«Кино» с самого начала и до самого конца, стр. 5

Нот не знал почти никто, инструменты были просто, как говорил Ницше, за гранью добра и зла — сейчас гитар с таким звуком просто не бывает. Ходят слухи, что когда Брайан Ино посетил Советский Союз, он приобрёл гитару «Урал» и увёз её к себе в Англию — поражать друзей-авангардистов. Но играли мы отчаянно и самозабвенно. Ради хард-роковой группы «Пилигрим» Олег ушёл из ЛИИЖТа, ради неё же я ушёл из ВТУЗа, где учился вместе с Юфой. Свин покинул театральный тоже, в конечном счёте, из-за музыки.

Планы были грандиозные и, как показывает время, не у всех они оказались утопией. Мы, например, откровенно смеялись над Дюшей, который пытался поднять мощность звучания «Пилигрима» до одного киловатта.

— Зачем нам это? Что нам, оглохнуть тут всем?

— А если мы на стадионе будем играть? — абсолютно серьёзно спрашивал Дюша.

— Мы — на стадионе? Такие уроды — на советском стадионе? Да ты заболел, родной!

Однако Дюша не заболел и через несколько лет вовсю играл на стадионах с группой «Объект насмешек». Кто мог знать, что так повернётся? Нас, натуральных зверей, да чтобы выпустили на большую сцену? Это бред собачий! Песни битников были для того времени слишком откровенны и прямолинейны — взять хотя бы свиновские ранние хиты, «Утренничек», к примеру:

Утренничек, утренничек —
Детская забава.
Я до конца не досидел —
Началась облава…

А знаменитая «Чёрная икра»:

Пошёл я раз на помоечку,
А там я нашёл баночку…

— Радоваться надо!

Свин познакомился с ребятами из группы «Палата № 6», и они стали активно принимать участие в общем веселье. Песни «Палаты» были замечательно мелодичны, что сильно выделяло их из общего, довольно серого в музыкальном отношении, питерского рока. Лидер группы Макс (Максим Пашков) пел профессиональным тенором и здорово играл на гитаре, а ансамбль отличался просто замечательной сыгранностью и аранжировками. А что такое аранжировка, молодые битники тогда вообще понятия не имели, и всё это было чрезвычайно интересно и ново. «Палата» играла довольно специальную музыку — панк не панк, хард не хард, что-то битловское, что-то от «Блэк Саббат» — в общем, интриговала.

В один из обычных, прекрасных вечеров у Свина, когда все, выпив, принялись удивлять друг друга своими музыкальными произведениями, я и басист «Палаты» сидели на кухне и наблюдали за тем, чтобы три бутылки сухого, лежащие в духовке, не нагрелись до кипения и не лопнули раньше времени — наиболее любимая нами температура напитка составляла градусов 40—60 по Цельсию. Поскольку лично мы ещё не были знакомы, я решил восполнить этот пробел:

— А тебя как зовут? — спросил я. — Меня — Рыба.

— Меня — Цой.

Глава 3

Очень уж много событий за один день. Слава богу, все разошлись, и мы наконец-то могли отправиться к своей палатке. Как мы там поместились втроём, точно объяснить не могу, но тяги к комфорту у нас тогда ещё не было и мы заснули моментально — свежий воздух и бешеная усталость дали себя знать.

Солнце взошло над посёлком Морское со страшным скрежетом, лязганьем и скрипением. Оно ярче и ярче просвечивало сквозь брезент палатки, и жуткий металлический грохот нарастал, наполняя собой всё видимое пространство.

Мы смотрели друг на друга и не двигались. Молчали. Вылезать из палатки и смотреть, что же такое происходит на рассвете в этом уютном местечке, как-то не хотелось. Но вот шум стал удаляться в направлении моря, и Олег, как наиболее мужественный из нас, исчез за брезентовым пологом. Мы с Цоем ждали известий минут пять и дождались. Первые известия от Олега были абсолютно непечатные, но они вернули нам силу духа и тела, и мы вылезли на бережок ручья на помощь нашему товарищу.

Олег стоял подбоченясь, молча и злобно глядя вслед удаляющемуся от нас колёсному трактору, который ехал прямо по ручью — утренний туалет, что ли совершал. Естественно, он проехал и по нашей заначенной бутылке водки, что спала в ручье и не успела проснуться, как дитя индустриализации размазало её по дну. К трактору мы быстро привыкли — он ездил на пляж каждое утро — то ли по делам, то ли отдыхать, а вечером возвращался обратно — уставший, загоревший. Он с хрипом проползал мимо палатки и исчезал в диких горах — где-то там у него было логово.

