Запах серы, стр. 25
Как выяснилось, все было проще простого… У края Кальдейры с высоты около тысячи метров я увидел, что от бывшего там неглубокого озера осталось несколько луж. Дно кратера было изрезано параллельными трещинами, их направление совпадало с направлением многочисленных сбросов, замеченных мною утром того же дня, — они определяли в пострадавшей части острова границы катастрофического опускания. Объяснение напрашивалось само собой: извержение Капелиньюша за последние месяцы выкачало всю магму из подземного резервуара, который лежал самое большее на глубине нескольких километров и состоял, судя по очевидным геологическим данным, из широких параллельных расселин. Естественно, что крышка резервуара осела в освободившееся пространство. Это заняло 36 часов и вызвало 450 толчков. Отсюда и сейсмическая вспышка.
Что до взрывов, то здесь тоже все было элементарно: отдельные трещины прошли через Кальдейру и поглотили ее озеро. Температура пород спящих вулканов равняется сотням градусов на глубине в десятки, максимум сотни метров, а потому вся. низвергнувшаяся в трещины вода моментально испарилась. Значит, в этом замкнутом пространстве расширение пара могло быть только взрывным. Взрывы перемололи светлые трахиты, из которых состоит Кальдейра, выбросив в воздух белый порошок и водяные пары, что и было принято за пробуждение вулкана… Таким образом, можно было спокойно отправлять назад корабли, вызванные для эвакуации населения.
У подножия Кальбуко я тоже встретил губернатора, внешне столь же обеспокоенного, как и его коллега с Файяла, но, как мне показалось, более озабоченного своей карьерой накануне выборов (дело было до военного переворота). Правительство прислало к нему европейских вулканологов, и он усматривал в этом способ показать себя в выгодном свете. Тем не менее он был возмущен моим признанием в неосведомленности и согласился подождать прогнозов до нашего возвращения из кратера. Надо добавить, что население было сильно травмировано сошедшим накануне лахаром, хотя жертвами его оказались только четвероногие — даже их настигают грязевые потоки, движущиеся поразительно высокой скоростью.
Кальбуко
Сначала мы сделали попытку добраться до кратера своим ходом. Склоны Кальбуко испещрены таким количеством узких глубоких каньонов и ощетинились столькими пиками и башенками, что любой геолог или вулканолог может подумать будто он потух тысячи лет тому назад и с тех пор основатели подвергся эрозии. Именно здесь я убедился в том, что должен был бы уяснить себе еще в 1956 году, когда посетил на Яве Келуд: молодой и активный вулкан может быть поражен эрозией в той же степени, что и старые вулканы. Все зависит от количества и силы эрозионных грязевых потоков, а также от вязкости лав, образующих гигантские наросты и купола на склонах горы. Короче говоря, своими неровностями данный рельеф обязан подлинной, но недавней эрозии, производимой лахарами, и высокой вязкости лав, громоздящихся иногда на сотни метров над подводящими каналами.
Губернатор настоял на том, чтобы мы взяли проводников. Ими оказались три крестьянина занятного вида. Первый был худой старик лет шестидесяти, с седой шевелюрой, железной недельной щетиной, одним передним зубом, но сохранивший сильное гибкое тело; в общем, лицо патриарха и ноги молодого охотника за ланями — таким был Рибера. Второй, по имени дон Карлос, был того же возраста, внешность имел цветущую, с поднимавшимся к толстому красному носу тяжелым подбородком, и походил на померанского крестьянина. Третьего проводника мы встретили уже на узкой лесной тропинке. Он был похож на первого и уже успел подняться довольно высоко в горы, чтобы посмотреть на извержение: «Люди говорят то да се, а я решил сам взглянуть…» У этого тощего и косматого конкистадора, одетого как бродяга и обутого в самодельные сапоги из коровьей шкуры, был настоящий научный ум! Звали его Сальдивия.
