Дети утренней звезды, стр. 68

Третий день без сна, третий день на кофе. Он плыл в двух мирах сразу, на зимний лес наслаивались видения Дороги Снов, деревья протягивали к нему руки и сонно шептали на непонятом языке, дымный след диббуков вился в холодном воздухе, но самих тварей он не мог настичь, они кружили вокруг него как акулы. Ждали, пока он выбьется из сил, упадет на землю, провалится в сон, утонет в свежем чистом снегу, в высоком лесу со сверкающими стволами берез и влажной бугристой чернотой дубов.

Пойманные твари указывали в глубь леса: дескать, там таится хозяйка, но говорят они правду или заманивают в ловушку – поди проверь?

Вот он и шел.

Арвет утер лицо одним движением, почесал скулу, тихонько иронически засмеялся. У него полезла щетина, вот уж чего не ожидал. Он пошел по пустоши, его широкий шаг сбивал с высокой травы снег, обнажая выцветшие пряди – цветом нежно-серые, как мягкое оленье подбрюшье.

Пока он не спит, Дженни в безопасности. Она не сможет с ним связаться, а значит, неуязвима для диббуков. Скачет мимо заяц, повел черным глазом, нырнул за кочку, высунулся. Здорово, саам, непутевая голова, куда путь держишь? Что, саам, ищешь? – вертит длинным хвостом сорока.

Ищу бестелесных, которые тела воруют, качусь мелкой монеткой между двух ладоней – серой дымной небесной и белой снежной земной. Не видали ли?

…Горелка теплилась синим огоньком, в котелке шумела вода, доходя до предела, превращаясь в пар. Кто-то брал оружие и артефакты, а он на складе Сатыроса взял спальник, туристический коврик, тент, сухой паек и горелку с парой баллонов. Что его толкнуло? Привычка к северной жизни или просто он увидел знакомые предметы, потянулся к прошлому? Он и сам не знал, закинул в рюкзак, даже не морщась от насмешек Жозефа и Тадеуша, – дескать, чтобы циркачи в Европе себе приюта не нашли, чтобы Магус в поле ночевал?

Арвет отчего-то вспомнил горы, где не сыскать было угла человеку, кроме чертогов Сморстаббрина, и не ответил. Бывают ситуации, когда хороший спальник на пуху стоит больше слитка золота, а горелка может спасти жизнь. Так живут люди – изыскивая силы в своей слабости. А быть может, он взял эти вещи, потому что это его давняя, всегдашняя тяга к автономности? Всегда любил быть один. Не зависеть ни от кого, идти сквозь мир, как идет лосось по воде вверх, как режет воду плавник дельфина, который гонит тунца. Как летит снег, мириады снежинок, они как люди, понял Арвет, все вместе – это снег, единый в многообразии, но каждая из снежинок никогда не повторяет другую. И у каждой – свой путь, которые не пройдут прочие.

Так какая он снежинка, упал ли он, или все еще летит? Танцует через пространство, сквозь синий воздух, кому упадет на ладонь, чье тепло его растопит?

Арвет убрал горелку, закутался в спальник, откинулся назад, под тент. Эту ночь ему придется продержаться в корнях дуба, сверху он растянул тент, под него примостил коврик. Главное – не спать, он может скоротать время до утра. Например, почитать.

Арвет вытянул книгу, раскрыл на закладке и принялся за чтение. Он читал медленно, не торопясь, как едят на севере, потому что во всяком действии у человека должен быть смысл. Проходил фразу за фразой многажды, ища словам место внутри себя, укладывал их, как детей спать – прислушиваясь к каждому движению, пока те не находили единственно верное положение, не замирали, не наполнялись теплой тишиной.

Опустились густые сумерки, дуб над его головой наливался темнотой, буквы начали скрываться, нырять под поверхность серого листа. Арвет зажег фонарик, выбелил страницу, выхватил слова. Он читал и тихо улыбался.

Иисус сказал ей в ответ: всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек; но вода, которую Я дам ему, сделается в нем источником воды, текущей в жизнь вечную.

Глава сорок пятая

Тоннель был очень старый. Даже в подземелье, где кирпичи помнили, кажется, еще нашествия кочевников-угров, эта выщербленная арка казалась древней. Тяжелая дверь серого железа запирала вход. Аурин Штигель снял замок, буркнул «удачи» и ушел. Виолетте казалось, что он посмотрел на них с некоторым сочувствием. Это ее испугало еще больше.

