую семью.

Полицейский тянет за кольцо, продёрнутое в ноздри, поджарого вола, а за ним, положив руку на его тощий бок, закусив губы, идёт кореянка. Она прощается с молчаливым своим помощником. Маленький мальчик хватается за заднюю ногу вола, пытаясь его удержать.

Девочка надевает на рога венок из полевых цветов и, плача, целует вола в губы.

Сотрудник американского журнала, прилетевший в Корею в поисках смешного материала для своих читателей, просит полицейского остановиться. Он долго наводит аппарат на группу, потом, сообразив, что полицейский с верёвкой в руках не очень-то радостное зрелище, просит его отойти в сторону и щёлкает затвором. Потом просит девочку ещё раз поцеловать вола, но на этот раз улыбнуться, потому что слёзы могут расстроить его чувствительных читателей.

Американец сам вытирает девочке глаза, щёлкает несколько раз затвором и представляет, какое огромное впечатление произведёт его фотография, отпечатанная на первой странице, в красках, на ослепительно белой бумаге.

Оскаля жёлтые зубы, американец записывает в блокнот название фотографии: «Воскресная прогулка»…

Потом Кай Су и Пек Чан шли по полям и дорогам Южной Кореи…

И нигде не видели они радостных улыбок, не слышали весёлых песен, которые так любит корейский народ.

8. ДЫМ ИЗ ОВРАГА

Незаметно для себя прибавляя шаг, Кай Су и Пек Чан подходили к Прохладной Долине.

Они шли белой волнистой тропинкой, и всё, что много месяцев назад казалось обычным или просто не замечалось, предстало перед ними не как смутное сновидение, тоска о доме, а ощутимо, резко и ярко.

Всё было старым, близким и милым, но вместе с тем новым и трогательным, как бабушка в праздничном платье.

Пек Чан касается плеча Кай Су:

— А вот и два братца…

На берегу высыхающего ручья стоят два дубка. Они переплелись рукастыми сучьями и похожи на обнявшихся людей.

На берегу ручья земляки сбрасывают истлевшие рубашки и моются долго и старательно. Им хочется войти в свою деревню чистыми.

Кай Су бежит через ручей. Пек Чан брызжет ему вдогонку водой. На мгновение в мелких каплях появляется радуга.

Кай Су первым взбегает на высокий берег. Он смотрит с холма на Прохладную Долину и ничего не может понять.

Неприступной крепостной стеной замыкают ступенчатые поля бурые горы. Очертания их неизменно спокойны. Так же, как и тогда, в день расставанья, разбежались по долине зелёные пихты. И небо такое же, чуть желтоватое у горных вершин и ослепительно бирюзовое над головой. И даже сиреневое облачко кажется таким же, каким покинул его Кай Су, уходя с бабушкой в Сеул.

Но где же фанза бобыля Чан Бай Су, балагура и затейника? Где лучшая в Прохладной Долине фанза Син Тек Чена, с двумя окнами, сплошь оплетённая курчавой акацией?

Где фанза Ку Сек Чука, неистощимого певца корейской старины? Где широкая крыша, на которой блестели ослепительным лаком оранжевые и густозелёные тыквы? Где вросшая в землю кособокая фанза бедняка Тек Сана?

— Ведь мы должны ему передать, что Алая Бабочка прилетела к Синему Ручью. Весёлый Огонёк ждёт его до конца месяца…

— Где же наши фанзы, Пек Чан?

Но Пек Чан ничего не ответил. Слишком много разорённых и преданных огню деревень и сёл видел он за длинный путь по корейской земле.