Вездеход доставил нас к отметке 400 метров (озеро Льянкиуэ находится на высоте 50 метров, а кратер — 2000). Оттуда мы пошли по тропинке, вдоль которой в невиданном изобилии росли высокие фиолетовые наперстянки, потом через бамбуковые заросли — они казались белесыми против света и образовывали подлесок редких гигантских деревьев. На высоте около 1100 метров мы вышли на ровные альпийские луга. Тропинка шла по гребню, отделявшему поросший лесом склон от оврага с вертикальными стенками глубиной в добрых 200 метров; на дне рокотал поток. Я с беспокойством наблюдал за беловатыми парами, сгущавшимися на верхних склонах горы. Повернувшись в другую сторону, я заметил, что безупречный заснеженный конус Осорно в 20 километрах от нас плавал в просвечивающей дымке. На отметке 1200 метров мы попали в туман. Тропа кончилась, но мы продолжали идти по гребню следом за легконогим Риберой. Около 1400 метров гребень стал острым и неустойчивым. С обеих сторон крутые обнаженные склоны спускались в скрытые туманом пропасти. Рибера объяснил, что почва с них была содрана колоссальным землетрясением в минувшем году.
Мне пришлось пройти вперед, так как Рибера не желал первым ступать на откосы из твердых туфов по обе стороны гребня; из них торчали огромные глыбы, на которые мы спускались всякий раз, как высокие выступы вынуждали нас к сложным обходным маневрам. Поскольку веревок не было, я не мог без страховки вести своих спутников на приступ этих почти вертикальных препятствий. Идти становилось все труднее. Вскоре гладкая плита окончательно преградила нам путь — она была по плечу только опытному скалолазу. Рибера с Сальдивией прошли бы ее, но остальным троим это бы не удалось.
Чтобы не возвращаться с пустыми руками, мы решили взять левее и попытаться дойти до столба серого вулканического дыма, поднимавшегося из бока горы в нескольких километрах к югу, — он интриговал меня с самого начала. На вопрос: «Можно ли добраться туда по склону?» — дон Карлос и Рибера без колебаний ответили: «Еще бы! Два-три овражка, а за ними совсем легко!»
Пришлось вернуться к месту, где кончались оголенные землетрясением склоны. На этом мы потеряли метров двести высоты. Цепляясь за кусты, заскользили вниз (потеряв еще пару сотен метров), перешли поток вброд и взобрались на поросший травой противоположный склон. Потратив час, я добрался до нового гребня и здесь испытал разочарование во второй раз за день: наша цель, то есть столб дыма, была по-прежнему столь же далекой, а это означало, что она намного дальше, чем мы думали. От следующего гребня нас отделял еще один овраг.
Был час дня. Поднажав, чтобы преодолеть «два-три овражка», мы могли бы очутиться у столба дыма достаточно рано, чтобы вернуться в долину если не до наступления темноты, то хотя бы без особого труда. Со вчерашнего вечера мы ничего не ели. Я к такому режиму привык и частенько не беру еды на целый день ходьбы по горам. Правда, мы захватили несколько груш — они пошли на завтрак и на ужин. Цепляясь за кустики, сползли в глубокий овраг, перешли по бревну через широкий, пенившийся в каменном желобе ручей и взобрались еще на один гребень. С него мы разглядели, что по крайней мере еще два оврага отделяли нас от более высокого гребня, откуда можно было бы увидеть вытекающий из кратера поток и эруптивное жерло, из которого поднимался столб дыма. Раз так, то вперед! Перебираться через овражки было все так же непросто, на всех спусках и подъемах надо было отыскивать проходы. Кроме того после каждого оврага мы теряли в высоте, а к кустарнику добавлялись бамбуковые деревца. Правда, хвататься за них было куда как приятнее и надежнее… И все-таки, когда мы наконец выбрались на желанный гребень, потока мы перед собой не обнаружили. Похоже было, что столб дыма так и не приблизился: взгляду открывались новые гребни, а уже было около трех часов дня… Я решил повернуть назад, чтобы до ночи вернуться на лесную тропинку. Стало быть, новых три часа карабканий по «двум-трем овражкам». Перспектива эта тем более обескураживал что ей предшествовала полная неудача…
Однако Рибера и дон Карлос настояли на том, чтобы идти дальше, но не к жерлу, недосягаемому в тот день, а к длинному лесистому холму ниже нас к юго-востоку, где, по их словам, проходила тропа лесорубов. Конечно же, был прямой резон не ползти назад, а перебраться через «два овражка», отделявших нас от холма, если можно было верить проводникам.