Дженни закусила губу. Она видела только темноту за дверями, пыль и отсутствие света, и более ничего. Что за ловушки там притаились, почему она ничего не видит? С тех пор как исчез Арвет, все из рук валится.

Зорич взялся за двери, напрягся.

– Эжен?

Юноши схватились за створки, с усилием потянули. Створки разошлись без скрежета, тихо, с сытым масляным стуком.

Тьма.

– Значит, нам туда? – робко спросила Виолетта. – Внутрь?

Все молчали, не торопясь отвечать. Потом Мэй Вонг тихонько рассмеялась:

– Значит, это будет так?

– Opus Magnum, Великое Делание, – с чувством сказал Андрей Зорич. – Мы первые по числу набранных очков, «Гамма». Это означает, что мы первые войдем туда. Наш успех мне виделся как-то иначе.

– Уверен, что выйдем? – спросил Эжен. – Не страшно?

– Шутишь? – Зорич поглядел на него диковатыми глазами. – До чертиков пробирает. Но если мы отступим сейчас… просто подумай, что ты отдашь свой камень и вернешься домой с каким-то картонным сертификатом. Хорош выигрыш?

– Какой выигрыш, да о чем вы! – Мэй, сдержанная, как принцесса, Мэй не скрывала злого саркастического оскала. – Вы же все понимаете! Все, кроме Виолетты. Даже Сара, особенно она! Что ты на меня смотришь?!

Дженни невольно отступила.

– Думаешь, я не раскусила тебя? – Мэй сжала тонкие губы. – Тихоня Сара, вечно спящая Сара, что ты делаешь во сне?

– О чем ты?! – изумился Зорич. – Мэй, слушай, хватит истерить, в чем она виновата?

– Чистой хочет остаться, – пробормотала Мэй. – Не есть еду из столовой, не брать в руки тигель, не использовать магистериум. Не выйдет, Сарочка, не получится. Думаешь, мы не знали, что задумал Фреймус?

– И согласились есть это? – не сдержалась Дженни, вступила с ней в разговор, хотя инстинкты говорили ей – беги прочь от своей пятерки, беги от той тьмы, куда они хотят вступить. Все, Эжен, Мэй, Андрей, даже Виолетта, несмотря на свой явный страх, они были готовы шагнуть во тьму. А вот она – готова? Ей это надо?

– Это просто микроэлементы, – сказала Виолетта. – Селен, цинк, пищевое золото. Они не опасны, наоборот, полезны. Чего вы так смотрите?

– Полезны?! – Мэй громко, истерически засмеялась и вздрогнула, когда Зорич положил ей руки на плечи. Что-то шепнул на ухо, и китаянка затихла, уткнулась ему в плечо.

– Всем страшно, – сказал он. – Нам просто надо пройти с тиглями этот коридор. И выйти с другой стороны.

– Ты же сам себе не веришь, – сказал Эжен. – Мы выйдем другими, если вообще выйдем.

– Это нигредо, – сказал Мэй. – Оттуда всегда выходят другими.

От этого слова у Дженни прошел мороз по коже:

– Откуда ты знаешь?!

Китаянка усмехнулась:

– Фреймус хочет, чтобы мы прошли через нигредо. Через смерть. Я умная, Сара, я много читала.

– Что не так с едой? – требовательно повторила Виолетта. – Это ж просто микроэлементы.

Мэй фыркнула, но Зорич спокойно, как только он умел, сказал:

– Это особенный набор, он усиливает восприимчивость клеток. Странно, что ты не поняла этого, с твоей квалификацией.

– Она не хотела понимать, – зло сказала Мэй.

– Восприимчивость к чему?! – побледнела Виолетта.

«Вырвет, – отстраненно подумала Дженни. – Ее сейчас вырвет».

Виолетта справилась, отвернулась, отдышалась. Утерла слезы.

– Ладно, я готова. Сара?

Дженни дернулась, как от удара.

– Тебе зачем туда? – ошеломленно спросила она.

– Мы бедные, – пожала плечами Виолетта. – Отец едва концы с концами сводит. А это шанс… для всех Скорца. Шанс на достойное будущее.

Они смотрели на нее, эти смешные ребята. Они думали, что она их товарищ – пусть и с придурью, но член их пятерки. Да они с ней кровь смешали!

«Может, так работает эта кровавая магия? – напряглась Дженни. – Может, я уже не я, а кто-то другой?»