Шестеро вышли в путь, стр. 101

— Положите обратно, полковник. Это не игрушка для барышни.

Ольга мельком взглядывает на лицо Катайкова и пожимает плечами.

— Подумаешь! — говорит она. — И не надо. Я ведь так просто, из интереса.

Она понимает, что больше уже Катайков не спустит с нее взгляда. Ей становится тоскливо.

— Я устала, — говорит она.

Встает и идет к дверям своей комнаты. Булатов собирается идти за ней.

— Вы помните наш заговор, полковник? — кокетливо спрашивает Ольга.

— Помню и повинуюсь! — кричит полковник, щелкая каблуками.

— Спокойной ночи!

Ольга уходит к себе в комнату, за нею идет Булатов, но его останавливает резкий оклик полковника:

— Булатов! К столу! Мечу банк.

— Я устал, — неуверенно говорит Булатов.

— Э, брат, — кричит Миловидов, — не по-офицерски!

Он вытаскивает две колоды засаленных карт, разбухших от жира, с оборванными углами, и бросает их на стол таким жестом, будто с треском распечатал колоду.

— Бой за зеленым сукном или дуэль на пистолетах! — серьезно говорит он.

Булатов, вздохнув, идет обратно и садится за стол.

— В банке сто, — говорит Миловидов.

Ольга закрывает дверь и, облегченно вздохнув, ложится на кровать. Поздняя ночь. Красное солнце идет по небу. Оно идет над пустынным лесом, над свинцовыми кругами озер, над ртутными лужицами болот. Оно освещает полянку со странными домиками из потемневших от времени бревен. В одном из домиков на нарах, в ряд, спят бородачи. В другом, за столом, заставленным глиняными мисками со студнем и кислой капустой сидят два офицера и дуются в карты. На полу спят Гогин и Тишков. Положив голову на стол, размышляет Катайков.

«Э, братцы, нет! — думает он, глядя, как офицеры, высоко вздымая руки, шлепают картами о доски стола. — Это дело нам не подходит. — Мысленно он ругает себя. — Дурак, — повторяет он сотый раз, — на что попался? Спутался с аристократишками, с чванной голью, с фанфаронами. Нет, братец ты мой, Катайков, надо из этого дела вылезать! Ох, беда!»

Ольга смотрит в окно на ночное красное солнце. Она счастлива уже тем, что хоть сейчас, хоть на время одна. Она решает, что, если все-таки Булатов придет, ускользнув от полковника, она набросится на него, будто обиженная тем, что он спокойно смотрел, как полковник за ней ухаживает и даже ее целует. Она набросится на Булатова за то, что он трус и не захотел ее увести от пристающего к ней полковника. Теперь она успокаивается окончательно. До утра она будет одна. Красное солнце медленно идет над вершинами деревьев, над ртутными лужицами болот, над свинцовыми кругами озер. Ольга засыпает.

Пока красное солнце скрывается ненадолго за деревьями и поднимается из-за них опять, дремлет вполглаза Катайков, громко храпя, спят на полу Гогин и Тишков, храпят бородачи, дыша тяжелым казарменным духом, — два офицера императорской армии режутся в «железку», и счастье попеременно склоняется то на сторону полковника, то на сторону прапора.

Они так и засыпают за столом, но полковник и во сне держит прапорщика за рукав, выполняя обещание, данное очаровательной женщине.

Солнце высоко поднялось над деревьями. Оно теперь яркое, раскаленное, белое. На земле жарко от его лучей. День.

Просыпаются бородачи и расходятся по обычным делам. Кто ушел в лес за валежником, кто затопил печь, кто носит воду из колодца. Проснулась Ольга и тихо выглянула в дверь. Положив голову на стол, спят Миловидов, Булатов и Катайков. Развалившись на полу, громко храпят Тишков и Гогин. Тихо ступая, Ольга проходит через комнату и спускается с крыльца, не видя, что, не повернув головы, скосил на нее бессонный внимательный глаз Катайков.

Ольга умывается у колодца, обходит строения на поляне: часовенку с резным деревянным крестом над дверью, большую избу, в которой построены длинные нары — место отдыха и горьких снов бородачей, пустой сарай с настежь распахнутыми воротами, в котором на зиму, верно, складывают дрова.

