Его единственная любовь, стр. 54
«Пожалуйста, не уходи», – молила она молча. Но эта молитва не была услышана. Йен уже покинул ее.
Глава 23
Сон Лейтис был тяжелым, и проснулась она с вопросом, на который не было ответа. Когда она увидит его снова? Ожидание казалось ей бесконечным, разлука невыносимой.
Но она была вынуждена просто терпеть и ждать.
Поднявшись с постели, она медленно оделась. Платье еще было влажным после дождя, а башмаки совсем развалились. Соскрести с них глину было почти невозможно.
Она подошла к стану и принялась за тканье, счастливая уже тем, что у нее есть какое-то занятие. Но беспорядочные мысли не покидали ее. Черную нить она отождествляла с Вороном, а красную – с Мясником. Себя она представляла белой нитью, а вместе они сплетались, образуя плед цветов Макреев. И вдруг странная мысль пришла ей в голову. Она почему-то успокоила Лейтис, пока ее руки порхали по раме стана, а взгляд был прикован к узору, выходившему из-под ее пальцев. Мясник и Ворон – не один ли это человек?
Полковник знал о пещере, и Дональд всегда очень кстати отсутствовал, когда это было необходимо. Было до смешного просто украсть из-под носа у англичан фургон с провиантом. Почему они позволили ему столь легко и бесследно исчезнуть и никто не отправился в погоню?
Все это было невозможно объяснить только совпадениями.
Мясник из Инвернесса был бы рад убить скотта, а не помочь ему. В таком случае почему он выглядел таким несчастным, когда поцеловал ее во сне?
Она тряхнула головой, стараясь отогнать неприятные мысли, и стала придирчиво рассматривать сотканный ею тартан. Для работы было важно качество шерсти и стоявшая на дворе погода, когда на раму натягивали первые нити. При проливном дожде ткань казалась разбухшей, впоследствии в ней появлялись пробелы, похожие на дыры. Если же воздух был слишком сухим, шерсть на ощупь была жесткой и почти царапала пальцы.
Дональд оповестил о своем появлении стуком в дверь.
Когда он вошел в комнату, Лейтис подумала, что выглядит он неважно. Щеки у него пылали, а глаза блестели. Он поставил поднос с едой на стол и попятился к двери.
– Вы больны, Дональд?
Он покачал головой и чихнул.
С тех пор как он стал помогать полковнику, Дональд вел себя с ней сдержанно, и их прежние почти товарищеские отношения сменились более формальными.
У двери он повернулся, уже держа руку на щеколде.
– Не угодно ли принять ванну, мисс? Вода уже нагрелась, все готово.
– Вам следует лечь в постель, Дональд.
– Пустяки, мисс, скоро все пройдет, – ответил он ей с легкой улыбкой. – Мне было бы приятно услужить вам, – ответил он.
Лейтис колебалась.
– В таком случае мне тоже было бы приятно согласиться на ваше предложение, – сказала она, наконец, сдаваясь. Искушение было слишком велико.
Как только чан был наполнен водой, Лейтис из предосторожности подперла дверь изнутри стулом, чтобы никто ей не помешал.
Почему-то ей вдруг показалось, что ответ на все ее вопросы придет, как только она погрузится в теплую воду. Она улыбнулась и принялась намыливаться простым солдатским мылом. Оно щипало кожу, но это было пустяком по сравнению с удовольствием, которое она получала, смывая с себя грязь.
Лейтис оперлась затылком о край ванны, закрыла глаза и наслаждалась. Она попыталась не думать о Йене и о минутах наслаждения, которые они дарили друг другу. Это время она вспоминала как редкое счастье.
Поедет ли он с ней в изгнание? Йен ничего об этом не говорил, а она не спрашивала. В его поведении была какая-то недосказанность и напряженность.
А как быть с Хемишем? Передумает ли ее дядя или будет упрямиться до тех пор, пока они не уплывут, оставив его здесь одного?
Но вместо того чтобы снова задавать себе вопросы, на которые не было ответа, она вымыла голову и прополоскала волосы чистой водой.
