Танцы с саквояжем Вуду, стр. 21

— Пожалуй, не стану, — сказал Билли. — Но мы договорились.

— Великолепно.

— Еще пара вопросов. Место проживания?

— Найди себе по вкусу поблизости. Расходы оплатит компания.

— Средства передвижения?

— Кажется, ты уже прибрал себе машину того молодого человека.

— Тогда, пожалуй, все.

— Великолепно. Распоряжусь, чтобы документы переписали на твое имя.

— Еще моя бабушка, — вспомнил Билли.

— Ах да, твоя бабушка.

— Я бы хотел, чтобы ее загрузили немедленно, если возможно.

— Конечно, возможно. Привези ее, когда тебе будет удобно. Об остальном я позабочусь сам.

— Спасибо, — сказал Билли. — Она со мной. Внизу, в машине.

— Когда ты въезжал на стоянку, пассажиров я не заметил.

— И не должны были, — сказал Билли. — Бабушка в багажнике.

Кривоногий Кирби

10

Миссис Барнес подождала две недели и заявила о пропаже Билли в полицию. Оттуда прислали инспектора Кирби, отучившегося на курсах моральной поддержки в случаях тяжелой утраты и взаимоотношений в коллективе. Кроме того, он прошел курсы кризисного управления, позитивного мышления, самореализации, духовного озарения, неопостмодернизма и макраме. У него было гуманитарное образование, и он мог обучать дельтапланеризму и сплаву по рекам. Что он делал в полиции, составляло неразрешимую загадку для него и его матери.

Инспектор Кирби позвонил в дверь, но, не получив ответа, направился к черному входу на другую сторону дома.

Миссис Барнес сидела на веранде на своем плетеном стуле. Поскольку была среда, она была одета по-мужски. Вечерний костюм, манишка, лакированные туфли и весьма симпатичные усы в стиле Кларка Гейбла, выведенные фломастером под носом.

— Мадам? — обратился к ней инспектор Кирби.

— Как вы смеете! — воскликнула мамаша Билли. — Здесь вам не бордель!

— Разумеется, мадам. Скорее я попал в дом эпохи Тюдоров. Год приблизительно 1933, архитектор Клаус Бок, брат художника Карла Бока. Бок предпочитал традиционные материалы, хотя и не брезговал модными нововведениями — взгляните хотя бы на оконные шпингалеты и водосточные желобы.

(Инспектор Кирби, кроме всего прочего, прошел университетский курс по архитектурным стилям двадцатого столетия.)

— Мой муж был хорошим другом Бока, — объяснила миссис Барнес. — Забавно, не правда ли, принимая во внимание заметную разницу в их росте? Мой муж был очень высоким, а Бок — настоящим карликом.

— Он что, был валлийцем?

— Если и был, то об этом не распространялся. Тогда за такое можно было загреметь в тюрьму.

— За то, что ты валлиец?

— При чем здесь «валлиец»? Мне показалось, вы сказали «гомосексуалист». — Миссис Барнес наклонила голову набок и ударила себя кулаком в правое ухо. — У меня в левом ухе кусок морковки. Ну, знаете, как это бывает.

Инспектор Кирби кивнул.

— Когда у тебя за душой одна пятерка, суешь голову прямо в миску с салатом.

— Так ведь и стошнить может, — сказала миссис Барнес.

Инспектор Кирби почесал коленку.

— У вас невероятно кривые ноги, — заметила миссис Барнес. — Брюки вам, конечно, ушивают.

— Лишь те, которые я ношу на службе.

— А когда вы не на службе?

— Тогда я ношу килт.

— Что ж, теперь это дозволяется. Хотя в вооруженных силах на таких смотрят косо.

Инспектор Кирби покачал головой и снова почесал коленку.

— Из-за этого мой муж и покинул страну, — продолжала миссис Барнес. — Из-за гомосексуализма. «Птичка, — сказал он мне, — двести лет назад за это вешали, сто лет назад за это сажали, тридцать лет назад гомосексуализм легализовали, и я покидаю страну, пока он не стал принудительным».

— Я здесь по поводу вашего сына Билли, — заметил инспектор Кирби.

— Не сказала бы, что он в вашем вкусе.

— Он не в моем вкусе.

— Тогда какой тип вы предпочитаете?

— Никакой. Я не гей.

— Не зарекайтесь, пока не попробовали.

— Я и не зарекаюсь.

— Ага, значит, вы пробовали…

— Как вам сказать… Я здесь по поводу исчезновения вашего сына.

— Проходите и садитесь вот сюда, — пригласила мамаша Билли. — Ваши ноги сбивают меня с толку. Как будто смотришь сквозь амбразуру.

Инспектор Кирби поднялся на веранду.

— Когда вы последний раз видели своего сына? — спросил он, усевшись.

— В позапрошлую среду.

— И он вам не сказал, куда направляется?

— Он что-то говорил о каких-то делах, но я не уверена. Мы никогда не делились друг с другом своими секретами.

— Вы думаете, он скучает по отцу?

— При мне он никогда о нем не вспоминал.

— Возможно, он замкнулся в себе, — сказал инспектор Кирби. — Невозможность выразить чувство потери и беспризорности часто выливается в глубокие психологические травмы: интроверсию, ночное недержание мочи, мастурбацию, половые извращения…

— Гомосексуализм? — спросила миссис Барнес.

— Нет, — ответил инспектор Кирби. — Я не имел в виду ничего подобного.

— А следовало бы. В конце концов именно гомосексуализм выделяет нас среди животных.

— Не совсем вас понимаю.

— Задумайтесь над тем, благодаря чему человечество совершенствуется, благодаря чему возвышается над царством животных.

— Ну, благодаря более развитому мозгу, особому строению кисти, способности общаться посредством языка…

— На первый взгляд — да. Но подумайте о культуре. Подумайте об искусстве. Подумайте, сколько всего привнес в искусство гомосексуализм. Сколько художников, поэтов, писателей, исполнителей песен, музыкантов, композиторов, кинорежиссеров, танцоров, артистов, модельеров, костюмеров и парикмахеров гомосексуалисты?

— Очень много, — признал инспектор Кирби.

— Вот-вот, — продолжала миссис Барнес. — Они не могут размножаться. Но размножение для животных. Гомосексуалист же обособлен. Он не такой, как другие. Он — индивид. Гомосексуалист повышает качество жизни.

— Вы, наверное, правы, — сказал инспектор Кирби. — Я об этом раньше не задумывался.

— В генофонде все пригодиться. И гомосексуализм — не эволюционная аномалия и не тупик. У него свое назначение. Искусство нас всех облагораживает. По средам я всегда надеваю мужское платье во имя гомосексуализма, во имя всего того, что он сделал для человечества.