В рядах борцов, стр. 14

Миссис Коллинз сидела на солнце в меховой шубе и дочитывала какой-то роман. Мистер Коллинз гулял по аллее и курил трубку. Когда Билль вошел, миссис Коллинз крикнула:

— Эдуард, здесь пришел негр! Иди скорей сюда!

Мистер Коллинз важно повернулся и подошел к Биллю. Лицо его сделалось злым, усы топорщились. Билль снял шляпу.

— Сэр, — сказал он, — это был мой ребенок, сэр.

— Ну и что же дальше, черномазый? — спросил мистер Коллинз. Он заложил руки за спину и покачивался на каблуках.

— Нехорошо бить ребенка, сэр, — сказал Билль.

— Черномазый делает мне выговор. Ты слышишь, Аза, — крикнул мистер Коллинз, обращаясь к жене. Его толстое лицо покраснело больше, чем обычно, светлые усы задвигались. — Негр пришел делать мне выговор!

— Негр пришел делать выговор, — повторила миссис Коллинз плачущим голосом и подняла руки к небу.

— Как ты смеешь, черная собака, разговаривать со мной! — закричал мистер Коллинз.

Билль стоял, держа шляпу в руках. Он смотрел вниз, потом поднял голову.

— Я всё сказал, сэр. Нехорошо бить ребенка.

— Где моя трость? Аза, принеси мою трость! — крикнул мистер Коллинз. Он задыхался от ярости.

— Всё равно, сэр. Я сказал. Нехорошо бить ребенка.

Лицо мистера Коллинза стало багровым. Он схватил Билля за ворот рубашки.

Билль стоял, опустив голову. Но в это время в саду появился еще один человек. Это был почтальон Вильям. Он приносил сюда газеты каждый день и теперь пришел тоже с газетами. Огромный, как скала, Вильям шел к мистеру Коллинзу и Биллю.

— Вот ваша газета, сэр, — вежливо сказал Вильям и положил газету на садовую скамейку.

— Подите к черту с газетой! — прохрипел мистер Коллинз. — Вы видите, что делается? Негры приходят к нам в дом и оскорбляют нас. Посмотрите, как я проучу мерзавца. Вы здесь забыли, как нужно обращаться с черномазыми, — и мистер Коллинз схватил трость, которая стояла тут же, прислоненная к скамье. Он не мог говорить от злости.

Билль стоял неподвижно и смотрел в землю.

— Постойте, — сказал Вильям. — Я помогу вам, сэр.

Он подошел к мистеру Коллинзу и, схватив его за руку, сдернул ее с воротника Билля. Потом Вильям вырвал у мистера Коллинза трость, сломал ее, как спичку, и отбросил в сторону.

Мистер Коллинз оторопев смотрел на почтальона. Вильям вдруг сжал кулак. Такого огромного кулака мистер Коллинз, наверное, еще никогда не видел. Очень большой мужчина был этот Вильям. И странно, почему он работал здесь почтальоном.

Вильям поднес страшный кулак к самому лицу мистера Коллинза и легонько надавил на нос. Мистер Коллинз отступил на шаг. Вильям надавил еще. Мистер Коллинз снова отступил. Он перестал краснеть и начал бледнеть. Так они двигались, пока мистер Коллинз не прижался спиной к дому. Его жена поднялась с кресла и в ужасе смотрела на всё это.

Когда мистер Коллинз остановился, Вильям вдруг поднял кулак кверху, и мистер Коллинз звучно стукнулся головой о стену дома.

— Так вот, слушай, — сказал почтальон. — Если ты еще раз посмеешь тронуть пальцем хоть одного негра, большого или маленького, я тебе дам такую штуку, что твоя голова повернется назад и ты сможешь видеть, что у тебя за спиной делается. Если меня здесь не будет, это сделает кто-нибудь из наших ребят, которые работают в мастерских. А ты, ведьма, — он повернулся к миссис Коллинз, и она от страха упала в кресло, — ты тоже запомни это.

Потом Вильям подошел к Биллю.

— Пойдем, друг, — сказал он. — Не стоит с ними разговаривать. Их словами не убедишь. Тут вот что надо, — и Вильям потряс могучим кулаком. — Мы их еще выучим!

Домой они шли все вместе.

Белый почтальон Вильям держал Дика за руку. Мальчик теперь знал, что есть разные белые. И он повторял про себя: «Мы их еще выучим!»

ПОД МОСТОМ

Где-то далеко возник сиплый вой паровозного гудка. Звук пронесся над длинным рядом одинаковых кирпичных зданий на берегу и поплыл по воде канала.

