«Кино» с самого начала и до самого конца, стр. 7

Здесь нас никто не любит.
И мы не любим их…

Да, это был ритм-энд-блюз! Да, это был рок! Всего лишь акустическая гитара и гнусавый «дилановский» голос, но сочетание это, возможно, могло рвать телеграфные провода и проламывать потолки и стены, во всяком случае, остановить песню на середине было абсолютно невозможно. Как он добивался и добивается до сих пор этого, одному ему в России присущего драйва — решительно мне непонятно. Это, видимо, особый талант. Кто только у нас не пытался играть рок-н-ролл — от Пугачёвой и Леонтьева до самых оголтелых восьмиклассников на школьных вечеринках, а про рокеров и говорить нечего — через одного поют — «рок-н-ролл, рок-н-ролл», а толку никакого нет. Получается или дешёвый попс, или тяжеловесные неуклюжие навороты, а той лёгкости, мощи, сексуальности, разнузданности, беспредела и трезвости одновременно, того кайфа, того рок-н-ролла, кроме Майка, у нас не выдавал никто.

«Остерегайтесь контрактов с музыкантами, которые не знают, как играть музыку Чака Берри» — сказал один американский продюсер.

«Остерегайтесь играть с парнями, не уважающими группу „Зоопарк“», — могу продолжить и я, если только это кому-то интересно.

К моменту наших крымских каникул с Майком мы были знакомы все трое и песни его были нами любимы и почитаемы. Он же привил нам любовь к замечательной группе «Ти Рекс» и Лу Риду, у него мы слушали классические роки шестидесятых, в общем, развивались.

Конечно, всё это оказывало на нас определённое влияние. Нельзя сказать, что песни Цоя и мои, хотя у меня их и было очень мало, являлись подражанием «Аквариуму» или «Зоопарку» — вовсе нет. У нас хватило ума не заниматься копированием, и мы, в основном этим занимался Цой, использовали эти группы в качестве критерия оценки при написании песен. У них мы учились избегать штампов, свободнее пользоваться словом и вообще — думать перед тем, как что-то писать. У Цоя это получалось лучше, чем у нас с Олегом, — он не разбрасывался, а, что называется, «забил на всё» и сидел с гитарой в поисках новых идей.

Вот так и сидел он у палатки, что-то наигрывая и мыча. Олег предложил сыграть вместе «Песню для М.Б.» — посвящение Марку Болану. Мы хотели разложить её на голоса, а Олег обладал небольшой хоровой практикой, и с его помощью это было легче сделать. Я взял вторую гитару, а Цой запел:

Я иду, куда глаза мои глядят,
И, если хочешь, пойдём со мной.
Я срубил под корень свой цветущий сад
И то же будет с тобой.
Не закрывай на грязь и на боль глаза
И на цветы с усмешкой ты посмотри,
Сломай свои, раз навсегда, тормоза,
Глаза, пока не поздно, протри.
Пойдём со мной и выпьем пива
В ларьке. Пойдём, хоть на этот раз.
Потом пойдём купаться в грязной реке,
Только не закрывай глаз…

Втроём выходило очень неплохо — я хорошо всё слышал, поскольку не пел, а только играл простенькое соло. Олег чисто, в терцию подпевал. Цой играл ритмично и без лишних украшений — школа Пашкова и Майка.

К этому времени все мы были несколько «не у дел» — группа «Пилигрим» уже развалилась, не выдержав творческих споров участников коллектива, «Палата» тоже молчала — Максим учился в театральном и был постоянно занят, в общем, все мы были как бы «в творческом отпуске».

— Витька, слушай, мне, кстати, нравятся твои песни, — сказал я.

— А мне — твои, — сказал мне Витька.

— Давайте, может, сделаем группу. — Я посмотрел на Олега.

— Это круто! — Олег улыбнулся.

— Давайте, — сказал Витька.

Глава 4

Цой был одет в чёрные узкие брюки, из которых высовывались ступни ног в чёрных носках, чёрную рубашку и чёрную жилетку из кожезаменителя. Жилетка была украшена булавками, цепочками, значочками и прочими атрибутами панк-битничества. Волосы у него были тоже чёрные и довольно длинные, короче говоря, этот юноша имел несколько мрачный вид. Познакомившись, мы решили для пробы открыть одну из трех бутылок прямо на кухне, что и проделали с большим удовольствием. Вино в духовке нагрелось до оптимальной температуры, и можно было уже звать всех остальных, но мы не торопились и мирно беседовали, попивая горячий «Гет ап». Кстати, после того, как Цой мне представился, я довольно долго думал, что «Цой» — это кличка, так же, как и «Рыба».