— Та-а-а-ам, та-а-а-ам, в сентябре-е-е… — вдруг запел Цой, — там я остался-а-а…

— Что, так сильно Леонтьева полюбил? — хмуро буркнул Олег. Он всё ещё страдал по потере бутылки, как будто она была последней в нашей жизни.

— Та-а-ам я остался-а-а-а…

— Ладно, давайте похаваем. Та-а-а-а-ам…

— Вот, новый поворо-о-от, — подключился я к утренним вокальным упражнениям. Олег улыбнулся и вдруг заорал диким и ужасно громким голосом:

— Пропасть, или взлё-ё-ёт!!! — И смягчившись, сказал снова. — Ну ладно, давайте похаваем.

— Это заблуждение, — многозначительно произнёс Цой.

— Что — заблуждение?

— Что мы сейчас здесь должны хавать.

— ?

— Да, — поддержал я Цоя, — давайте на пляж чего-нибудь возьмём, там и похаваем…

— Сначала мы возьмём баночку, — Цой посмотрел на меня, — трехлитровую.

— Это дело, — согласился я. По лицу Олега было видно, что компромисс его удовлетворяет.

— Но похавать, всё-таки, надо. — Он не сдавался.

— Конечно, надо. Вот возьмём баночку, пойдём на пляж и похаваем.

Олег и я принялись зашнуровывать полог палатки, а Цой молча смотрел на нашу работу, не двигаясь с места. Мы старались закрыть вход в жилище поаккуратней, чтобы не видно было вещей, гитар, консервных банок, медиаторов и прочей мелочи, что выпала из нас во время сна.

— Думаете, ворам это будет не развязать? — поинтересовался Цой.

— Ну, всё-таки…

— Ладно, кончайте ерундой заниматься. Жарко уже.

Да, становилось жарко. А когда мы наконец добрались до пляжа, стало просто невыносимо. Чтобы немного улучшить самочувствие, мы отхлебнули из баночки и бросились в долгожданное Чёрное море. Олег, хоть и обладал могучим телосложением и по весу тянул, примерно, на нас с Цоем вместе взятых, устал плавать минут через сорок. Он вылез из воды и сел на песок рядом со мной — я сломался на тридцати минутах купания. Мы блаженно жмурились, молчали и смотрели, как Цой плещется и кувыркается в тёмной воде.

— На сколько ещё его хватит? — начали мы прикидывать и начали было даже спорить, но тут Цой вылез на берег. Как выяснилось, он прервал развлечение не от усталости, а от скуки.

— Ну, чего вы тут расселись? Пошли вместе поплаваем…

— Отдохни, — сказал я.

— Да, позагорай.

Это предложение Олега было довольно бессмысленным — на наших глазах произошла чудесная метаморфоза. Как только Цой вышел на сушу, он мгновенно покрылся тёмным ровным загаром такой плотности, какая у обычных людей появляется после пары недель пребывания под палящим солнцем. Мы же с Олегом так легко не отделались и часа через три поняли, что нужно срочно бежать куда-нибудь в тень.

— Пошли, может, похаваем, — неуверенно предложил Олег.

— Да ну, знаешь, только пришли и сразу уходить, — возразил Цой, — рано ещё!

— Брось ты, пойдём, костерок разведём, посмотрим, как там палаточка наша…

— А что ей сделается? Пошли купаться!

— Слушай, мне кажется, я сгорел, — сказал я, — пойдём в тень.

— Иди. А мы с Олегом ещё искупаемся.

— Я с Рыбой пойду. Полежим в тенёчке, похаваем чего-нибудь…

— Пошли, поиграем заодно, — мне не хотелось разрушать компанию.

— Ладно, вы ждите, а я подойду попозже. Начинайте там пока…

— Чего начинайте?

— Ну, там… что хотите, то и начинайте, — Цой улыбнулся, — я подойду.

— Ну, пошли, — я встал и понял, что мы уже опоздали. Спину, плечи, бёдра и всё остальное жгло при каждом движении, правда, ещё терпимо, но я понимал, что к вечеру это «терпимо» может плохо кончиться. «Надо будет ещё баночку взять, — подумал я, — чтобы не очень жгло».