Военные приключения. Выпуск 6, стр. 14

«Жигули» увозят Ольгу. Бегом возвращаюсь к месту нашей последней стоянки и вскакиваю в кабину «Нивы». Переваливаясь всеми четырьмя колесами на каких-то колдобинах, машина устремилась в сторону трассы. На берегу остается брошенная палатка — сейчас не до нее.

Достигнув дороги, я позволяю себе единственную паузу и несколько секунд рассматриваю карту. «Волга» оторвалась километров на десять по шоссе, мне ее не достать. Зато у меня вездеход, чья стихия — проселок. Значит, надо двигаться в обход. Вот и весь план, с тем небольшим уточнением, что какой-нибудь незадачливый водитель встречного грузовика в состоянии перечеркнуть его одним поворотом баранки.

На протяжении добрых двадцати с лишним километров шоссе карабкается вверх. Прямых участков совсем мало, «Волга» ушла слишком далеко — на всем протяжении подъема я ни разу ее не видел. Я спешу. Я очень спешу. Еще ни разу в жизни так не спешил. Помимо всего прочего, мне хочется первым перехватить этих мерзавцев, чтобы побеседовать с ними на свой лад: слишком много всего у меня к ним накопилось. И то, что по не зависящим от меня обстоятельствам эта встреча откладывается на километр, на секунду, на вздох, заставляет меня скрежетать зубами от ярости. Спокойнее, говорю я себе, все равно никакой такой «нравоучительной» беседы у вас не получится. Делай свое дело так, как умеешь. Это сейчас все, что требуется.

Обнаруживаю какую-то подходящую гору. Дорога обвивает ее стан причудливым зигзагом и устремляется к морю. В этом месте я впервые замечаю своих противников: они двумя витками ниже, я отыграл у них километров шесть. Не сбавляя скорости, оцениваю местность, нахожу участок, подходящий для задуманного мною трюка: россыпь камней, два-три десятка деревьев. Съезжаю с трассы и, секунду помедлив, обрушиваю «Ниву» со склона. Спуск едва ли проще по сравнению с другим, в той гонке, когда я убегал, а меня догоняли. Но теперь я злее, а значит — спокойнее, и вторая попытка удачнее первой. Пересекаю два витка серпантина за спинами преследуемых, и один уже перед ними, выкатываюсь на шоссе и останавливаюсь. Я достиг точки встречи.

Из-за поворота, сияя никелем и медью, поднимается пожарная машина. Судя по всему, пожарные возвращаются после успешного единоборства с огнем, ибо этот парад доблести и блеска сопровождает песня. Поспешно соображаю, как бы мне получше воспользоваться этой неожиданной встречей, и краем глаза вижу, как с подножки соскакивает какой-то великан в полной боевой амуниции и устремляется к «Ниве».

— Какими судьбами, дорогой? — голосит он.

Я узнаю Автандила Гоголадзе.

Для затейливого разговора времени нет. Выхожу из машины и в двух словах излагаю ему существо дела.

— Я понимаю, дорогой, что твоя просьба продиктована добрыми намерениями, но все же… — мнется почтенный тамада. — Наш великий поэт по этому поводу сказал…

Вынимаю из кармана и протягиваю моему другу удостоверение, из которого он узнает, что человек, доселе ему известный, как Олег Михайлович Никитин, носит совсем другое имя, а характер его деятельности связан отнюдь не с международными перевозками.

Тамада суровеет.

— Все понял, товарищ капитан! — говорит он и, повернувшись к пожарным, внушительно кричит: — Тревога!

Предупредив, что пассажиры «Волги» вооружены и возможна стрельба, успеваю рассредоточить большую часть команда за скалами. Вовремя! Серый лимузин загнанным зверем выносится из-за поворота. Успев отметить, что в салоне один водитель. Такой поворот дела не был мною предусмотрен, но я не смог бы вмешаться, даже если бы предвидел его заранее.

Водитель «Волги» видит, что впереди, преграждая путь, стоит красная «Нива». Его замешательство длиться лишь мгновение, по именно в это самое мгновенно из-за скалы выезжает пожарная машина и отрезает путь к отходу. «Волга» в западне! По это ее не останавливает. В отчаянной попытке спастись она рвется напролом, «бодает» «Ниву», отбрасывает ее в сторону, и я понимаю, что на дороге «Волге» уже не удержаться.

