Запах серы, стр. 30

В следующем году медведей было больше. Погода стояла отличная, и мы исходили долину вдоль и поперек в сопровождении молодого лесничего-инспектора рыбнадзора, бывшего нашим проводником в первый приезд. Именно тогда я наблюдал тысячи раз описанную, но все равно потрясающую очевидца сцену охоты медведя на лосося…

Известно, что летом лосось идет из океана вверх по рекам на нерест. Механизм этого явления до конца еще не выяснен. Я много раз читал о нем и слышал, но видел впервые… Брукс-Ривер была вся розовой от лососей; тесно прижавшись друг к другу, они заняли всю 20-метровую ширину потока и доблестно сражались с быстрым течением. Зрелище зачаровывало уже одним этим проявлением необоримой воли, пусть даже инстинктивной. Остановить рыб могла только смерть от полного изнеможения при неудачных прыжках через плотины. Своим цветом и поведением кишащая масса напоминала мне стотысячные, может быть, миллионные стаи розовых фламинго на берегах кенийских озер… Ко всему этому добавлялась охота медведя. Она тоже была описана не однажды, но на бумаге все выглядит совсем не так. Тяжеловесная неуклюжесть и медлительность большого зверя, округлость его толстой шубы, плавные повороты огромной головы… И вдруг — выпад, щелкают челюсти, схваченный лосось отчаянно бьется в медвежьей пасти, а рыболов невозмутимо удаляется вперевалку в лес, чтобы заняться трапезой в укромном местечке, вдали от посторонних взглядов.

Аляска показалась мне одним из самых чудесных уголков планеты. В тот год я облетел на небольшом двухмоторном самолете Алеутскую цепь. На протяжении около 3 тысяч километров вулканы группируются в ней целыми дюжинами. Мы осмотрели всего лишь четвертую часть ее, но едва ли не лучшую! Некоторые вулканы, самые красивые в мире, представляют собой почти безупречные, скованные льдами конусы. Другие, проглоченные подземными пещерами, как Катмай, превратились в необъятные кальдеры — цирки шириной 10–12 километров, в глубине которых мы с высоты замечали маленькие новорожденные вулканчики, любопытные многодольчатые лавовые потоки, кратеры, вертикальные пики, озера цвета изумруда и киновари.

Кстати, озер на Аляске видимо-невидимо. Самые удивительные из них — озера правильной прямоугольной формы, что тысячами усеивают бесконечные равнины за горным хребтом Брукс, вдоль Ледовитого океана.

Горы этого полуострова входят в число самых грандиозных: Мак-Кинли, массивы Логана, Сент-Элиаса, Фэруэтера… А их ледники так велики, что рядом с ними монблановский Мэр-де-Гляс кажется смехотворно маленьким. Аляскинская фауна очень богата. Я уже говорил о медведях и лососе, но там еще водятся бобры и дикобразы, северные лоси и олени, волки и форель, лисы… всех не перечесть. Живности так много, будто нога человека там не ступала. Действительно, просторы безбрежны, плотность населения крайне невысока, а охота строго регламентирована. Животный мир Аляски поражает своим изобилием и француза, и итальянца, ведь их соотечественники — скорее истребители живого, нежели охотники, — почти целиком лишили свои страны фауны. Даже для меня, повидавшего массы животных в Восточной Африке, это иногда было откровением. Например, у подножия Мак-Кинли я видел многотысячное стадо оленей карибу, рассеянное на равнине от горизонта до горизонта. То же можно сказать и о дикобразах, самых равнодушных к человеку из встречавшихся мне диких млекопитающих. Одного из них мы заметили по дороге в бухту Кука. Я остановился, чтобы лучше его разглядеть, а он сполз с откоса, прошествовал под нашей машиной и направился дальше, как если бы с рождения жил среди автомобилей и людей. Еще один сидел на нижней ветке дерева и не отклонился ни на сантиметр, хотя я подошел к нему почти нос к носу.

