Моя безумная фантазия, стр. 41

— Что у вас на уме, Берни? — Мэри-Кейт прервала поток мыслей Берни. — Выглядите невероятно довольной?

— По-моему, настало время установить связь с миром духов, Мэри-Кейт. Наверное, мы все делали не так. Почему бы не спросить у Алисы, где она?

Глава 29

— О ты, всевидящая прорицательница, которая знает сердце человека и читает в его душе, ответь на наш вопрос, — негромко взывала Берни, закрыв глаза и откинув назад голову в тюрбане.

Она сидела, положив на стол руки ладонями кверху, ее пальцы непроизвольно согнулись Мигавшая в центре стола сбеча, казалось, следовала за голосом Берни, пока Мэри-Кейт не заметила, что дыхание графини колеблет пламя.

Мэри-Кейт сидела напротив Берни, расположившейся справа от Гаррельсона, самого лучшего дворецкого в Лондоне, с красным от злоупотребления портвейном лицом. Слева от Мэри-Кейт сидел младший лакей, которого якобы посещали духи.

Мужчины были одеты обычно, женщины же облачились в балахоны из оленьей кожи, источавшие такой запах, будто их выделали не до конца. На голове Мэри-Кейт красовался большой колпак с торчавшей из него по меньшей мере дюжиной поломанных перьев. На шее висело множество серебряных цепочек и разноцветных бус. Ни дать ни взять, живой амулет.

Группа являла собой необычное зрелище, как и ритуал, к которому они только что приступили. Берни подготовила комнату, бормоча что-то на латыни, которой остальные не знали, кроме неясных стихов из богослужебных текстов. Впрочем, слова Requiescat in pace (Покойся в мире) казались едва ли уместными в данных обстоятельствах. Но возможно, Берни произнесла их, чтобы Алиса Сент-Джон покоилась в мире.

В центре стола на серебряном подносе стояла китайская фигурка, изображавшая толстяка. В его руках курились три ароматические палочки, такие едкие, что у Мэри-Кейт защипало глаза.

После церемонии очищения Берни стала призывать древнеегипетских мудрецов, подняв сложенные пирамидкой ладони над головой и что-то неразборчиво приговаривая.

Когда появился Арчер, она только-только перешла к греческим оракулам.

— Я в это нисколько не верю, — произнес он с презрением. Четверо собравшихся в спальне Берни оцепенели. — Я разыскиваю вас обеих по всей Англии, а вы, оказывается, занимаетесь здесь…

Арчер, похоже, не нашел слов и обвел комнату руками, словно указывая на разнообразные атрибуты ритуала.

— Вы, — сказал он, указывая длинным пальцем на Гаррельсона, — отправляйтесь к себе.

Дворецкому понадобилось несколько секунд, чтобы обрести равновесие. Его состояние объяснялось скорее влиянием портвейна, чем церемонии.

— Вы свободны, — обратился он к младшему лакею. Мэри-Кейт не совсем поняла, означает ли это увольнение или юноше приказано просто уйти.

— Что касается вас, — произнес он, взглянув на Мэри-Кейт, — идите в свою комнату. Я зайду к вам позже.

Если прежде подобные слова наполняли ее ожиданием, то на этот раз они прозвучали как угроза.

Мэри-Кейт не стала возражать против высокомерного обращения. Ей не хотелось участвовать во всей этой глупости, но она обнаружила, что непреклонная решимость графини превосходит решимость Арчера. Может, это в крови у всех Сент-Джонов? Она, не мешкая, удалилась из комнаты Берни.

— Что ты здесь устроила, мама? — повернулся Арчер к матери, как только комната опустела. Она наклонилась над круглым столом и зажгла оставшиеся свечи, потом гневно взглянула на сына. — Ты хоть понимаешь, как нелепо ты выглядишь? А что ты сделала с Мэри-Кейт? Ты дала ей этот дурацкий колпак?

— Да, Арчер, я дала ей спиритическую шапку. И бусы, и мокасины, и монетки со знаками «инь»и «ян». Для нашей церемонии я соединила многие культуры.

— Для какой же такой цели?

— Мы идем по эктоплазмическому следу, Арчер. В полночь встречаются перевоплощенные души.

— Что?..

— Мы разговариваем с умершими.

— Иногда, Берни, ты кажешься мне свечой, у которой давно выгорел фитиль.

— А ты, Арчер, иногда кажешься мне слепым.

