Меж двух океанов, стр. 14

Джунгле Джим и в самом деле готов был с утра до вечера делиться со своими жильцами добычей и воспоминаниями. Лишь гостей одного сорта старик ненавидел всей душой, хотя материально больше всего зависел именно от них. Это были богатые американские туристы. Как только на дворе раздавалась пережеванная на американский лад английская речь, спокойствию и миру наступал конец. Истерические проявления восторгов и удивления как бы взрывались неприятными тирадами то в зале, то у конторки Джима с редкими лягушками.

Группа американских туристок застигла Джима врасплох, когда он накрывал стол для обеда. Одна из приезжих вдруг схватила его за рукав и потащила к байке:

— Oh, how beautiful! Скажите, пожалуйста, мистер Прайс, чем вы красите этих лягушек?

Полчаса у обитателей пансиона бурчало в животе от голода, но бедняге Джиму все еще не удавалось убедить своих соотечественниц, что эта золотая кожа у его лягушек выросла просто так, сама по себе. После обеда он подсел к нашему столу, измученный так, будто проделал марафонскую дистанцию.

— Нет, я с этим покончу! Ведь это случается тут каждый день, как по программе. Недавно приезжал ко мне из Америки, из Нью-Йорка, старый приятель. Поехали мы с ним в Дарьей, и я показал ему там, в лесу, несколько разукрашенных индейцев. Увидел он их и говорит: «Тебе, Джимми, не стоило этого делать. Ты не должен был ради меня так тратиться. Ведь тебе пришлось ухлопать кучу денег, чтобы размалевать их всех таким образом!» Ну что бы вы сказали на это? Знаете, он один из тех, которые там, в Нью-Йорке, привыкли, что все делается за деньги, что все на свете лишь кинотрюк. Для них нет ничего настоящего, ничему они не верят, им даже доставляет наслаждение позволять обманывать себя за деньги. Я разозлился и потащил его дальше в лес. И только в третье!»; дерет не он мне поверил. Но знаете, что он тогда сказал? «Ты должен быть миллионером, — сказал он, — чтобы купить себе столько индейцев». Опять он свел все к тому же проклятому доллару!

Джунгле Джим поднялся и устало побрел от стола к столу, собирая последние тарелки. А мы поспешили к спою комнатку в дальнем конце здания, чтобы избежать встречи с земляками Джима.

Лишь однажды нам пришла в голову мысль о бегстве. Как-то забрались мы с пишущими машинками в самый отдаленный уголок сада. Но через полчаса сотни клещей загнали нас обратно в комнату. Даже название у них противное: гаррапатас. Миллионы их кишмя кишат на листве кустарников и в траве. Они впиваются в ботинки, в пески, прицепляются в складках рубашки, и тогда дело принимает плохой оборот. Клещи расползаются по всему телу, и на целую неделю тебе обеспечена работка после мытья.

В Эль Валье клещи непрестанно мучат домашних животных. Страшно смотреть на коня, тело которого сплошь покрыто язвами и ранами, усыпанными гроздьями клещей.

А еще здесь есть цикады. Но увы, не те сладкие колокольчики теплых ночей. Цикады тут ужасные и докучливые, вездесущие днем и ночью, резкие и пронзительные. Человека со слабыми нервами они способны свести с ума или обратить в бегство. Если этакая цикада заберется в крону дерева, что стоит под окном комнаты, и станет преследовать все живое, имеющее уши, своим назойливым и скрипучим верещанием от зари до зари, вы протянете всех цикад на свете и возненавидите поэтов, которые воспевают пикал и стихах.

Впрочем, в Эль Валье были не только шумные туристы, клещи, неотвязные цикады и разговорчивый Джим. Здесь, как еще нигде в последнем году путешествия, росла стопка готовых страниц репортажей. А когда вечер зажег над Долиной звезды небосвода и горы дохнули облегчающей прохладой ночи, мы тщетно искали над головой Южный Крест. Теплыми вечерами, вскоре после захода солнца, низко над горизонтом появлялась на короткое время Большая Медведица— созвездие нашей юношеской астрономии и лагерных костров.

Первый видимый посланник роднил.