Кстати, о лосе. Я с опозданием узнал, что крупно рисковал, подойдя однажды вплотную к пасшемуся лосю в наивной уверенности, что животные неагрессивны, если их не провоцировать и не пугать. Американский лось — крупный зверь с длинными ногами, широкими раздвоенными копытами, вислой мордой и еще более раскидистыми, чем у оленя, рогами. Он лишен стройности и скорее некрасив, но в нем есть что-то древнее, почти доисторическое, что привлекает и даже околдовывает. Я поддался его чарам до такой степени, что, того не ведая, подставил себя под удар его копыт. Потом мне сказали, что как раз передними ногами он дерется охотнее. Говорили, что своим острым, как бритва, копытом он способен распороть человеку живот. Не сознавая опасности, я созерцал покрытые коричневым бархатом стволы рогов, большие темные блестящие глаза и странный нос, придающий лосю сходство с тапиром. Я чувствовал себя настолько уверенно, что могучий бык, на которого наверняка ни разу не охотились, не только сам не был ничуть не обеспокоен, но и во мне не уловил ни малейшего беспокойства. Ничто так не стимулирует агрессивность животного, как внушаемый им страх. То ли страх придает специфический запах поту, то ли еще по какой причине, только взаимосвязь здесь бесспорна и любой может в этом убедиться на примере собаки (за исключением специально дрессированных). Если вы боитесь, она на вас набросится. Если вы сделаете вид, что вам не страшно, она, вне всякого сомнения, будет только рычать и скалить зубы. А если вы действительно спокойны, то ровным счетом ничего не случится.

Выказываемая аляскинским зверьем доверчивость во многом, конечно, объясняется тем, что людей там еще очень и очень мало. Но самое недалекое будущее вызывает у меня немалые опасения. Две вещи угрожают этому краю: туризм и урбанизация. Как и повсюду, города там растут на глазах, а открытие богатых нефтеносных пластов на арктическом побережье только ускорит этот процесс. Вряд ли соображения экологического порядка возобладают над индустриальной заразой в том обществе, которым правит прибыль. Аляска не станет исключением.

Язва туризма также поразит эти края. Пока сюда едет меньшинство, так как жизнь в США дорогая и даже для их граждан Аляска — край неблизкий; но уже видны там и тут отели, автобусы, вереницы паломников, покорно слушающих, смотрящих, фотографирующих и покупающих неизбежные «туземные сувениры». Уже организуются сафари, как в Кении или Чаде. Рекламные проспекты называют Аляску «раем для рыболовов». Там можно вытягивать без малейшего навыка по здоровенной форели в минуту (даже мне это удавалось!). Если дело пойдет таким темпом, как скоро аляскинские дикобразы научатся бояться человека?

1963–1967

Ирасу

В Конго (тогда еще Бельгийском Конго) я открыл для себя великолепие вулканического извержения. Затем я осваивал профессию вулканолога, где только мог, особенно на Стромболи и Этне. Во-первых, эруптивная активность этих двух вулканов практически непрерывна, что встречается нечасто, так как из тысячи вулканов земного шара менее десятка обладают подобным свойством. Во-вторых, они находятся всего в нескольких часах от Парижа. Когда я закончил «среднее образование», Этна и Стромболи по тем же двум причинам стали центром исследований, которые продолжаются до сих пор. До 1956 года я предпочитал Стромболи, а потом Этну. Объясняется это тем, что Стромболи подвергся нашествию туристов. Господствующий над его жерлами гребень черного пепла «украшен» теперь картонными коробками и пластиковыми мешочками. На любой улице любой деревни встречаешь нелепые образчики отпускников. Хуже того, жители этих деревень сами постепенно превратились в паразитов туризма, а это, конечно, самое печальное.

Поскольку мы 2–3 раза в году бываем на Этне и время от времени на Стромболи (с целью испытать новый метод измерений или отбора проб), такие поездки стали для нас в некотором роде рутиной. Но четверть века усердных посещений нисколько не притупили нашего восхищения игрой кипящей лавы. Скорее наоборот. Мало-помалу на него наложилась новая радость, отличная от той, что приносят любование зрелищем или преодоление трудностей, а именно радость открытия. Профессия исследователя — одна из лучших в мире, но открытия в ней чрезвычайно редки: ведь большинство наук изучаются уже давно целой массой специалистов. Напротив, вулканология — наука совсем молодая, а исследователей в ней на сегодняшний день очень мало. Вот почему при прочих равных условиях радость познания нового в ней можно испытать чаще, чем в других научных дисциплинах.