Клички у нас были очень интересные, разнообразные и весёлые. Начиная с традиционных — Свин, Рыба, Шмель, они уходили в экзотику, а то и вовсе в абсурд: Хуа-Гофэн, Пиночет (Пиня), Монозуб, он же Панкер, которого прозвали так за отсутствие одного переднего зуба, Кук и Постер, Птеродактиль, Алкон, Коньячник, Юфа, Юфинсын (пишется в одно слово) и даже Юфинсынсын. Понятно, что последний являлся учеником Юфинсына, который, в свою очередь, был учеником самого Юфы. А что стоит простая, на первый взгляд, кличка, вернее — имя — Севка. На самом деле этого парня, который одно время играл на гитаре в группе Свина, звали по-другому, но когда он впервые появился у Свина дома, то мама Андрея прижала руки к груди и воскликнула:

— Боже, как он похож на Севку в молодости! И стали его звать «Севкой в молодости» или просто — Севкой.

Разговорились мы с Цоем, естественно, о музыке. Когда я спросил его о любимых группах, то он, помолчав, сказал: «Битлз». Это настолько не вязалось с его внешним видом, хотя все мы были тогда хороши, что я сильно удивился. В дальнейшем выяснилось, что вкусы у нас очень схожи: «Битлз», «Стоунз», Элвис Костелло, «Генезис», новая волна, в общем, традишенал. Это было приятно — я любил традиционный рок и с удовольствием делился своими впечатлениями. Цой, хотя и был менее разговорчив, поддерживал беседу не без интереса, сказал, что в свою очередь удивлён тем, что такому человеку, как я, нравится «Битлз» и «Генезис», мы посмеялись и отправились к друзьям крайне довольные друг другом, горячим вином и содержательной беседой.

Через некоторое время произошло событие, которое заметно укрепило нашу дружбу и простимулировало Цоя, да и меня тоже, заняться сочинительством всерьёз.

Музыкальная активность, которую развил Свин, естественно, не могла остаться незамеченной на сером фоне русской музыки начала восьмидесятых. Любой коллектив, занимающийся роком, моментально становился известным в тех или иных кругах, ну и в КГБ, естественно. Рок-группы привлекали к себе жадное внимание со всех сторон — и тинэйджеры, и критики, и работники исполкомов, и правоохранительные органы имели с них свой кайф. Кому удовольствие от музыки, кому — повышение по службе за арест опасного идеологического диверсанта.

Перестройку общественного сознания начал в 1980 году известный московский музыкальный критик Артём Троицкий. Он прозорливо решил идти другим путём во всём, что касалось развития рока в России. До сих пор это была, в основном, музыка деклассированных для деклассированных (были, правда, и исключения). Артём же повёл мощную атаку на «высшие», так сказать, слои советского общества, на так называемую интеллигенцию, на Пресс-центр ТАСС, на Союз журналистов, на радио, на телевидение (это в те-то времена!) и тому подобное. Он устраивал маленькие полудомашние концертики разным андеграундным певцам и приводил туда представителей московской элиты, которые при желании «нажимать на кнопки» у себя в офисах. При этом Артём обладал хорошим вкусом и юмором, а также был хорошо осведомлён о предмете, которым занимался, то есть о рок-музыке во всех её ипостасях. Вообще он был интересным человеком и отдавался работе с азартом. Я пишу — был, имея в виду дела десятилетней давности, а Троицкий и по сию пору не менее интересен и деловит и знает о роке ещё больше, чем в восьмидесятом (что естественно). Глаза мои, уставшие от журналистов и комментаторов-дилетантов, ни хрена не знающих о рок-музыке и с видом знатоков рассуждающих о ней по телевидению и на страницах толстых книг собственного производства, глаза мои бедные отдыхают, когда я вижу на экране знакомое спокойное лицо, и уши мои релаксируют от его печального ироничного голоса.