— Час ночи, — сказал Бриджер. — Пошел скорый в Чикаго. Когда-то я на нем работал. Вот времечко было… Ну ничего. Я еще вернусь.

Айк докурил сигарету и швырнул в воду окурок. На мгновенье в темноте повисла светящаяся красная дуга, потом раздалось короткое шипенье. Под мостом, где они все сидели, было совсем темно. Там, где на воду не падала тень, справа и слева от моста, она казалась покрытой глянцевитой лоснящейся пленкой. На этой пленке переливались блики фонарей, тусклые отражения освещенных окон и плыли разводы грязи. Вода в канале была не такой, как в прозрачных реках и чистых озерах, а густой, лоснящейся, ленивой.

Воздух здесь пропитался сыростью, вода, собираясь на карнизах моста, изредка капала оттуда. По ночам звук этих падающих на бетон капель был единственным, что нарушало тишину, если не считать разговоров, которые велись вполголоса.

— Эй, Джесс!

— Что? — Бриджер оглянулся. Джузеппе смотрел на него.

— Ты на курьерском кем работал, кочегаром?

— Ну да! Поднимай выше. Помощником машиниста был.

— И давно тебя выкинули?

— Уже полтора года. Сразу после сентябрьской стачки. Я попал в черные списки.

— Послушай, Джо, — сказал Айк, повернувшись к брату. — Здорово устал, да?

— Нет, не очень. — Мальчик говорил сонным голосом. Он прижался спиной к внутренней стене мостовой арки. Братья сидели на старой газете, разостланной на бетонных плитах. Старшему — Айку исполнилось в этом году восемнадцать, младшему — Джо не хватало двух месяцев до двенадцати.

— Хорошо ты устроился, — продолжал Айк. — Сегодня доллар, и завтра будет два. — Он погладил спутанные мягкие льняные волосы мальчика. — Ты что-то и не рад совсем.

— Я спать хочу, — сказал Джо.

— Ну спи, спи.

— Да не заснуть что-то.

Рядом с ними завозился Менсон. Братья знали, что сейчас он станет молиться. Менсон сел и начал:

— Боже, приди сюда и увидишь…

— Придет он, как же, — насмешливо сказал Джузеппе. — Он бы задохнулся от этой вонючей воды, если бы пришел.

— Брось, — сказал Бриджер. — Пусть человек молится, если ему охота.

— Ничего, ничего, — произнес Менсон мягко, — если я мешаю, я помолюсь про себя.

Наступило молчание. Большая холодная капля упала Айку на шею. Он вздрогнул.

— Что ты? — шопотом спросил Джо.

— Ничего… Капля… Ты уже спишь?

— Сейчас буду спать. Вот только устроюсь.

— Послушай, — Айк прижался к брату и прошептал ему в самое ухо. — А ты не украл этот доллар?

— Да нет же. — Джо отодвинулся от него. — Я тебе говорю: заработал.

— А почему ты не хочешь сказать, как заработал? Может быть, и я пошел бы.

— Да нет же. Там только на одного. Я потом расскажу.

Кто-то прошел по мосту. На гладкой, чуть волнистой поверхности воды погасло два блика. Это в одной из комнат дома на другом берегу погасили свет. Айк распустил шнурки на ботинках и вытянул ноги.

— Джо, — он снова положил руку на голову мальчика.

— Ну?

— Дай честное слово, что ты не украл.

— Ну, пожалуйста… Честное слово.

Мальчик потихоньку освободился от руки брата и лег на бетон, подложив себе под голову свернутую куртку. По каналу проплыла большая арбузная корка. Еще в одной комнате дома напротив погас свет.

— Завтра мы половину денег отложим, — сказал Айк. — А потом, когда я найду работу, снимем где-нибудь угол, и ты пойдешь в школу.

— Я уже всё забыл.

— Ничего. Надо начинать опять. Когда мать была в больнице, она сказала, что обязательно надо сделать так, чтобы ты учился.

Где-то далеко за домами раздался гудок парохода, ему ответил другой, еще дальше.

— Да, подождите, ребята! — громко сказал Джузеппе приподнимаясь. — Я забыл сказать… Приходил один парень из торнтоновской шайки. Спрашивал, будем ли мы голосовать на выборах. Обещал заплатить…

— Какие выборы? — спросил Менсон. — Кого выбирают?

— Ну и чудак же ты! — Джузеппе сплюнул в темноте. — В городе на каждом шагу плакаты и портреты. Мэра выбирают! От республиканцев Торнтон, от демократов Смит.