Дни за пишущими машинками протекли, как вода. Два толстых конверта с запасами репортажей улетели в Прагу, один — на радио, другой — в редакцию «Свет праце». В столице Панаме доживаем последние дни, но их деловая программа не имеет ничего общего с романтикой путешествия. Экономический анализ рынка, переговоры с представителями чехословацких автомобилей.

К ИНДЕЙЦАМ ЧОКО

— Так это, должно быть, последняя рабочая остановка в пути, как думаешь? Центральную Америку вплоть до Мексики мы, вероятно, проедем уже в один прием.

— А оставшиеся репортажи закончим дома. Дома, Юрко!

Дни за пишущими машинками протекли, как вода. Два толстых конверта с запасами репортажей улетели в Прагу, один — на радио, другой — в редакцию «Свет праце». В столице Панаме доживаем последние дни, но их деловая программа не имеет ничего общего с романтикой путешествия. Экономический анализ рынка, переговоры с представителями заинтересованных фирм о поставках чехословацких автомобилей, мотоциклов и шин, дни, заполненные торговыми перечнями, проспектами, калькуляциями, предложениями договоров и черным кофе, а затем вечера между душем и пишущей машинкой.

И, наконец, радостное завершение беготни в панамской карусели, небольшой просмотровый зал филиала фирмы «Кодак». Идентификация снимков и комментарий к катушкам цветной пленки, отснятой на последнем этапе путешествия по Южной Америке и вернувшейся из лаборатории как раз вовремя.

О Дарьене мы знали, однако организовать собственными силами поездку туда выходило далеко за пределы наших временных и финансовых возможностей. Нам даже в голову не приходило размышлять о подобном предприятии. А тут случай-искуситель поставил нам на пути старого доброго человека.

Но, чтобы человек за несколько долларов строил из себя шута.

— А что же вы теперь думаете делать?

— Как-нибудь проживу, не страшно! Послушайте, у вас есть время?

Последние дни перед стартом всюду одинаковы. Не хватает ни дня, ни ночи. Нехотя готовимся к тому, что придется посидеть с Джимми за чашкой кофе и вновь услышать его обычное: «А вот когда я был…» Но на этот раз старик просто ошеломил нас.

— Вечером я еду в Дарьей. Не хотели бы вы присоединиться?

— Джимми, вы могли бы пожалеть нас и не делать столь заманчивого предложения. Вы же знаете, что через несколько дней в Коста-Рике начнутся дожди. Нам необходимо ехать дальше.

Джим только рукой махнул и сердито заворчал:

— Коста-Рика от вас не убежит. А вот в Дарьен вы вряд ли уж когда-нибудь попадете. Не следовало бы упускать этого. Там совсем другая Панама, не то что здесь, возле канала! Но уговаривать вас я не буду.

О Дарьене мы знали, однако организовать собственными силами поездку туда выходило далеко за пределы наших временных и финансовых возможностей. Нам даже в голову не приходило размышлять о подобном предприятии. А тут случай-искуситель поставил нам на пути старого добряка Джима.

— Скажите, а когда вы намереваетесь вернуться?

— Через три дня, а то и через два. Я беру с собой с дюжину людей, и если все рассчитать, то поездка обойдется в гроши.

Коста-Рика далеко, до Дарьена рукой подать. Посмотреть на Дарьен и потерять всего лишь два дня!

— Хорошо, Джимми, мы поедем.

— Так, значит, в пять часов у президентского дворца. Идет?

— Идет.

Моторная лодка «Альбатрос» покачивается на волнах в каких-нибудь восьмистах метрах от края мола под дворцом панамских президентов. Уже в четвертый раз к «Альбатросу» отчалила двухвесельная рыбачья лодка с пассажирами, горючим и запасами провианта.

— Вон та белая яхта, — говорит Джимми, указывая пальцем в сторону залива, — принадлежит панамскому президенту. Она служит последним прибежищем почти при каждом дворцовом перевороте. Видимо, оттого и дворец этим неустойчивым правителям построили на самом берегу.

Мы слушаем вполуха, рассеянно смеемся. Мысленно мы уже в море. Словно прочитав наши думы, Джимми вынимает из сумки квадратный метр бумаги с необычайно мелким шрифтом.