Жизнь побеждает (с иллюстрациями), стр. 3

— Подумайте! Завтра я перееду в свою комнату! — объявила она.

Платонова с первого взгляда понравилась Татьяне Васильевне.

Круглолицая, с розовыми щеками, с тонкими светлыми косичками, она казалась подростком. Но глаза ее, робость, грустная улыбка говорили о пережитом. Татьяна Васильевна хотела ближе познакомиться с девушкой. Она просто сказала:

— Ты переезжаешь завтра, а сегодня ночуй у меня.

Надя обрадовалась.

После ужина Татьяна Васильевна пригласила ее посумерничать на диване.

— Я люблю, сидя здесь, слушать радио. Особенно музыку. Думается так хорошо, отдыхаешь…

Они молча слушали сонату Бетховена. Потом Татьяна Васильевна спросила Надю, как она жила до войны.

Девушка начала рассказывать тихо, как бы припоминая свою короткую, но полную горя жизнь. Татьяна Васильевна не торопила ее. Постепенно воспоминания увлекли Надю. Она то спокойно и обстоятельно рассказывала обо всех мелочах, то, волнуясь, говорила порывисто, обрывая фразы. Перед Татьяной Васильевной как на экране проходила жизнь этой девушки-подростка.

Глава вторая

— Как хорошо у нас на Шелони весной! Распускаются фруктовые деревья. Ровными рядами тянутся они вдоль берегов. Под нежными цветами не видно веток. Мне всегда казалось — не деревья это, а огромные букеты расставлены по обе стороны реки. Дома совсем тонут в цветущих яблонях и вишнях. А запах какой!.. — восторженно говорит Надя, и кажется, что она чувствует его и сейчас.

Слушая Надю, Татьяна Васильевна ясно представила себе маленький домик, окруженный фруктовыми деревьями, где прошло детство Нади.

Девушка рассказывает, что в доме всегда было прибрано, чисто, уютно. Большие фикусы с глянцевитыми листьями, столетники, герань заполняли зимой комнату. Дарья Васильевна, мать Нади, любила цветы и хорошо их выращивала.

— Мама всё умела. Она много работала, а отдыхала за рукодельем. Какие чудесные вещи она вязала и вышивала! В деревне ее считали мастерицей…

Надя опустила голову и помолчала. Потом, взглянув на Татьяну Васильевну, стала рассказывать об отце. Он был председателем колхоза. Целые дни проводил в поле, в правлении и на молочной ферме. Домой возвращался поздно. И по ночам занимался. Сколько раз, просыпаясь, девочка видела: отец сгорбился за столом; лампа у него зажжена; он заслонял ее чем-нибудь: жалел детей, не хотел, чтоб свет им в глаза попадал… А сам всё перелистывал страницы книг, разложенных на столе, потом что-то быстро писал… Дарья Васильевна ворчала на него: «Ты скоро совсем спать отвыкнешь! Посмотри, какой худущий стал… И на что тебе дались эти книги?». Отец поглядит на нее усталыми глазами и промолчит…

— Один раз мама сильно на него рассердилась за бессонную ночь. Она заплакала, и мне так жалко было ее… «Не сердись, Даша, — успокаивал отец. — Коммунист я и должен много знать. Самому надо во всем разобраться, чтобы колхозникам уметь объяснить…»

Надя задумалась, потом с грустью сказала:

— Не понимала я тогда, Татьяна Васильевна, слов отца. Ребенком была… Теперь бы с ним поговорить!..

В колхозе все считали Платонова самым умным и знающим. В плохую погоду колхозники приходили к председателю, сидели подолгу, что-то обсуждали, спорили. Павел Иванович им всё объяснял, читал газеты.

Каждое лето Надя гостила в деревне, где жила ее бабушка. Она чувствовала себя там маленькой хозяйкой. Ухаживала за курами, убирала в дому, как взрослая. Вернувшись с поля, бабушка хвалила ее. Надя всегда с нетерпением ждала лета, встречи с бабушкой и подругами.

Когда ей минуло семь лет, девочка отказалась ехать к бабушке. Родители понять не могли, почему она осталась дома. Если спрашивали об этом — Надя молча уходила из комнаты. Никто не догадывался, что причиной всему был маленький коричневый портфель. Павел Иванович ранней весной привез его из города в подарок дочке. В портфеле лежали букварь с картинками, тетрадки, карандаши — всё, что нужно для ученья.

Надя очень обрадовалась подарку. Она давно мечтала о школе. Незадолго до начала занятий девочка заявила: «Мама, я скоро пойду в школу!» — «Ты мала, доченька! Придется подождать годик». У Нади глаза наполнились слезами. «Не горюй! — утешала ее Дарья Васильевна. — Зимой папа будет с тобой заниматься. Год пройдет быстро. Ты и сама не заметишь, как станешь школьницей!» Но Надя думала иначе.