Ополоснувшись, Лейтис осторожно вышла из медного чана и потянулась за полотенцем. Хмурясь, она смотрела на свое платье. Она не могла вынести мысль о том, что ей придется надеть после мытья эту грязную одежду. Встав на колени, Лейтис начала стирать свое платье и сорочку солдатским мылом. Отодвинув стул от двери, она повесила на него свою мокрую одежду, а сама прикрылась одеялом. На туалетном столике она нашла гребень, принесенный для нее вездесущим Дональдом, и присела на кровать.
При стуке в дверь Лейтис натянула одеяло до шеи и крикнула:
– Войдите!
Она услышала гулкий стук сапог по деревянному полу. Лейтис наклонилась к зеркалу и принялась расчесывать свои спутанные волосы.
– Мне очень жаль, что я все откладывал свой визит и застал тебя после купания.
Лейтис резко тряхнула головой, и гребень запутался в ее густых волосах. Она молча уставилась на полковника. Он был в щегольском красном мундире, пожалуй, слишком ярком для комнаты, пронизанной солнечным светом. Ослепительная белизна его пышных манжет и жабо, блеск сапог свидетельствовали о том, что Дональд безукоризненно выполняет свои обязанности.
Одной рукой Лейтис придерживала край одеяла, другой пыталась вынуть из волос гребень.
Он смотрел на нее не отрываясь, и она почувствовала, что ее щеки зарделись.
– Не беспокойтесь, может быть, это время вполне для меня подходит, – ответила она.
Полковник улыбнулся, но промолчал. Ей была неприятна его многозначительная улыбка, смущало то, что он так пристально и внимательно ее рассматривает.
Она отвернулась, мучаясь своими мыслями и подозрениями.
– Я ни в чем не нуждаюсь, – сказала она, – если вы пришли спросить об этом.
– Верно, – ответил он серьезно, – вы ни в чем не нуждаетесь.
Изумленная, Лейтис посмотрела на него. Вдруг он шагнул к ней и, прежде чем она успела опомниться и понять, что он делает, очень нежно погладил ее шею, и это испугало ее еще больше. Она опустила глаза – его рука в перчатке на ее обнаженной коже была ей неприятна. Он коснулся красной отметины там, где ее оцарапала щетина Йена. Прежде она даже не замечала в этом месте раздражения, но теперь ощутила его как ожог.
Резким движением она потянула на себя одеяло, оттолкнув его руку.
– У вас поцарапана кожа, – произнес он тихо.
«Это след страсти», – хотелось ей сказать, но она бы не осмелилась признаться ему в этом.
Больше полковник ничего не сказал и направился к двери.
– Почему вас прозвали Мясником? – внезапно спросила она.
Он круто повернулся и уставился на нее. По-видимому, вопрос застал его врасплох, как и ее.
– Легче заклеймить прозвищем одного человека, чем многих, – ответил он.
Некоторое время она молчала, гадая, скажет ли он что-нибудь еще.
– В Инвернессе пятеро судей решали судьбы людей, – наконец проговорил он.
– И вы были одним из них? – спросила она.
Он покачал головой:
– Нет, на меня была возложена обязанность следить за исполнением приговоров.
– Значит, вы были палачом короны, – сказала она чуть слышно. Это было еще хуже, чем она предполагала.
– Если вам угодно, – ответил он, кладя руку на щеколду. Он смотрел на дверь так, будто видел впервые. – Кое-кто пытался выказывать им сострадание, Лейтис, – сказал он серьезно. – Но делать это было опасно. Камберленд казнил сорок английских солдат только за то, что они проявили милосердие.
– Но разумеется, не вас.
Он повернулся и посмотрел на нее.
– Осторожнее подбирайте слова, Лейтис, в противном случае ваша ненависть к англичанам примет такой же абсурдный характер, как ненависть Камберленда к шотландцам.
Она почувствовала, как у нее свело судорогой желудок.
– И ненависть вас ослепит так же, как она ослепила герцога, – добавил он.
Она не могла ненавидеть полковника. Англичан – да, но не этого человека, стоявшего перед ней и пристально смотревшего на нее карими глазами. С самого начала он был не похож на остальных.
Она стояла, судорожно сжимая одеяло, в которое куталась.
– Я не знаю, кто вы, – сказала Лейтис. – Но мне известно все, что вы сделали с тех пор, как появились в Гилмуре. Вы спасли мою деревню и защитили меня. Я только не знаю, почему вы это сделали.