Запах серы, стр. 9

На берегу лавового озера

Лагерь № 3

В 1959 году команда собралась более сильная, чем в предыдущем году. Тюльпен привел своего сослуживца Дефрена и шесть солдат-добровольцев. Я дал ему в помощь бывшего горного проводника Луи Тормоза и агронома Жана Дерю, отличного скалолаза, также жившего поблизости. Как вы помните, оба они участвовали в тайной вылазке 1953 года, так что за безопасность группы можно было не волноваться.

Озеро продолжало опускаться и находилось уже метрах в пятидесяти под вторым балконом, то есть более чем в 400 метрах от края кратера. Оно сохранило свою форму полумесяца, но зато сузилось, оставив узкий полуостров в южном роге.

Не располагая другими доказательствами, я рассматривал эту метаморфозу как аргумент в пользу гипотезы, согласно которой лава растекалась по дну кратера, выходя из очень узкого питающего отверстия. Ведь до сих пор неизвестно, сколь глубоки такие озера. Не исключено, что глубину можно измерить звуковыми или ультразвуковыми волнами. Но удаленность и труднодоступность этого места, равно как и отсутствие прямой экономической заинтересованности, все еще не позволяют прибегнуть к этим методам, а поэтому приходится довольствоваться косвенными замерами.

Но до озера еще. нужно было добраться. Теперь до него было около 430 метров… Пока одни устанавливали лебедку, другие помогали новичкам преодолеть первую стенку.

Нас было человек двадцать, из них половина — ученые. Оказавшись на верхней террасе, они тотчас принялись за работу. По счастью, погода была лучше, чем в 1958 году, и туманы отняли у нас меньше времени.

Сейсмология, магнетизм и гравиметрия

Шимозуру и Берг расставили сейсмографы на гребне и надеялись сделать то же самое на нижней террасе.

Увы, расшифровка вулканических подземных толчков — дело архисложное. Специфические волны практически неразличимы, следы их читаются, как иероглифы до Шампольона, а потому истолковывать их почти невозможно. В отличие от «настоящих» землетрясений они большей частью происходят в одном или нескольких километрах от поверхности и весьма слабы. Из-за незначительности расстояния между очагом и сейсмографом их волны не успевают разбиться на четкие фазы. Иначе говоря, из них нельзя извлечь информацию ни о породах, через которые они прошли, ни тем более о механизме их происхождения. Непросто даже локализовать эпицентры и в еще большей степени — очаги.

Несмотря на эти обескураживающие результаты, вулканологические обсерватории и службы считают сейсмограф главным инструментом выслушивания вулканов и попыток предсказания их пробуждения. Такой выбор основан на мнении, согласно которому любому извержению предшествуют серии толчков, сопровождающих подъем магмы к поверхности. На самом же деле это наблюдалось, насколько мне известно, лишь однажды. Было это в 1959 году на Гавайских островах, где Джерри Итон путем изучения подземных толчков и вздутий почвы смог сделать на вулкане Килауэа самый удачный за все времена прогноз.

Но зато столько извержений произошло без усиления обычной сейсмической активности, столько интенсивных сейсмических кризисов не сопровождалось извержениями, что годность метода довольно сомнительна. Это не мешает пленникам интеллектуальной и служебной рутины оставлять за сейсмографами абсолютное первенство в вулканологии.

В 1959 году я еще не относился столь скептически к вулканологической сейсмологии, и, поскольку ни одного специалиста в Европе не нашлось, мы обратились к самому известному японскому профессору Минаками с просьбой прислать кого-нибудь из своих учеников. Он командировал лучшего — Дайсуке Шимозуру.

Самолет; на котором он летел, сел в Калькутте на брюхо и загорелся, но пассажиры и экипаж успели спастись. У Дайсуке остались только рубашка, брюки и башмаки… Добравшись до Букаву, где мы обосновались, он рассыпался в извинениях, так как в самолете сгорели не только сейсмографы, но и подарки, которые он собирался нам вручить, как того требует японский этикет. Телеграф, солидарность ученых и авиация помогли нам собрать несколько разнокалиберных сейсмографов, к которым Шимозуру приспособился со своей невозмутимой и улыбчивой учтивостью. Но по пропавшим подаркам он горевал до самого конца.