Первого сентября Дарья Васильевна рано утром ушла копать картошку. Надя, проснувшись, быстро умылась. Надела новое платьице, взяла портфель с книгами и выбежала из дому. Залитый солнцем сад показался ей необычайно красивым. Среди увядающей зелени хрупки и нежны были осенние цветы. Ветки яблонь нагнулись под тяжестью крупных зрелых плодов. Чудесный ясный день! Тепло грело солнышко, несмотря на раннее утро. Точно в первый раз Надя увидела окружающий мир. Пробегая по дорожке сада, она шептала: «Я не насовсем ухожу, я только в школу. Скоро приду!».

Миновав поле, она увидела одноэтажный деревянный дом, окруженный садом. Сад спускался к самой реке. Сюда она бегала с ребятами купаться. И в школу заглядывала. Знала, где занимаются первоклассники.

В этот день у школы было очень шумно: мальчишки гонялись за мячом, девочки играли в горелки. Надя незаметно проскользнула в класс, забралась на крайнюю парту в уголке. Почувствовала себя совсем одинокой в большом классе. Раздался звонок. Веселые, раскрасневшиеся ворвались в класс ребята. Они ссорились из-за мест. Когда вошла учительница, все затихли, встали.

«Как твоя фамилия?.. Как зовут, сколько лет?..» — начала опрос Раиса Михайловна. Очередь дошла до Нади. Учительница прекрасно знала новичков. Она сразу поняла, что Платонова решила поступить в школу самостоятельно. «Кто тебя привел?» — «Я сама пришла», — ответила тихо девочка, испуганно глядя на учительницу. Наверно, сейчас ее выведут из класса и отправят домой!

Учительница молча смотрела на круглолицую маленькую девочку с большими карими глазами. Надя аккуратно разложила на парте букварь, тетради, отточенные карандаши. Раисе Михайловне это нравилось, но девочке — семь лет. «Ты только через год должна прийти в школу. А сейчас иди домой».

Надя не двигалась с места. Стояла, опустив голову. Крупные слёзы падали на синюю обложку тетради. Десятки ребячьих глаз умоляюще смотрели на Раису Михайловну. «Садись, Надюша!» — сказала она смягчившись.

Занятия начались. Для девочки всё было ново. День прошел незаметно. Прощаясь со школьниками, учительница остановила Платонову. Долго расспрашивала ее. Поняла, что девочка хочет учиться.

Радостная вбежала Надя в кухню. «Где пропадала?» — строго спросила Дарья Васильевна. «Мамочка, меня приняли в школу!»

Девочке казалось, что мать должна радоваться вместе с ней, но та ее отшлепала: «Как не стыдно пугать родителей! Я даже к реке ходила искать тебя!..»

Надя увидела слёзы на глазах матери, бросилась к ней. «Упрямая, своевольная девчонка! Добилась всё же своего!» — В смягчившемся голосе Надя почувствовала прощение, и ей даже показалось, что мама довольна такой настойчивостью.

С тревогой ждала девочка возвращения отца. Еще на крыльце встретила его: «Папа, папа! Я — школьница!» — «Как же, слышал! В колхозе рассказывают о своевольной дочке председателя». У Нади сжалось сердечко: «Неужели сердится?». Она сначала испугалась, стояла, опустив голову. Внезапно повернувшись к отцу, с упреком спросила: «Зачем же ты подарил мне портфель?» — «Ах, вот в чем дело!» Улыбка и веселые огоньки в глазах сразу изменили строгое лицо Павла Ивановича. Смеясь, он приподнял Надю, и девочке стало легко и радостно. «Молодец, дочка! Всегда будь настойчивой. А раз поступила в школу — обязана хорошо учиться».

И Надя старалась. Она переходила из класса в класс. Но арифметика ей давалась трудно. Иногда решает, решает задачку, так и заснет над тетрадкой. Павел Иванович много раз предлагал помочь ей. Дочка отказывалась: «Сама сделаю!». «Сама» — было ее любимым словом…

— Татьяна Васильевна, если б вы знали, как часто мне попадало за это!.. Раз колхозного теленка чуть не погубила. Хотела по-своему воспитать, и опоила его. Мама с трудом выходила. А отец очень рассердился на меня: «Вот всё твердишь — «сама» да «сама»! Надо у старших сначала поучиться, а потом говорить: «Сама! Умею!». Я на всю жизнь это запомнила. Нередко и сейчас, — скажу «сама», и вспомню о теленке…