— И чего же я не вижу? — Он указал на стол, где все еще тлели ароматические палочки. — Этого? Ты на самом деле веришь, что сможешь таким образом чего-то добиться?

— Я хотя бы пытаюсь, Арчер. Я очень хочу помочь Мэри-Кейт, мой дорогой сын. Думаю, ты должен приветствовать это.

— Подкидывая в воздух амулеты? Напиваясь до бесчувствия, чтобы убедить себя, что слышишь гостей из потустороннего мира?

Наступило молчание. Берни пристально смотрела на сына, не выдавая себя ни взглядом, ни движением. Ужасно неприятный взгляд, подумалось Сент-Джону. Он напомнил ему о его юности и нескончаемых проповедях матери на тему о карме.

— Ты ведь ей не веришь, не так ли? Не веришь?

— А чему здесь верить, мама? Что моя жена — призрак, а не вероломная супруга? Или самой большой нелепости: якобы моя жена настолько печется обо мне, что послала приглядывать за мной Мэри-Кейт Беннетт? И какой же из этих невероятных вещей ты прикажешь верить? Первой? Второй? Или мне отбросить здравый смысл и поверить всей этой чуши?

— Поэтому ты не веришь ничему. Когда ты стал таким циничным, Арчер?

— Примерно в то время, когда ты стала такой доверчивой, мама.

— А Мэри-Кейт знает?

— Конечно, знает. Ты думаешь, мне пришлось обманом затаскивать ее к себе в постель? Или платить ей за это?

Как ни странно, мать не нашлась с ответом.

— Ты выглядишь, как подобает в таком случае выглядеть матери — смотришь, неодобрительно поджав губы. Не подействует, Берни. Все эти годы ты так гордилась, что изумляешь мир, тратишь деньги Сент-Джонов и создаешь свою собственную, утонченную жизнь, выбирая для этого самое немыслимое поведение. Я помню, как ты учила меня наслаждаться всеми доступными способами: ведь мир ненадежен, а жизнь быстротечна.

— Тебе было тринадцать. Ты приехал домой на каникулы и тосковал по сестре друга, — сказала Берни, снимая тюрбан и поправляя волосы.

— А что изменилось с тех пор?

— Если ты не знаешь ответа, Арчер, я очень в тебе разочарована.

— Женщины используют этот прием испокон веков: «Если ты не знаешь…» Бедный несчастный простачок чувствует себя виноватым и готов сознаться в сотне грехов. Со мной этого не пройдет.

Берни подбоченилась и взглянула ему в лицо:

— Тогда позволь мне прояснить положение дел, Арчер, если ты упорно отказываешься посмотреть правде в глаза. Жизнь молодой женщины сломана, под сомнением ее душевное и физическое здоровье, репутация погибла, и все это из-за одного человека. Из-за тебя. Она грезит во сне и наяву, и когда голос шепчет ей об опасности, что она делает? Пытается защитить объект заботы! И чем ты ей платишь? Сначала высмеиваешь, потом совращаешь се.

— Это тебя совершенно не касается, мама! Совращение было взаимным. — Настойчивое желание поцелуя, готовность, с которой оба вступили в связь, — не совсем подходящая тема для разговора, это его частное и глубоко личное дело. — Не вмешивайся в мою жизнь! Я не потерплю этого, несмотря на всю любовь, которую к тебе питаю. Ты — женщина мира. Ты прекрасно знаешь, что произошло.

Она взмахнула руками:

— Только не пытайся убедить меня, будто это что-то вроде «права сеньора», Арчер, или что Мэри-Кейт пожертвовала своей репутацией без борьбы. Даже служанка должна защищать себя в мире, которым правят мужчины.

— А мне почему-то кажется, что большинство мужчин должно защищаться от тебя.

— Не увиливай от разговора, Арчер! — Ее глаза полыхнули гневом.

— Очень хорошо! Тогда я просто не стану с тобой об этом говорить. И не потерплю замечаний по поводу моей жизни, моих поступков, моих намерений даже от тебя.

— А от Мэри-Кейт?

— От нее тоже.

— А как насчет ее совращения? — Он молчал, и Берни нахмурилась. — Значит, продолжишь пользоваться ее положением.

— Она далеко не невинна, Берни. Она взрослая женщина.

— Для которой непривычно богатство, которым блещет Сандерхерст. По-твоему, это ее нисколько не привлекает?