Шимо, как мы стали его звать, невысок и черноволос, а Ги Боннэ, второй геофизик группы, был завидного роста и почти совсем седой в свои сорок с небольшим лет. Он привез на вулкан магнитные весы. Этот прибор хотя и называется весами, но ничего не взвешивает, а служит для измерения магнитного поля Земли. Его неоднородность, отражающая различия в составе недр, еще заметнее на вулканах — отчасти из-за большого количества магнитных минералов, отчасти из-за пертурбаций, вызываемых в их магнетизме высокими температурами.

Влияние последних на магнитное поле заставляет думать, что подъем магмы из глубины должен как-то действовать на его структуру. Еще не изобретен прибор, способный постоянно регистрировать эту структуру и, следовательно, предупреждать об опасности извержения, а потому Ги Боннэ продолжил начатую в 1958 году его ассистентом Бергом работу по составлению точной магнитной карты. Годом позже можно составить новую карту и, сравнивая ее с предыдущей, отметить происшедшие изменения.

Вооруженные гравиметром, Матьё и Эврар были заняты поисками аномалий силы тяготения. Как известно, она неравномерна по всей поверхности и зависит, в частности, от наличия под почвой скалистых масс различной плотности. На этом, кстати, основан один весьма эффективный метод горнорудной разведки.

Остальные специалисты занимались фотограмметрической съемкой кратера и отбором образцов.

Жаркое дыхание Ньирагонго

На сей раз мы решили спуститься в кратер с юга. Со времени предыдущего посещения от стенки отвалились целые части, изменив обстановку к лучшему с южной стороны. Выигрыш был еще и в том, что отпадала нужда в дополнительном лагере. Скоро вокруг лагеря № 3 образовалась целая деревня, даже с курами среди палаток. Были палатки для сейсмографических самописцев, для других приборов, для библиотеки, кухни, склада, столовой и конторы; остальные служили спальнями.

Тюльпен привез повара, сумевшего поддерживать прекрасный тонус у группы. Звали его Свели. По виду это был настоящий пират — одноглазый весельчак, которому не хватало лишь деревянной ноги, чтобы стать копией флибустьера с острова Тортуга, Он гениально готовил мясо тощих коз и полудохлых цыплят. В помощниках у него ходила личность также нестандартная: Альет де Мунк одолжила нам — по его собственной просьбе — некоего Мализеле. Я неоднократно брал его на охоту; он был прекрасным поваром, неутомимым ходоком и блестяще орудовал мачете в джунглях. Те, кто был знаком с ним день или два, легко могли принять его за немого, но я-то хорошо знал, что он способен был произносить по целых десять фраз в день.

…Около двух часов пополудни 12 августа 1959 года я ступил на вторую платформу. Благодаря приобретенному опыту и более милостивой погоде на это ушло вполовину меньше времени, чем годом раньше. Остаток дня мы с Тюльпеном принимали оборудование и разбивали бивуак на своем «балконе», потом до середины ночи бродили над лавовым озером, упиваясь его фантастической красотой. Парадоксально, но выдыхавшие пламя могучие «ноздри» оказались почти на тех же местах, что и в прошлом году.

На следующий день мы отправились изучать маршруты спуска к берегу озера. Полуостров, разделявший в этом году надвое его южный рог, соединялся невысоким перешейком с «твердью». Когда уровень озера поднимался на несколько футов, языки лавы перехлестывали через него. Это надо было учесть, поскольку мы намеревались туда забраться.

После полудня нам спустили Берга и Эврара. Кончилось беззаботное житье! Назавтра, только-только установив первый сейсмограф, Берг едва не погубил бывшего с нами на третьей террасе Эврара, столкнув по недосмотру увесистую глыбу. Я закричал, и Эврар успел отскочить. Берг же сильно ушиб ногу, и его пришлось отослать наверх. В общем, опять нужно было держать ухо востро. И все-таки единственный день свободы убедил нас в достижимости цели.