Бородачи смотрят на Ольгу, но она ходит взад и вперед, лениво поглядывая вокруг, и постепенно бородачи теряют ее из виду. Ольга прохаживается по полянке, скрывается за кустами, растущими вдоль задней стены сарая, и показывается снова. Скрывается за деревом и опять возвращается на лужайку, и вот уже бородачей перестают интересовать ее исчезновения, и бородачи занимаются своими делами, и тогда Ольга скрывается за деревьями и больше не выходит на полянку.

Она стоит под деревьями и прислушивается. Нет, никто не заметил, как она скрылась, никто не идет за ней. Теперь надо спокойно рассчитать, где тропинка, по которой они пришли. Она соображает направление и выходит верно. Здесь притоптана трава и обломаны ветки деревьев. Теперь прямой путь. Все еще прогуливающимся шагом, будто случайно сюда забрела, идет она, ожидая услышать догоняющие ее шаги. Но нет, никто за нею не гонится. Все спокойно. Она оглядывается. Сзади никого нет. Тогда, не веря еще своему счастью, вся настороженная, тревожная, идет она, постепенно ускоряя шаг. Тихо в лесу. Не дрогнут, не шелохнутся деревья. Ольга бежит. Теперь уже некогда прислушиваться и смотреть назад. Она вырвалась. Она свободна.

Она бежит. Шуршит мох и трещат сучки под ногами. С мягким шорохом отклоняются ветки. Она бежит и слышит какой-то шум. Она понимает уже, что ее преследуют, но так страшно ей расстаться с надеждой, с необыкновенным, удивительным чувством свободы, что, хотя шум сзади слышится все ясней и ясней, она продолжает бежать и не оглядывается.

Она бежит, а за ней потрескивают сучки, шумят отгибаемые ветки. Тогда она вдруг останавливается. Останавливается и ее преследователь. Тишина. Она стоит, тяжело дыша, прижимая руку к сердцу, и боится оглянуться. Наконец лениво, с таким видом, будто она пробежалась просто так, вместо гимнастики, а теперь снова станет прогуливаться, она поворачивается.

Аршинах в двадцати за нею стоит на тропинке Гогин и беззвучно смеется.

Холодный ужас охватывает Ольгу, но она спокойно, не торопясь, заносчиво задрав голову, идет навстречу Гогину.

— Посторонитесь, — бросает она, и он отступает на шаг и пропускает ее.

Медленно выходит она на полянку. Бородачи занимаются своими делами и не обращают на нее внимания. Спокойно проходит она через лужайку и входит в дом. Картежники проснулись и уже успели опохмелиться. Катайков с аппетитом ест студень. Полковник вскакивает, целует ей ручку и подставляет табурет. Уже второй день, как Ольга в лагере Миловидова. Двенадцать часов дня. Среда.

Глава двадцатая

КАТАЙКОВ ТРЕВОЖИТСЯ

Бородач приносит из погреба огромный кусок мяса, обжаренный на костре, — ростбиф, как говорит полковник, — и Катайков, покряхтывая, режет его на большие ломти. Ольга ест с отвращением. Есть необходимо. Как никогда, она должна быть бодра и сильна.

Входит Гогин, весело улыбается, не смотрит на Ольгу, и Ольга на него не глядит. Полковник, выпив, взбадривается и вновь начинает ухаживать за «Лорелеей» — сегодня он придумал Ольге новое имя. Подмигивая Ольге, он ругает Булатова за то, что тот провел ночь за картами. Полковнику это кажется остроумным.

И снова тянется день, бесконечный и однообразный. Снова пьют, поют песни, пляшут, возбужденно и бестолково разговаривают. Иногда появляется черный монах, подсаживается к столу, быстро и деловито ест. Он хмур и малоречив. Он держится особняком. Кажется, что и на него никто особенно внимания не обращает, но иногда Ольга сомневается в этом. Будто бы, чудится ей, и полковник и Булатов всё поглядывают краем глаза на монаха, точно проверяют, не сердится ли он на них, не осуждает ли, не выражает ли как-нибудь недовольства. «Кто же главный, — думает Ольга, — полковник или монах?» Кажется, что Миловидов ведет себя одинаково при монахе и без него. Однако же не совсем одинаково. Когда монах в комнате, появляется у полковника некоторая связанность и неуверенность.

В середине дня Ольга чувствует, что у нее нет больше сил. Она уходит к себе и засыпает сразу. Просыпается она солнечной ночью. Кажется, в соседней комнате все спят. Наверное, так и заснули за столом, может быть не доиграв очередную партию в «шестьдесят шесть» или в «очко».