Она срывается в пропасть, падает на камни и — взрывается. Мне остается лишь подойти к самому краю пропасти и зафиксировать этот неожиданный и страшный финал.

Когда Гоголадзе решается приблизиться ко мне, я все еще стою на том же месте и гляжу вниз. Туда, где покоятся останки столь нужного мне свидетеля.

Часть вторая

Я сижу в одиночестве в своей холостяцкой квартире и вспоминаю. Воспоминания прерывисты, как знаки телеграфной азбуки. Они теснят друг друга, мешая сосредоточиться на главном. Главное — Это то, что произошло в последние две недели. Все самое значительное из происшедшего уже изложено мною в докладе, прочитано, и завтра у нас по этому поводу разговор. Разговор, насколько я знаю моего шефа, пойдет как раз о том, что не вошло в доклад, и я, естественно, хочу подготовиться к нему как можно лучше. Иными словами, я намерен обосновать собственную защиту. Мне не по душе слово «защита», каковое прямо указывает на мою вину или, во всяком случае, ее предполагает. Как бы там ни было, дебют в этой партии не за нами, и, если я намерен и впредь участвовать в игре, я должен защититься. Таковы правила.

У себя дома я бываю редко, но всегда с удовольствием. Все, что находится здесь, соответствует моим вкусам и наклонностям. Я очень ценю постоянство в людях и предметах. Двум-трем знакомым девушкам, пытавшимся разнообразить интерьер с помощью различных перестановок, подобная инициатива стоила довольно дорого: в этой комнате они больше не появлялись. Все осталось на своих местах. Телефон под рукой. Груда газет и журналов, сваленных прямо на пол, у телевизора. Книжный шкаф в двух шагах и телевизор — в трех. Книг не много, зато среди них нет ни одной, не прочитанной по крайней мере дважды. Некоторые сопровождали меня в моих поездках и могли бы удостоверить, что далеко не всегда наше возвращение было столь же безрадостным.

За окном дождь. Он идет третий день подряд. Улицы серы, лица людей скучны. По-моему, дождь достиг такой стадии, когда стал противен самому себе и давно бы закончил свое безотрадное существование, если бы у них там, наверху, что-то не разладилось с сантехникой. Даже не верится, что всего лишь в двух часах лёта отсюда буйствует солнце, шалит волна и веселые свадьбы скликают под свои знамена жизнерадостных людей с эпическими именами.

Что с того, что стремительные перемещения из одной географической точки в другую стали в наши дни явлением обычным? Мысль, которую поэты наделяют свойствами молнии, расставшись с прошлым, плетется со скоростью парового катка. В этом смысле ничего не изменилось со времен египетских фараонов. К черту несуразные разговоры о какой-то сомнительной способности человеческой натуры раздваиваться, растраиваться и даже расчетверяться! О чем бы я ни думал, чем бы ни занимался в эти дни, мыслями я — в маленькой районной больнице, где до сих пор не пришла в сознание девушка с обликом феи.

Звонит телефон. Дотягиваюсь до трубки и узнаю воркующий голосок некой Люсеньки, милой, коротко стриженной птички, гнездящейся в районе Варшавского шоссе. Неудачное замужество птички освободило ее от иллюзий, что само по себе послужило надежной основой наших отношений. Они приятны, незамысловаты и, самое главное, — свободны от взаимных обязательств. Говорить мне почти не приходится, эту часть дела Люсенька берет на себя. Выслушиваю восторженный экспромт по поводу моего возвращения. Потом меня уведомляют о каких-то премьерах и о намечающемся сборище старых друзей в новом «Национале», в котором мы, конечно же…

Не смогу… Нет, не занят. Просто не хочется… Завтра тоже… Приходить не надо. Послушай, Люсенька, будет лучше, если ты вообще перестанешь звонить.

Воспользовавшись паузой на другом конце провода, кладу трубку на рычаг. Я убежден, что птичка не воспримет мои слова, как руководство к действию. Во всяком случае, повторный звонок последует не раньше, чем завтра, что весьма кстати, ибо мне очень нужен сегодняшний вечер.